Абрам Кнопов - Проданная Луна Страница 14

— Так ваш препарат уничтожает вредное действие этих ядов?

— Почти. Мысль о возможности создания такого препарата возникла у Ренара, когда были обнаружены некоторые средства, защищающие в известной мере наши ткани от вредного действия излучения. Например, если ввести в кровь белковые вещества или гомогенат селезенки, то сопротивляемость организма вредному действию излучения значительно возрастает. И таких веществ немало: цистеин, глютатион и другие. Конечно, они дают лишь частичную защиту; что же касается нашего препарата, то в его действии я не сомневаюсь.

Педро удалось достичь успехов: Бичер поверил в препарат, особенно, когда Педро продемонстрировал ему опыт с кроликами.

За три дня до облучения Бичера привели в приемную профессора для инъекции «комплексина». Ренар тепло встретил осужденного. Несколько бесед с Бичером оставили у него очень выгодное впечатление о так называемом преступнике.

— Главное, не падайте духом, Бичер, — успокаивал он. — Я верю в свой комплексин, иначе я ни за что не согласился бы испытывать его на человеке.

— У меня нет причин падать духом, — со спокойной грустью ответил Бичер. — Поверьте, профессор, что умереть ради науки легче, чем без всякой пользы. Даже при самом плохом исходе я ничего не теряю.

— Ну, нечего отчаиваться, — сказал Ренар. — Мы еще заставим их пересмотреть это гнусное дело.

Он направился к столу и, взяв шприц, набрал в него из ампулы препарат. Подойдя к окну, Ренар поднял шприц и взглянул на зеленоватую, казавшуюся маслянистой, жидкость.

«Вот оно, чудодейственное вещество — венец всех моих дел, — сказал он себе. — Не думал я, что оно принесет столько тревог. Природа, словно наказывая дерзких, осмелившихся проникнуть в ее сокровенные тайны, выставила грозный заслон — смертоносное излучение. И вот теперь, быть может, этот заслон сломлен. Покоренный атом безвреден и безопасен».

Спокойствие не изменило Бичеру и в день, когда надо было подвергнуться облучению. Но оно окончательно изменило Ренару и Педро. Итог их титанической работы, судьба многих людей и их собственная, наконец, жизнь Бичера — все решалось исходом опыта.

— Ну, ну, не унывайте, дружище, — произнес дрогнувшим голосом Ренар, похлопывая Бичера по спине, и по-стариковски, неловко потоптался на месте, чувствуя, что сам нуждается в одобрении больше, чем его подопытный.

— Я и не думаю унывать, — ответил Бичер, заметив волнение Ренара и Педро и стараясь казаться бодрым. — Я верю в ваш препарат, профессор.

И с этими словами он занял место перед щитом, преграждающим путь мощному потоку лучей.

В течение десяти минут Бичер подвергался действию смертоносного ионизирующего излучения.

После облучения Бичер был помещен в специальной комнате при лаборатории. Наступили часы томительного ожидания. Прошло десять дней, и результаты лабораторных исследований показали, что никаких существенных функциональных изменений не обнаружено. Некоторые отклонения от нормы, не представляющие опасности для жизнедеятельности организма, зафиксированные в анализах в первые дни после облучения, благодаря активному действию комплексина вскоре исчезли, и Бичер чувствовал себя нормально.

Когда благоприятный исход опыта уже не вызывал сомнений, Ренар решил, что больше медлить нельзя. Накануне приезда сенатора Барроса, который должен был забрать всю документацию по препарату, он вызвал Педро к себе в кабинет, чтобы обсудить с ним дальнейшие планы.

— Я думаю, что вы должны уехать. Откладывать дальше ваш отъезд опасно. Завтра мне, по-видимому, предстоит стычка с Барросом.

Педро запротестовал. Он не хотел оставлять профессора одного, но Ренар настойчиво убеждал его в необходимости уехать, так как, если он попадет в Центральное сыскное бюро, там не остановятся ни перед чем, чтобы добиться от него признания. Сам же он надеялся, что к нему не решатся применить насилие. Он рассказал Педро, что уже подготовил доклад к Женевской конференции. Потом подробно объяснил ему, как найти Гонсало.

— Передав ему доклад и мое заявление, вы должны сделать все, чтобы вас не обнаружили: уезжайте куда-нибудь подальше, может быть, за границу. Как это ни печально, но в вашем положении, Педро, это единственный выход.

Ренар подошел к письменному столу и, вынув из ящика два конверта, протянул их Педро.

— Спрячьте их понадежней, Педро.

