Айзек Азимов - Звезды как пыль (пер. И.Ткач) Страница 14

Он сделал нетерпеливый шаг вперед и внезапно остановился. Глаза его сузились от изумления и перестали следить за Байроном.

Вот оно! Байрон выпрямился и прыгнул, схватив стражника за ноги. Тот с шумом упал, и Байрон железной хваткой зажал его руку, державшую хлыст.

У второго стражника тоже было оружие, в данный момент совершенно бесполезное. Свободной рукой он дико колотил по воздуху прямо у себя перед глазами.

Джилберт звонко рассмеялся:

– Фаррил, вас что-нибудь беспокоит?

– Я ничего не вижу, кроме хлыста, – прохрипел Байрон. – Он теперь у меня.

– Прекрасно. А сейчас уходите. Они не смогут остановить вас. Их мозг полон несуществующих видений и звуков.

Джилберт увернулся от сплетенных в тесный клубок тел, катившихся прямо на него.

Байрон освободил руку и ударил снизу вверх. Удар пришелся по ребрам. Лицо стражника исказилось от боли, тело согнулось. Байрон встал, держа в руках хлыст.

– Осторожнее! – вдруг воскликнул Джилберт.

Но Байрон обернулся недостаточно быстро. Второй стражник обрушился на него и свалил на пол, подмяв под себя. Это была слепая атака. Невозможно было понять, что он видит сейчас перед собой. Несомненно было одно: Байрона он не видел. В горле у стражника клокотало.

Байрон извернулся, пытаясь ухватить выпавшее оружие, и увидел пустые глаза, глядевшие на невидимый для других ужас.

Байрон напряг ноги и попытался высвободиться, но тщетно. Трижды его бедра касался нейронный хлыст, и всякий раз Байрона передергивало от боли.

Клокотание стражника перешло в слова.

– Я вас всех! – орал он с безумным видом.

Очень бледное, почти невидимое мерцание ионизированного воздуха обозначило траекторию нейронного хлыста. Луч описал широкую дугу и коснулся ноги Байрона.

Байрон словно вступил в расплавленный свинец; словно на ногу ему упал целый гранитный блок; словно его укусила акула. Внешне с ним ничего не произошло. Лишь нервные окончания, управляющие болевыми ощущениями, были на пределе. Большего не сделал бы и кипящий свинец.

Дикий, душераздирающий крик вырвался из горла. Байрон даже не заметил, что борьба кончилась. Осталась только одна всепоглощающая боль…

Однако рука стражника в это мгновение разжалась. Когда Фаррил заставил себя открыть глаза, он увидел сквозь слезы, что его противник пятится к стене, что-то отталкивая от себя обеими руками и глупо хихикая. Первый стражник по-прежнему лежал на спине, раскинув руки и ноги. Он был в сознании, но молчал. Глаза его следили за чем-то невидимым, тело слегка дрожало, на губах пузырилась пена.

Байрон заставил себя встать. Хромая, он подошел к стене, Удар рукояткой хлыста – и стражник упал. Потом назад, ко второму, который не сопротивлялся. Теряя сознание, он по-прежнему следил за чем-то взглядом.

Байрон сел, стараясь не задеть ногу, снял с нее ботинок и носок и с удивлением оглядел неповрежденную кожу. Он дотронулся до нее и застонал от нового прилива боли. Потом взглянул на Джилберта, который уже оставил свой визиосонар и утирал ладонью впалую щеку.

– Спасибо за помощь.

Джилберт пожал плечами:

– Скоро придут другие. Идите к Артемизии. Пожалуйста! И поскорее!

Байрон больше не перечил. Ноге стало легче, но она казалась распухшей. Он надел носок, сунул ботинок под мышку, отобрал у стражника второй хлыст и заткнул его за пояс.

– Что вы заставили их увидеть, сэр?

– Не знаю. Этого я не могу контролировать. Я лишь включил прибор на полную мощность, остальное зависело от их комплексов. Не теряйте времени на разговоры. План у вас?

Байрон кивнул и вышел. Коридор был пуст. Быстро идти Байрон не мог, мешала нога.

Он посмотрел на часы и вспомнил, что так и не успел перевести их на родийское время. Они по-прежнему оказывали стандартное межзвездное время, используемое на кораблях, где сто минут составляют час, а тысяча минут – день. Поэтому число восемьсот семьдесят шесть, горевшее розоватым светом на холодной металлической поверхности циферблата, ни о чем ему не говорило.

Во всяком случае, на этой планете, по-видимому, стояла глубокая ночь или период сна (если они не совпадали), иначе коридоры не были бы такими пустынными, а рельефы на стенах не фосфоресцировали бы без зрителей. Он коснулся одного из них – это была сцена коронации – и обнаружил, что рельеф двухмерный. Но создавалась полная иллюзия внутреннего пространства.

