Ник Перумов - Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 1 Страница 44

«Нет, – вдруг возразила Сильвия сама себе. – Это моя война. Потому что… потому что…»

Напрасны усилия выразить словами, чёткими фразами невыразимое. Так неграмотный воин безымянных земель стоит в безнадёжном бою против стократно сильнейшего врага, не защищая свою семью или дом, а просто потому, что дано слово. Так опытный командир наёмного полка поворачивает коней, бросая своих в атаку, несмотря на то что не получит ни гроша после этого боя – но зато останется целой деревня, окружённая голодными мародёрами. Это не благородство. Это нечто большее, это верность. Прежде всего самому себе.

Грудь Сильвии бурно вздымалась, она всё ещё никак не могла прийти в себя. Второй раз она вступала в бой на земле этого мира, и если первый раз, надвое разваливая чёрным фламбергом железные скрижали, она очень хорошо понимала, что, зачем и почему делает, то теперь… Или нет? Или же она всё понимала? Или она сознавала, что, разрушив часть сдерживавшей Тьму плотины, ей теперь предстоит если и не затыкать прорехи, то, по крайней мере, бороться с рвущимися в населённые области потоками мрака и ужаса – не благословенной ночной темноты, покрова земли, а именно того безъязыкого и бессветного мрака, отражения Абсолютного Ничто, над философским и алхимическим осмыслением которого десятилетиями бились лучшие умы Всебесцветного Нерга. Мрака и ужаса, которым нет ни объяснения, ни оправдания. Они не народ, силой оружия отбивающий у богатого соседа плодородные земли, потому что иначе племени грозит поголовная голодная смерть. Они бессмысленны. У них нет цели. Они ничто. Они просто топор в руках палача.

Вопрос только в том, чьи приказы исполняет этот палач.

Сильвия застыла, смотря на подвешенную в снежных ветвях сумку. Артефакты Архимага Игнациуса. Могущественное и страшное оружие. За которым на тысячи лет и тысячи миров тянется кровавый след. Кто знает, каким способом добыл их мудрый чародей?

Особенно если вспомнить череп. Череп нерождённого ребёнка. Точнее сказать, вырванного силой из материнской утробы. Сильвия зябко повела плечами – когда она вспоминала эту часть жуткой легенды, её постоянно охватывала дрожь.

Сильвия медленно потянулась, сняла с сучка кожаный прочный ремень. Ей очень хотелось оставить всё это несказанное богатство навсегда в зимнем лесу. Оставить и никогда не возвращаться к этому месту. А может – оставить тут навсегда и саму миссию Архимага?

Что-то очень важное должно было случиться в Эгесте, если гончей Игнациуса стали приходить на ум такие мысли.

Она колебалась.

Послать всё к воронам. Прижиться здесь. В Эвиале найдётся дело, достойное её талантов и её фламберга. Слишком страшная цена заплачена за это оружие, чтобы оно служило бы кому-то ещё, кроме неё самой.

Она с лёгкостью одолела бы местных чародеев. Народ носил бы её на руках, и она вполне могла бы стать правительницей – разве не к этой роли готовили её в Красном Арке?

Лицо Сильвии внезапно исказилось. Она словно за один миг постарела лет на десять. Уже не ребенок, даже не девушка – женщина, ещё молодая, но уже познавшая всё в этой жизни. Власть, почести, богатство, падение, грязь, предательство, боль, страх, смерть близких…

Рука Сильвии медленно потянулась и взяла сумку.

Красный Арк учил, что клятвы должно придерживаться только в том случае, когда это ведёт к вящей славе твоего Ордена. Дед, глава Арка, расширял это понятие – когда это ведёт к вящей твоей пользе, даже не славе.

Выполнить поручение Архимага Игнациуса означало многое. О нет, Сильвия не переменила своего мнения о своём нанимателе. Она преклонялась перед его силой и перед тем, чего он сумел достичь. Но она также знала, что случится с ней самой, если она слепо поверит словам седобородого старика, способного, наверное, зажигать новые звёзды, если ему покажется, что рисунок созвездий на ночном небе недостаточно гармоничен.

Нет, она пойдёт дальше. Судьба дала ей возможность… указала другой путь. Она, Сильвия, внучка самого могущественного чародея Красного Арка и дочь того, чьё имя в том же Арке страшились произнести даже мысленно, пойдёт по дороге до конца – но это будет её собственная дорога, не чья-либо ещё.

На сей раз она не стала перекидываться в сову. Молоденькая девушка, почти что девочка, одна странствующая по зимним дорогам Эвиала, не могла не вызвать вопросов у тех, кто присвоил тут право эти вопросы задавать, но Сильвии хотелось повнимательнее взглянуть на этот мир. Мир, который она негаданно-нежданно стала защищать. Идти пешком было неразумно, Игнациус брезгливо поджал бы губы – то, что он считал глупостью у служивших ему, неизменно вызывало его брезгливость, словно неряшливость или неопрятность, но именно поэтому Сильвия и стремилась идти пешком.

