Александр Зорич - Время – московское!

Александр Зорич

Время – московское!

Часть первая

Глава 1

«Держаться!»

Март, 2622 г.

Город Полковников

Планета С-801-7, система С-801

Гибель Кольки я перенес неожиданно легко.

За это спасибо клонам – они не давали скорбеть о смерти одного друга. Смертей кругом было не счесть – сотни и тысячи.

Мы выкрасили звезды багрянцем, отравили эфир ужасом и ненавистью.

Тактическое дуболомство, проявленное клонами при планировании атаки «Трех Святителей», стоило им колоссальных потерь. Но два полных авиакрыла – это под двести флуггеров, так что уничтожить все эшелоны нападающих мы не могли чисто физически.

Нам на «Дюрандалях» оставалось только спасаться бегством. Спасибо, эскадрилья И-03 вовремя подсобила. Оторвавшись с ее помощью от наседающих истребителей, мы на последних граммах топлива добрались до «Рюдзё». Всех выживших пилотов, в том числе и меня, техникам пришлось буквально выковыривать из кабин. Ноги нас уже не держали.

Истребители ближней зоны прикрытия – в основном «Горынычи» – были растерзаны. Волны ударных флуггеров, презирая бешеный зенитный огонь, одна за другой обрушились на «Три Святителя».

Помимо ракет, выпущенных штурмовиками, которых никто не считал, гвардейский авианосец получил пять торпедных попаданий. К этому следует прибавить «Фраваши», экипаж которого пошел на таран, когда не смог выпустить поврежденную торпеду. Это, стало быть, шестая торпеда плюс сто тонн железа.

Но авианосец не погиб и после этого.

Силовой эмулятор был разрушен. Почти везде погасло освещение. Бороться за жизнь корабля приходилось в тошнотворной невесомости, среди пузырей замерзшего флуггерного топлива, при убогом свете нашлемных фонарей.

Половина отсеков была разгерметизирована. Человек, схлопотавший крошечный осколок, умирал от удушья. От удушья умирали и те, в чьих баллонах подходил к концу воздух, но они, не выпуская из рук сварочного аппарата, до последнего вздоха латали очередную пробоину.

И никто не задумывался, есть ли в этом хоть капля смысла. Авианосец смертельно ранен, но приказа «Оставить корабль!» никто не отдавал.

Приказы были совсем другие.

«Содержимое авиационных погребов – за борт!»

«Восстановить герметичность прочного корпуса на ангарной палубе между шпангоутами сто двенадцать и сто четырнадцать!»

«Разрядить стрельбой накопители зенитных батарей!»

Приказы должны быть выполнены. Мобилизованные в январе молодые рабочие питерских заводов выполняли их вместе с кадровыми военфлотцами и немногими оставшимися без машин пилотами – такими как Лобановский. Аварийными партиями дирижировал инженер-каперанг Глухов, который оставил на заместителя центральный пост борьбы за живучесть и лично метался с палубы на палубу, из отсека в отсек с дефектоскопом и портативным агрегатом блиц-сварки.

Гвардейский авианосец «Три Святителя» превратился в гору смятого, изорванного металла. Двигательные установки корабля давали от силы треть номинальной тяги. И все равно: аварийные партии продолжали работу. Многим раньше планового срока им удалось полностью восстановить герметичность кормовых отсеков, прогреть их и, добравшись до конвертеров, протестировать узлы и блоки.

Инженер капитан-лейтенант Пайсукидзе выносит вердикт: о том, чтобы ввести в строй люксогеновые конвертеры, не может быть и речи. Как и следовало ожидать, все дьюары имеют микротрещины. Даже если устранить прочие повреждения, запуск конвертера с надтреснутым дьюаром приведет к быстрому и неизбежному взрыву, имеющему плутониевый эквивалент 200 критических масс.

Инженер-каперанг Глухов не желает в это верить и отправляется лично проверять работу Пайсукидзе. Его дефектоскоп отказывается находить трещины в одном из дьюаров. А это значит: ремонт еще возможен!

Глухов грозит отдать Пайсукидзе под суд за саботаж.

Пайсукидзе обращает внимание Глухова на то, что у его дефектоскопа, похоже, садятся батарейки.

Батарейки меняют, дефектоскоп находит-таки трещину, Глухов вынужден принести извинения.

Выслушав доклад инженеров, контр-адмирал Канатчиков наконец принимает долгожданное решение: оставить корабль!

Первыми на борт фрегата «Современный» были переправлены раненые, вслед за ними – персонал авиакрыла и авиатехнического дивизиона.

Затем фрегат «Вспыльчивый» принял младших чинов экипажа.