— Будьте спокойны, профессор, — сказал Педро и его голос задрожал, — я передам эти письма, но уезжаю в большой тревоге за вас.

— Будем надеяться на лучшее, — Ренар протянул руку.

Педро крепко сжал ее в своих могучих руках и, едва сдерживая слезы, вышел из кабинета.

Баррос ходатайствовал перед губернатором о замене казни Бичера пожизненным заключением с тем, чтобы иметь возможность произвести полное клиническое исследование. Ходатайство сенатора было удовлетворено.

В отличнейшем настроении Баррос приехал к Ренару и прошел прямо в рабочий кабинет профессора.

— Итак, дорогой профессор, позвольте поздравить вас с успешными результатами нашего эксперимента, — патетически произнес он. Пожимая руку Ренара, Баррос, хитро прищурившись и многозначительно подмигивая, добавил: — Здесь, в тиши лаборатории, вы сделали, мой друг, дело, которое вскоре превратит вас в одного из богатейших людей Альберии. По решению совета попечителей на ваше имя будет выписан чек на два миллиона диархов. Надеюсь, вы удовлетворены? Еще бы, — ответил он сам себе, — неплохой куш.

Усевшись удобно в кресло и положив ноги на стол, Баррос закурил дорогую сигару, с наслаждением затянулся и, выпустив изо рта белую струю дыма, стал наблюдать, как она постепенно расплывается и исчезает. Сухой и поджарый, он напоминал в своем пестром костюме старого попугая. Его угловатый череп, лишенный волос, тускло поблескивал.

— Я вынужден напомнить вам, профессор, — заговорил наконец он, — что сегодня вы должны представить мне всю техническую документацию, рецептурные материалы и прочие документы по вашим исследованиям. Все эти материалы совершенно секретные, и мне поручено предупредить вас лично, а также ваших сотрудников об особой ответственности, которую вы несете в случае разглашения тайны.

— Мои исследования не могут быть государственной тайной, — ответил Ренар, — препарат предназначен для лечения людей и должен принадлежать всему человечеству.

— Я знаю, профессор, о ваших гуманных взглядах, — усмехнулся Баррос, — и не могу не согласиться с вами в принципе. Но на данном этапе ваш препарат является для нас боевым оружием. Вы не должны забывать, что Россия представляет в настоящее время угрозу всеобщему миру. Противопоставить советской агрессии мы обязаны атомный сверхблиц.

— О какой агрессии вы говорите? — спросил Ренар, нахмурив свои пушистые брови. — Русские не раз доказывали, что их цель — мирное сосуществование.

— Простите, дорогой профессор, но в вопросах политики вы всегда были наивны. «Сосуществование!» — воскликнул иронически Баррос, снисходительно посмотрев на Ренара. — Оно невозможно. Вот это сосуществование и угрожает нашему существованию! Поймите, что вопрос может разрешить только атомная бомба. Здесь не может быть двух мнений. Я прошу вас ясно представить, какое значение имеет ваш препарат. Он позволит нам осуществить новые способы ведения войны, и вы должны гордиться этим. Можете быть спокойны — Альберия вас не забудет!

Ренар встал, с трудом сдерживая свое негодование. Оба молчали.

— К сожалению, сенатор, — наконец нарушил молчание Ренар, — я вынужден вас огорчить. Если бы сорок лет тому назад я мог предположить, что мои научные труды будут использоваться таким образом, я никогда не стал бы ученым. Я не дам вам никаких материалов. Не дам до тех пор, пока не опубликую результаты моих исследований. Что же касается вознаграждения, которое мне присудил совет, то можете передать, что я от него отказываюсь.

На сухом, костлявом лице Барроса отразилось величайшее изумление: он смотрел на Ренара широко раскрытыми, испуганными глазами.

— Простите, профессор, — наконец пробормотал он, снимая со стола ноги и кладя сигару в пепельницу, — я ослышался или не понял вас? Прошу вас повторить.

— Вы не ослышались, я все сказал, — со спокойной решительностью ответил Ренар.

Некоторое время в кабинете царило зловещее молчание.

Наконец Баррос вскочил на ноги, захлебываясь от ярости, брызгая слюной. Что?! Да как он смеет отказываться! Ведь это же… это же… измена Альберии! Нет сомнения, что Ренар попал под влияние коммунистов. И пусть он не думает, что это так ему сойдет, его сотрут в порошок, и имя его будет предано забвению.

Обессиленный, тяжело дыша, он упал в кресло. Ренар грустно смотрел в окно. Вот и осень. И в его жизнь тоже пришла осень. «Хватит ли сил, чтобы бороться, — думал он, — только бы хватило».