Элисон Гудман - Клуб «Темные времена» Страница 9

– Тогда обещай, что будешь за ним приглядывать.

– Ни в коем случае. Не хочу иметь с ним ничего общего.

Хелен посмотрела на брата, готовая на него надавить, но отказалась от этой идеи, увидев выражение его лица. Никогда на нем не отражалось столько неприязни. Должно быть, лорд Карлстон – редкостный злодей, иначе как он вызвал столько гнева в ее добром брате?

– Пожалуйста, держись от него подальше, – продолжил Эндрю. – Я знаю, тебя не остановишь, стоит тебе закусить удила, но он человек действительно опасный. – Эндрю остановился и посмотрел девушке прямо в глаза: – Я не шучу, Хелен. Не забывай, как он обошелся со своей женой.

– Я и близко к нему не подойду, – пообещала Хелен.

«Разумеется, – добавила она про себя, – но это не значит, что я не могу наблюдать за ним с безопасного расстояния».

Глава четвертая

Четверг, 30 апреля 1812 года

Следующим утром в половине десятого Хелен стояла посре ди будуара, а ее разведенные в стороны руки покоились на смазанном воском панье из ситца и китового уса, привязанном к талии. Дерби натянула на широкий каркас украшенную вышивкой нижнюю юбку из белого шелка, и он больно надавил на бедра. Ей предстояло добавить еще три слоя, чтобы подготовить Хелен к выходу в свет, но девушка уже изнемогала под тяжестью плотной ткани старомодного панье.

Как ее мать и тетушка не уставали каждый день наряжаться в эти громоздкие платья? И как выдерживали испытание вышедшими из моды прическами, которые полагалось носить при дворе?

Хелен просунула указательный палец под одну из подушечек с накладными локонами, на которой держался целый пучок страусиных перьев, и нащупала свободное пространство между слоем помады для волос и густой паутиной шпилек. Несколько из них девушка осторожно переместила, чтобы они не слишком больно стягивали ее собственные волосы. Стало намного легче, однако в воздухе разлился тяжелый аромат жирной жасминовой помады. Хелен закашлялась, и каркас слабо дернулся.

– Миледи, прошу вас, – взмолилась Дерби, отвлекаясь от разглаживания складок на подоле.

Хелен придержала покрытое шелком панье, и горничная расправила последнюю складку. Она была крайне сосредоточенна и походила на шестилетнюю девочку за написанием письма: брови нахмурены, кончик языка зажат между губами.

Накануне Хелен сообщила ей о том, что граф не располагает никакими фактами об исчезновении Берты, и Дерби мужественно приняла эту новость. Впрочем, по ее усиленной заботе о Хелен во время утреннего туалета было видно, что камеристка опечалена. Тем более что она согласилась со словами Хелен о том, что предположительное обвинение лорда Карлстона было вызвано скорее неприязнью графа и не имело под собой достаточно основания. Разумеется, если в деле замешан лорд Карлстон, Берту вряд ли удастся спасти. Хелен склонила голову при этой мысли. Господи, защити бедняжку от подлого человека.

Дерби поднялась на ноги:

– Атлас, пожалуйста! – Она махнула рукой двум горничным, которые держали наготове белое платье с завышенной талией, роскошной серебристой вышивкой и щедрой россыпью жемчуга на вырезе.

Благодаря указаниям Дерби служанки действовали расторопно, и три последующих слоя – атласное платье, полупрозрачная юбка из тюля и еще одна из сетчатой ткани с вышивкой, жемчугом и мелкими стеклянными бусинками – были ловко накинуты поверх затянутого шелком панье.

Наконец Хелен продела руки в рукава белого бархатного спенсера, за который цеплялся шлейф, и Дерби застегнула миниатюрные жемчужные пуговки и бриллиантовую пряжку-аграф под грудью:

– Готово, миледи.

Дерби отошла назад, и девушки улыбнулись друг другу.

Горничные расправили шлейф платья: четыре фута белого бархата с шелком и изобилием жемчуга, стеклянных бусин и серебряных цветов, вышитых на ткани.

– Ваше платье прекрасно, миледи, – прошептала Тилли, самая младшая из девушек. – Оно похоже на замерзший ручей, и все блестит!

Вторая горничная, темноволосая Бет, энергично закивала.

– Тилли, твоего мнения никто не спрашивал, – строго заметила Дерби.

Она взяла Хелен за правую руку и осторожно натянула ей на пальцы изысканную белую перчатку.

– Ничего страшного. – Хелен улыбнулась юной горничной. Слова Тилли не были лестью, в ее глазах светилось искреннее восхищение. – Я тоже считаю, что оно напоминает замерзший ручей.