Найти след Клары Хюммель не составило особого труда. Чародейка и её свита удалялись от города. Они шли на север, словно сами кого-то преследовали. Иного объяснения Сильвия не находила. На полночь от Эгеста не было ни больших городов, ни торговых путей. Лесной тупик, зажатый между двумя дикими чащобами, упирающийся северным концом в утёсы Железного Хребта, – что там делать мятежной чародейке?

Значит, пойдём и мы туда.

Но гораздо больше заинтересовал Сильвию второй след, начинавшийся в этом же месте. Вот этот след был донельзя странен и совершенно не походил вообще ни на что знакомое. Всё смешалось в нём – сила, сродни тому, что Сильвия ощутила в Долине, чистая, звенящая струйка, подобная весеннему ручейку, заставившая вспомнить о Дану, и было ещё что-то, тёмно-стальное, словно броня старого доспеха. В памяти отчего-то всплыло лицо Игнациуса, не образ Долины вообще, а именно надменный профиль мессира Архимага, словно Сильвия услышала отголосок его неизмеримой силы…

Этот отряд тоже направлялся на север.

Сильвия последовала за ним.

В образе белой совы она легко могла бы настичь Хюммель, но теперь, после Эгеста, отнюдь к этому не стремилась. Она, конечно, разберётся с мятежницей, но… не сразу.

У неё будет своя игра.

И тогда мы ещё посмотрим, кто кого.

Интерлюдия 6

Пробираться в тяжёлом стальном доспехе по жарким, влажным джунглям невозможно. Это вам скажет любой бывалый путешественник. Император же тем не менее ни на миг не расставался с латами. Ни на миг не снимал с левой руки белую перчатку, что прямо-таки приросла к коже. Порой он казался сам себе крошечной деревянной фигуркой, двинутой вперёд через всё поле одним из чудовищных сверхъестественных игроков, деревянной фигуркой, которая, как известно, не устаёт, не чувствует жары и голода и, самое главное, не страшится смерти.

Император и в самом деле почти ничего не ел и не пил. Кожа на лице ссохлась и стянулась, глаза ввалились, однако тело словно забыло об усталости. Короткий сон сменялся длинным путём по влажным низинам, где ноги чуть ли не по колено проваливались в тёплую илистую воду, и идти приходилось, пробивая себе дорогу в настоящем живом ковре плотных мясисто-зелёных листьев, переплетённых гибкими и прочными плетями водяных лиан. По коричневым стволам лесных исполинов, что ничтоже сумняшеся росли себе прямо в стоячей воде, вниз струились водопады взлохмаченных вьюнов, вызывающе украсившихся белыми, голубыми, пурпурными цветами. Густой запах живой зелени лез в ноздри, щекотал, заставляя Императора чихать. Джунгли были настоящим пиршеством жизни, пиршеством, на котором никогда не переводилось ни одно из изысканных яств.

Дни сливались в сплошную, неразличимую череду. Старый вампир Эфраим, хоть и оголодал до последней крайности, держался молодцом. Было видно, что даже его сверхчеловеческих сил не хватает, чтобы угнаться за поистине одержимым Императором, однако он не сдавался. Иногда даже взлетал к вершинам деревьев, разузнавая дорогу.

С их пути спешило убраться всё живое, словно эти двое были предвестниками истребительного морового поветрия.

С каждым днём желанная цель оказывалась всё ближе и ближе. Император твёрдо знал это. Он чувствовал Тайде, её страх, горе и отчаяние, для выражения которых у него не нашлось бы слов. Он знал, что Дану ждёт его – там, впереди, в руках неведомых похитителей. Всё остальное его не интересовало. В том числе и то, что похитители, несомненно, сами сейчас поджидают его, рассчитывая, что он легко заглотит приманку.

Сквозь вымершие, опустевшие джунгли они пробивались три недели. Эфраим, казалось, стал ещё тоньше и суше, хотя, в принципе, один раз умерший вампир не мог ни похудеть, ни растолстеть.

На двадцать второй день им вновь открылось море.

Берег сворачивал на северо-запад, линия скал понижалась, мало-помалу сливаясь с морем. И там, пока ещё невидимая, поднималась крепость, где держали Тайде.

«Второй раз они от меня не уйдут».

– Уффф… – Плечи вампира уныло поникли, он, похоже, с трудом держался на ногах. – Всё-таки дошли, высокий человек. А ведомо ли тебе, что сквозь эти леса никто еще ни разу не проходил? Что с восточной стороны их султаны Арраса большую стражу держат – здешних тварей отражать? А мы с тобой прошли – и никого вообще не встретили, высокий человек!