Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы Страница 16

В этот день они набрели на выход железной руды: отчетливо видная неровная черновато-рыжая полоса тянулась прямо по обрыву скалы. Аск прилип к нему, как муха к меду, и долго ползал по обрыву: это была та самая, знаменитая «кровь великанов», которая встречается только на Квиттинге и больше нигде.

– Да было бы у меня во Фьялленланде такое хоть одно, я бы весь мир завоевал! – бормотал Аск что-то вроде этого, простукивая скалу, ковыряя ножом в пластах и перебирая черноватые, в рыжей пыли, кристаллики породы. А потом вытирая руки о подол крашеной рубахи с небрежностью очень богатого человека.

Тронувшись наконец дальше, они заговорили о ковке булатной стали, которой снова занялись квитты в последние десятилетия: Ингитора видела в Эльвенэсе несколько мечей с булатным узором на клинке, а Аск примерно знал, как они это делают. После всех событий вечера, ночи и утра Аск уже не казался ей чужим и она чувствовала себя с ним гораздо свободнее и приятнее. Увлекшись, дальше они говорили без перерыва: о ценах на оружие в Эльвенэсе, Винденэсе, Фьялленланде, Островном проливе, Ветроборе и других местах, потом о меновой стоимости соболей, стеклянных бус, серебра и золота, о придайнитских кингах, о восточных дирхемах, которые имеют удобный вес в одну девятую эйрира, но из-за своих красивых и причудливых узоров больше идут на ожерелья…

Во всех племенах потомки Ярла живут примерно одинаково, и оба они росли в кругу тех же самых забот и понятий; конечно, разница в их знаниях, представлениях и особенно в опыте имелась, но она только прибавляла беседе увлекательности. Теперь уже каждая мелочь служила поводом для обсуждения: что они будут есть, и какое бы выбрать место для ночлега, чтобы земля была сухая, но поблизости текла вода – они говорили о «медвежьем луке» и о костре «навесом», чтобы огонь не гас даже под дождем, потом о праздничных угощениях, принятых в Эльвенэсе или в Аскефьорде, о лосятине и о копченых медвежьих ребрах, о праздниках, о Гельде Подкидыше, с которым оба оказались знакомы. Заговорили о кораблях, и Аск потребовал, чтобы она нарисовала, под каким углом надо ставить парус, чтобы ходить против ветра – он не верил, что она это знает, а она смеялась над его изумлением, не видя в этом ничего особенного.

Но вообще Аск так откровенно радовался, что она наконец-то разговорилась, что Ингитора испытывала даже некое смущение, как если бы ее благодарили за дорогой подарок. Бедный, как же тяжело ему давалось молчание целых два дня! Но и ей было хорошо: все тяготившие ее тревоги и заботы остались где-то за границей этого леса, она чувствовала себя легко, свободно, говорила и слушала с удовольствием, тем более послушать его явно стоило! Обсуждать плавание в открытом море по звездам гораздо любопытнее с человеком, который действительно бывал сутками в открытом море по пути к Зеленым или Козьим островам, к Эриу, Туалю или Придайни! Он, действительно, оказался очень разговорчив, но болтуном, которых Ингитора не переносила, его нельзя было назвать: во всех его речах проявлялась широкая осведомленность, опыт, ум – живой, свободный и способный видеть каждую вещь с разных сторон и принимать жизнь как есть. Они говорили о гребешках (тот гребень, который Ингитора получила от Хильды, тоже оказался фьялленландской работы), о первых уладских походах Роллауга Красного Щита, сына Хрольва Седого, который лет семьдесят назад первым проложил путь к богатствам эриннских и уладских островов, об охоте на китов и о краске для глаз – разговор их, пока они обходили стороной большое болото, прыгал от самых возвышенных предметов к самым обыденным, но почти не прерывался.

В этом болоте Аск прямо по пути подстрелил несколько птиц, так что заботиться об ужине им уже не приходилось: выбравшись наконец из болота, они устроились в березняке отдыхать и сушить мокрую обувь. Сидя на большой охапке березовых веток со свежей листвой, перед костром, над которым медленно поджаривался их ужин, подобрав усталые ноги, наслаждаясь теплом летнего вечера, покоем и свободой от каких-либо забот, не имея врагов страшнее комаров, Ингитора была совершенно счастлива, как ни на одном пиру в Эльвенэсе.

– Ну, давай еще о чем-нибудь поговорим! – подзадоривал ее Аск, помешивая угли и поглядывая на нее веселыми глазами, смеясь над их неукротимой болтовней, от которой сам же получал столько удовольствия. – У нас так хорошо получается, а я обожаю людей, которые что-то умеют делать хорошо!