Затем – быстрее, чем хотелось бы – вернулись конкордианские флуггеры…

Но нас там уже не было. Личным приказом главкома Пантелеева «Рюдзё» был выведен из боя и отправлен на космодром Глетчерный – второе по величине гнездовье военфлота в Городе Полковников.

Легкий авианосец едва увернулся от своры конкордианских штурмовиков, рыскавших в стратосфере с явным намерением ринуться вниз, к вереницам белых холмов, и смешать с расквашенной ледовой кашей очередную зенитную батарею. Когда штурмовики сообразили, что перед ними вовсе не конкордианский десантный транспорт, а авианосец Директории Ниппон, они поспешили атаковать.

Пришлось входить в атмосферу по-планетолетному, хотя авианосцам и всем прочим звездолетам подобное категорически не рекомендовано. Мы резко пошли на снижение и, раскачиваясь на гигантских волнах высотных ветров, едва не перевернулись: центровка «Рюдзё» оставляла желать лучшего после того, как ему пришлось принять на борт два десятка машин в перегруз.

К счастью, все силовые системы авианосца функционировали безупречно – в противном случае за наши жизни я не дал бы и просроченного лотерейного билета.

Маневровые двигатели, работая сериями микроимпульсов, с ювелирной точностью компенсировали крутящие моменты во всех плоскостях. Перед вхождением в нижние слои атмосферы эмулятор «Рюдзё» инвертировал наконец вектор тяжести, и корабль, освободившись тем самым от всевластной силы тяготения, продолжил посадку уже в штатном режиме. То есть превратился на некоторое время в почти невесомый объект, повинующийся лишь двум силам: сопротивлению воздуха и импульсам своих двигателей.

Так мы с моим верным «Дюрандалем» попали на космодром Глетчерный.

Было 15 марта 2622 года, 21.08 по стандартному времени. В Городе Полковников – глухая ночь, четыре часа до рассвета.

Мы еще не знали, что в 20.55 с борта флагманского линкора «Кавад» была передана кодовая фраза: «Начинайте восхождение на гору Хукарйи».

Приняв сигнал, конкордианские линкоры перенесли огонь в соответствии с плановыми таблицами. «Фраваши» на авианосцах спешно приготовились к работе по особо защищенным наземным целям. Конкордианское десантное соединение разделилось на отдельные эскадры, каждая из которых нацелилась на свой участок высадки.

Развязка приближалась.

Лучшие из лучших были мертвы. Авианосцы остались почти без флуггеров – пережившие мясорубку эскадрильи и отдельные машины перебазировались на космодромы Города Полковников.

Второй Ударный и остатки Интерфлота покинули Восемьсот Первый парсек. Дальнейшее открытое противостояние с клонской армадой обещало привести к бессмысленной потере последних боеспособных вымпелов.

Без особого труда выиграв артиллерийскую дуэль с нашими крепостями, клонские линкоры в сопровождении флотилий тральщиков заняли выгодные позиции на низких орбитах и открыли убийственно точный огонь.

Две дивизии, 5-ю танковую и 9-ю мобильную, оборонявшие Город Полковников, теперь отделяла от конкордианских сил вторжения лишь жиденькая атмосфера. Высадка неприятельского десанта была делом времени – причем самого ближайшего. Десантное соединение подошло к планете вплотную. Уцелевшие радары засекли их, но атаковать десантные транспорты было уже нечем.

Силумитовые снаряды линкоров заставили умолкнуть наши тяжелые батареи ПКО от Северного полюса до Южного. Ракетные залпы в ответ доставляли клонам известные неприятности и даже заставили ретироваться с основательными повреждениями линкор «Йездигерд», но исход боя сомнений не вызывал.

Главный калибр – это главный калибр. Последнее слово в бою с противодесантной обороной принадлежит линкорам, и если только нет возможности навалиться на них сотнями торпедоносцев – можно спокойно выбрасывать белый флаг.

Сотен торпедоносцев у нас больше не было.

О белом флаге, разумеется, никто и не помышлял.

Приказ главкома Пантелеева от 15 марта был доведен до всех рот, батарей, эскадрилий и экипажей, оборонявших Восемьсот Первый парсек.

Да-да: «Держаться!»

Переводим с российского пафосного на русский обыденный, получаем: «Умереть так, чтобы не стыдно было!»

– Еще минута в скафандре – и я сойду с ума, – нехорошим, надтреснутым голосом сказал незнакомый старлей с эмблемой 13-го авиакрыла на шлеме. «С „Рюрика“, стало быть», – машинально отметил я.

– А я, кажется, с ума уже никогда не сойду, – ответил я мрачно.