Байрон вдруг поймал себя на том, что стоит у стены, пытаясь изучить незнакомый эффект; спохватившись, он торопливо устремился вперед.

Пустота коридоров была еще одним доказательством упадка Родии. Теперь, став мятежником, он обостренно подмечал все симптомы упадка. Будь Дворец центром независимого государства, он был бы полон охраны и днем и ночью.

Байрон взглянул на чертеж Джилберта и свернул направо, поднимаясь по широкой витой лестнице. Когда-то здесь шествовали процессии…

Он остановился у двери и коснулся фотосигнала. Дверь чуть приоткрылась, а затем распахнулась.

– Входите, молодой человек.

Это была Артемизия. Байрон скользнул внутрь, дверь быстро и неслышно закрылась. Он взглянул на девушку, но ничего не сказал. Его смущало, что рубашка у него разодрана, один рукав болтается на ниточке, сам он извозился в пыли, а на лице наверняка вспухают фонари.

Тут он вспомнил, что вдобавок ко всему все еще держит под мышкой ботинок, швырнул его на пол и сунул в него ногу. Потом спросил:

– Вы не возражаете, если я сяду?

Артемизия проводила его к стулу и встала рядом, немного волнуясь.

– Что случилось? Что с вашей ногой?

– Поранил, – коротко ответил он. – Вы готовы?

Лицо ее просияло.

– Так вы возьмете нас с собой?

Байрон был не в состоянии обмениваться любезностями. Нога у него по-прежнему болела.

– Проведите меня к кораблю, – сказал он. – Я оставлю эту проклятую планету. Если хотите, можете лететь со мной.

– Вы могли бы быть чуточку повежливее, – нахмурилась девушка. – Вам пришлось подраться?

– Да, со стражниками вашего отца, которые хотели арестовать меня за измену, Это я получил в ответ на просьбу об убежище.

– Мне очень жаль!

– Мне тоже. Неудивительно, что горстка тиранитов играет и правит полусотней миров. Мы сами им помогаем. Люди, подобные вашему отцу, делают все, чтобы укрепить власть тиранитов. Они забывают элементарные правила порядочности… О. простите!

– Я же сказала, что мне жаль, лорд Ранчер. – Артемизия произнесла этот титул с холодным достоинством. – Пожалуйста, не судите моего отца. Вы не знаете всех фактов.

– Мне некогда обсуждать это. Надо действовать быстро, пока не появились новые стражники вашего отца… Я не хотел вас обидеть.

Его мрачный тон лишал извинения всякого смысла. Но, черт возьми, его впервые в жизни избили нейронным хлыстом! И это оказалось ну совсем не забавно. Кроме того, во имя космоса, они просто обязаны были предоставить ему убежище!

Артемизия рассердилась. Не на отца, конечно, а на этого глупого человека. Он так молод! Практически ребенок, решила она, вряд ли старше ее самой. Где-то рядом загудел коммутатор.

– Подождите минутку, сейчас мы пойдем, – резко бросила Артемизия.

Издалека прозвучал голос Джилберта:

– Арта, у тебя все в порядке?

– Он здесь, – прошептала она в ответ.

– Хорошо. Ничего не говори, только слушай, Не выходи из своих комнат, и он пусть побудет у тебя. сейчас начнется обыск всего Дворца, Я постараюсь что-нибудь придумать, а пока никуда не выходите.

Джилберт не стал ждать ответа. Контакт прервался.

– Вот как, значит! – сказал Байрон. – Мне оставаться здесь, рискуя навлечь на вас неприятности, или выйти и сдаться? Я думаю, что на Родии для меня нет убежища.

Она гневно посмотрела на него и возмущенно прошептала:

– Ох, да заткнитесь же вы! Такой большой, а совсем дурак!

Они уставились друг на друга. Байрон чувствовал себя обиженным. В конце концов, он ведь пытался ей помочь. Так что незачем бросаться оскорблениями.

– Простите, – сказала она и тут же отвела взгляд.

– Все в порядке, – ответил он холодно, – Вы лишь высказали свое мнение.

– Вам не следовало так говорить о моем отце. Вы не знаете, каково быть Правителем. Он работает ради своего народа, что бы вы ни думали.

– О, конечно. Он хотел выдать меня тиранитам ради своего народа. Это имеет смысл.

– В какой-то степени – да. Он хотел показать им свою лояльность. Иначе они могли бы сместить его и непосредственно захватить власть над Родией. Разве это было бы лучше?

– Если дворянин не может найти себе убежище…

– О, вы думаете только о себе! В этом ваша ошибка.

– А по-вашему, если человек не хочет умирать, так он уже законченный эгоист! Тем более, умирать по-глупому, Я еще должен с ними сразиться! Мой отец боролся с ними!

Он чувствовал, что это звучит, как дешевая мелодрама, но она сама вынудила его на этот монолог.