Ингитора спрашивала его о «железной рубашке» [7]  – она много слышала об этом и раньше, но впервые встретила человека, который, судя по всему, такую «рубашку» носил под собственной кожей. За разговором они пошли умываться к ручью с буро-желтоватой, но прозрачной болотной водой; Ингитора вытирала лицо, Аск взял второй конец того же длинного полотенца, а она в испуге тут же бросила его. Аск глянул на нее с такой болезненной обидой, что она испугалась еще сильнее: оказалось, что эта примета – вдвоем вытираться одним полотенцем – у фьяллей означает будущую любовь, а у слэттов – скорую ссору, так что ее испуг и его обида на этот испуг содержали одно и то же. Выяснив это, они долго смеялись, стоя над ручьем и держа за два конца мокрое и уже отчасти посеревшее полотенце, а потом он на руках понес ее обратно к костру, якобы для того, чтобы она больше не пачкала вымытые ноги.

Ингитора понимала, что на самом деле это просто предлог ее обнять, но предлог был достойный, не вредящий ее чести, и она, сделав вид, что ни о чем таком не догадывается, благосклонно обняла его за шею. Аск весело глянул на нее при этом, и в его темных глазах блестела задорная искра: он видел, что она все понимает, и был рад, что она делает вид, будто не понимает. И вся эта смесь взаимной проницательности и лукавства так веселила Ингитору, что она ничуть не досадовала на его медленный, почти торжественный шаг. На охапку березовых веток он опустил ее с явной неохотой, а потом вдруг наклонился и поцеловал ее ногу возле самой щиколотки, где кожа была такая же белая и нежная, как на руках. Ахнув от неожиданности, Ингитора в смущении прикрыла ноги плащом: по его вдохновенному и настойчивому взгляду она видела, какие чувства в нем бродят, ей было неловко и весело.

То же самое продолжалось и на следующий день. Вспоминая, что кому снилось, они заговорили сначала о толковании снов, и почему-то теперь этот предмет нравился Ингиторе гораздо больше, чем в девичьей кюны Асты; потом перешли на приметы погоды, потом на свойства драгоценных камней, иные из которых помогают толковать сны и предсказывать погоду. Поколебавшись, Аск поднял рукав и показал ей свой третий браслет, дивной работы, точно живой дракон, с белыми камешками в глазах, размером с зернышко, блестящими, как льдинки, играющими всеми цветами росы под солнцем. Этим можно было удивить даже такую знатную девушку, как она, – это оказались «диаманты», о которых в Морском Пути многие слышали, но очень мало кто видел. Говорили, что диамант – камень храбрости и победы, он укрощает ярость, дает уверенность и силу, охраняет от ран, болезней, сглаза… Ингитора рассматривала звездные камешки, наклонившись над его рукой, и вдруг обнаружила, что придвинулась слишком близко, что он стал дышать глубже и чаще, что напряженный жадный взгляд уперт в нижний край разреза ее рубашки на груди и на нее веет таким жаром, что даже диаманты как-то теряются… Она отпрянула, а он примирительно пробормотал: «Я не буду, не буду!» – и она понимала, о чем он, но сам звук его низкого голоса, вопреки словам, был полон влечения, так что Ингитору пробирала дрожь, словно этот голос касался не слуха, а затрагивал что-то в душе.

Под вечер они вдруг набрели на избушку. Тропинка к ней совсем заросла, так что они не обнаружили близости жилья, пока не уткнулись в серую стену из подгнивших бревен. Знаком велев Ингиторе оставаться на месте, Аск неслышно двинулся в обход домика. Ингитора ждала его, стоя под толстой березой и стараясь даже дышать потише. Вот он появился с другой стороны и вслух сказал:

– Никого нет. Причем давно. Совсем заброшенная избушка, в двери трава растет. Хочешь, можем здесь заночевать.

– А она не обрушится? – Ингитора с сомнением посмотрела на немного завалившуюся набок, густо поросшую травой и кустами дерновую крышу. – Ее тронуть страшно.

– Сейчас посмотрим.

Аск обошел дом, постучал по стенам, потом скрылся внутри. Что-то затрещало, заскрипело, и Ингитора догадалась, что в домике есть еще и чердак, куда ведет лестница. После надлежащего количества стуков и скрипов Аск снова показался у входа:

– Одну ночь еще выдержит. Там есть даже почти целые лежанки, и если на них натаскать травы, то будем спать, как в настоящем доме. Ты не соскучилась по крыше над головой?

– Есть немного, – Ингитора вздохнула и вошла вслед за ним в темный проем. – Здесь, наверное, жила «волчья мать». [8]