Стивен Эриксон - Дань псам Страница 22

— Благодарю, друг. Надеюсь, Даруджистан станет тебе хорошим домом.

Он встал и пожал кузнецу руку, обнял Чаура, а тот восторженно захохотал и попытался увлечь Трелля в пляску. Маппо скривился, отходя от него. — Прощай, Чаур. Береги Баратола.

Когда Чаур наконец поймет, что Трелля больше нет с ними, польются слезы. В простых реакциях большого ребенка есть какая-то красота. Может быть, подумал Баратол, именно Чаур избрал себе лучший путь.

Опустив руку на мускулистое плечо дурачка, он улыбнулся Маппо: — Это дар, которого я не заслужил.

Трелль кивнул: — Дар, которого не заслужил наш мир. Но в последний миг мне нужно побыть одному.

Баратол поклонился и повел Чаура назад, к трапу и на палубу.

Искарал Паст залез в свою койку, среднюю из трех, составленных одна над другой у переборки корабля. Ударился макушкой о днище верхней и тихо выругался, потом выругался погромче — пришлось выковыривать из-под подушки кучу непривлекательных бхок’аральих приношений — гнилые рыбьи головы, засохшее дерьмо, безделушки Злобы и глиняную трубку, украденную у Сциллары. Они застучали и зазвенели о две доски прохода, падая к копытам его мула (тот взял обыкновение время от времени вставать у кровати, в самые неподходящие моменты, как положено преданному, но совершенно безмозглому животному).

С верхней койки раздалось кудахтанье. — Люк слишком узкий, — сказала Могора. — Ты только что сделал это ясным, муженек.

— Возможно, ясность — мое второе имя. Но думала ли ты об этом? Разумеется, нет. Она вообще не думает. У нее десять тысяч глаз, но ни один не видит дальше волос в носу. Слушай внимательно, женщина. Все знают, что мулы превосходят лошадей во всех отношениях. В том числе в навыках лазанья в люки. Да, у моей верной служанки есть благородство, которого явно не отыскать у тебя.

— Не пора ли поковыряться в носу или еще что? Твоим поклонникам нужен знак.

— У меня хотя бы есть поклонники. А ты их отпугиваешь. Ты всех отпугиваешь.

— Даже тебя?

— Конечно, нет. О боги, меня она устрашает! Но лучше не давать ей знать. Было бы плохо. Мне нужно будет что-то сделать. Скоро. Может, сломать ей ноги? Да, это сойдет. Оставить лежащей на спине, пусть дергает руками и жалобно мяукает. О, какая чудесная вещь воображение.

— Если это единственное, что ты можешь.

— Единственное, что могу? Что за чепуху ты сейчас бормочешь? Это было жутко. Как будто она может читать мысли. Хорошо, что на самом деле не может.

— Постой, — прошипела Могора. — Мул был самцом! Могу поклясться!

— Ты хорошо проверяла?

— Еще один шаг по той дорожке, муженек, и я убью тебя своими руками.

— Хе хе. Что у тебя за ужасный, отвратительный разум, жена.

— Ну нет, ты меня не заболтаешь. Твой мул сменил пол. Хорошо зная тебя, могу подумать, что смотрю сейчас на соперницу. Но слышишь? Пусть тебя забирает. Да! С моим благословением!

— Популярность — проклятие. — Искарал Паст заложил руки за голову и уставился на плетения матраца сверху. — Лучше, чтобы она ни о чем не подозревала. Навещу лучше местный храм, утвердив тираническое превосходство над аколитами, факирами, жрецами и жрицами. Жрицами! Можно найти одну — другую хорошенькую! Как Верховный Жрец, я могу осуществить свое право. Принести жертвы в тени между ног…

— Я узнаю, — бросила Могора, зашевелившись на койке. — Я сразу узнаю и возьму ножик. Однажды ночью, когда ты будешь спать, сделаю чик — чик и ты начнешь петь как дитя и писать вприсядку. Тебя не захочет ни женщина, ни даже мул. Понял?

— Уйди из моей головы!

— Твои мысли понять нетрудно.

— Это ты так думаешь! Она стала опаснее. Нужен развод. Не поэтому ли распадаются почти все союзы? Потому что женщины становятся слишком опасными? Наверняка. Уверен. Что же, скоро я стану свободным. Свободным!

Мул заревел.

Могора смеялась, пока не обмочилась (чему иному могла послужить доказательством дурно пахнущая капель с верхней койки?)

Сциллара и Резак заняли койки у самой кормы и завесили их парусиной, надеясь обрести хотя бы относительное уединение; однако полубезумный хохот Могоры достал их и здесь. Резак в очередной раз скривил губы.

— Если бы эти двое наконец поняли, что являются идеальной парой, мы могли бы наслаждаться покоем.