Плотно прилегающие к коже перчатки украсили ее руки, и Хелен подошла к зеркалу. Разумеется, она тренировалась ходить в панье, и они с горничными не раз надевали праздничный туалет, но ни одна из них не лицезрела конечного результата. Больше всего девушку поразило то, что инкрустированный жемчугом вырез открывал слишком много кожи. Плечи оставались голыми, а вырез был невероятно глубоким – он соответствовал требованиям двора, – и плотная цепь бриллиантов привлекала внимание к бледным, гладким округлостям груди. Хелен не могла оторвать глаз от изгибов, которые прежде никогда не выставлялись напоказ. Подобная откровенность вызывала в ней неприятное волнение и в то же время странное удовольствие.

– Даже смешно сочетать платье с завышенной талией и панье, разве нет? – пробормотала она, однако волшебное очарование наряда и прически высосало яд из ее слов. Хелен не могла не признать, что выглядит блистательно.

– Хелен.

Из-за двери, ведущей в коридор, раздался голос дядюшки. Девушка резко отвернулась от зеркала и встретилась глазами с тремя ошеломленными горничными. Панье покачнулось.

– Иди, – прошептала она Дерби.

Камеристка поспешила к двери, легонько ее приоткрыла и исполнила реверанс.

– Моя племянница может меня принять? – требовательно спросил дядюшка.

Дерби вопросительно оглянулась на леди. Хелен нерешительно кивнула.

– Да, милорд, – ответила Дерби и открыла дверь.

Грузная фигура лорда Пеннуорта была облачена в лаймово-зеленый сюртук для утренних визитов, а старомодный седой напудренный парик подчеркивал синеватые мешки под глазами. Тилли и Бет присели в реверансе.

Дядюшка пристально изучил племянницу.

– Итак, дитя, тебя нарядили, – сказал он глухим от простуды голосом. – Чересчур пышно, как того и требует королева. Оскорбление хорошему вкусу и скромности.

Лицо Хелен вспыхнуло. Впрочем, ей следовало ожидать подобной издевки. Дядюшка пребывал во мнении, что двор королевы – это всего лишь рыночная площадь, на которой расфуфыренные леди обмениваются богомерзкими слухами, и часто его высказывал.

Лорд Пеннуорт нередко выражал свои взгляды на нескромность женщин и порочность общества в целом, как дома, так и на людях. Он восхищался добродетельной христианкой Ханной Мор[13], но его религиозность, в отличие от этой воспитанной, воздержанной дамы, выражалась в вечном недовольстве и брюзжании. Пылкое возмущение лорда по отношению к публичным домам привлекло внимание карикатуристов, и в своих безжалостных картинках они изобразили его как лорда Петуха. В одну из ночных вылазок Хелен обнаружила среди бумаг дядюшки опубликованную гравюру Крукшанка[14]. Ей пришлось засунуть кулак в рот, чтобы не рассмеяться над задиристым петухом, который был вылитый лорд Пеннуорт: широкая грудь колесом, выпученные круглые глаза, багрово-красное расплывшееся лицо и шутовской колпак того же цвета.

– Я не ожидала вас увидеть, дядюшка. – Хелен сделала реверанс и быстро оценила выражение его лица: узкий, обветренный рот был крепко сжат – явный признак того, что лорд собирается прочесть нравоучение.

– Оставьте нас, – обратился лорд Пеннуорт к служанкам.

Они еще раз почтительно присели и поспешили прочь. Дерби бросила полный отчаяния взгляд на Хелен, а затем на портрет, который все так же выглядывал из-за белой пиалы с ароматической смесью. Они обе стояли довольно далеко от туалетного столика и не успели бы его спрятать.

– Ты тоже, Дерби, – потребовал дядюшка.

Дерби снова сделала реверанс и вышла вслед за другими девушками.

Хелен прикинула расстояние до столика. Пара шагов, и за юбкой ничего не будет видно. Если, конечно, она успеет спрятать медальон до того, как его заметит острый дядюшкин глаз.

Девушка дернулась было в сторону, но лорд Пеннуорт уже переступил порог и встал посреди комнаты:

– Леонора сказала, что по ее просьбе ты подготовила ответ Ее Величеству на случай, если она спросит о твоей матери.

– Да, дядюшка.

– Покажи.

Хелен опустилась в глубоком придворном реверансе, стараясь не оглядываться на рамку портрета:

– Да, Ваше Величество. Моя мать – леди Кэтрин.

Серые брови дядюшки вздрогнули. Возможно, Хелен следовало говорить чуть мягче.

– Надеюсь, на Ее Величество ты не будешь смотреть столь бесцеремонно, – нетерпеливо взмахнул рукой лорд.

– Нет, конечно нет.

Дядюшка шагнул к туалетному столику, потирая сухие руки. Он точно увидит портрет.