Сциллара улыбнулась: — Уверен, они понимают. Но большинство брачных пар иногда подумывают о взаимном убийстве.

Он покосился на нее: — У тебя странные идеи, Сциллара. Насчет всего.

— Я гадала, когда ты намеревался уйти ночью … нужна ли тебе моя компания или предпочтешь одиночество.

Не выдержав ее взгляда, он отвел глаза и потянулся. — Разумеется, нет. Тебе понравится в «Фениксе». Миза, Ирильта, Муриллио, Коль и Крюпп. Ну, может и не Крюпп — он бывает надоедливым, но вообще безвреден… Кажется. — Порывшись в кармане, Резак вытащил монетку (серебряный скипетр Синих Морантов) и начал ловко вертеть между пальцами. — Как они удивятся, увидев меня.

Женщина изобразила улыбку. — Возвращение долгожданного Резака.

— Ну, такого имени они не знают. Я звался Крокус Свежачок.

— И где он теперь, этот Свежачок?

Покосившись вначале на монетку, он ответил: — Мертв. Давно умер.

— И что подумают твои друзья?

Резак вдруг завозился, сев прямо и отводя глаза. — Не знаю. Не обрадуются.

— Думаю, надо положиться на них. Я пойду с Баратолом и Чауром осматривать ночные рынки и так далее. Тут ведь какой-то праздник? Звучит завлекательно. А с твоими друзьями я бы встретилась через день — другой.

Резак покосился: — Ты уверена? Не…

— Уверена, — бросила она. — Эта ночь — для тебя одного. Будет много вопросов, и мое присутствие все только осложнит.

— Хорошо. — Несмотря на все усилия, голос прозвучал удовлетворенно. — Но приходи утром. Все знают, где «Феникс», лишь спроси.

— Разумеется. — Она встала с края койки. — Лучше поймать Баратола, пока не сбежал без меня.

— Наверное, уже сумрак.

— Наверное. Да будет с тобой удача Госпожи.

— Спасибо, — ответил он рассеянно.

Проталкиваясь мимо треклятого мула, Сциллара внушала себе, что тревога напрасна. Он нашел удовлетворение в ее объятиях, потому что больше никого нет. Любовь ни при чем. Это слово не упоминается. Оно не прозвучало ни разу в тягучие, сонные моменты после соития. Всего лишь взаимное ублажение. Комфорт, удобство.

Но… теперь все изменится. Встреча с друзьями заманит Резака в старый мир, в котором у него было свое место. Ему и так будет трудно вписаться, а появление рядом разжиревшей, вцепившейся в курительную трубку бывшей шлюхи …

«Он изменил меня», — подумала она вдруг и замерла на трапе. Она словно впитала эссенцию его неуверенности, недоверчивости. Она уже не ощущает себя наглой и самодостаточной. Больше не усмехается, больше не защищена броней от клятого мира. А в дюжине шагов до самого большого из виденных ею городов не место подобным слабостям.

Ну, присутствие рядом здоровяка Баратола поможет. На время.

На палубе она оказалась в сердцевине назревающей бури. Бхок’аралы облепили фальшборт, метались от кормы к носу; у другого борта стояли сборщик пошлин и пятеро стражников, уже приготовивших длинные палки.

Баратол и Чаур как раз вылезли из трюма. Кузнец начал расшвыривать с дороги вопящих и плюющихся обезьян.

Она хорошо понимала, что ему хочется предотвратить эскалацию конфликта. Злоба не была самой терпеливой из встречавшихся Сциларе женщин. Одно резкое слово — и драконий гнев испепелит набережную и половину города. Все из-за недоразумения с причальным сбором.

«Вот вам и тихое появление».

Сциллара рванулась вперед, отталкивая бхок’аралов и вынимая кошелек.

Удар в висок заставил его перекатиться, просыпаясь. Ножи словно сами скользнули в ладони, лезвия заскрежетали по грязным плитам пола. Ударившись о стену, он заморгал в полутьме.

Над ним кто-то стоял. Обрывки черной одежды и железные обручи, тусклый блеск поломанных ребер, выступающих из-под рваной зеленой кожи. Лицо затенено, видны лишь провалы глаз и паст с торчащими клыками.

Раллик Ном изучал привидение, ощущая полную бесполезность ножей в руках. Висок все еще болел. Взор опустился на гнилую кожу мокасин демона. — Ты пнул меня.

— Да, — прохрипел демон.

— Почему?

Демон неуверенно ответил: — Нужно было.

Они были в узком коридоре. Слева от Раллика прочная дверь в бронзовой оковке. Справа, за спиной демона — перекресток коридоров и еще две двери. Свет от фонаря в длиннопалой руке существа тускл и холоден, он отбрасывает на каменные стены мутные, недвижимые тени. На потолке грубые арки сводов, похоже, сложенных без раствора. Воздух пахнет пылью и запустением, лишен жизни и сух.