Крис Клармон - Первый полет Страница 15

— Я тебе не говорила, Андрей, — подала голос Николь, — что в детстве видела, как катаются на коньках твои родители?

— Это видел почти весь мир — если не на их первой Олимпиаде, то на второй уж наверняка.

— Они были великолепны!

— Они были лучшими.

— А ты не катаешься?

— Здесь — нет.

— Ты прекрасно понял, что я имела в виду, черт побери!

Сняв пробу, он вернулся к консоли и запрограммировал чуть больше специй. Потом покачал головой и сообщил:

— Так, как они, — нет. Мне это и в голову не приходило.

— Но почему?!

— Николь, а почему ты не стала адвокатом, как отец, или писателем, как мать? Пишет она бесподобно.

— Ее Пулитцеровские премии это подтверждают.

— Вот именно. А в нашем доме над камином висят три золотые медали. В течение десяти лет и трех Олимпиад родители были сильнейшими спортсменами в мире. Им до сих пор нет равных, так что я не хотел и пробовать. Как и они, я не люблю быть вторым. Я хочу прославиться как Андрей, а не сынишка Михаила и Ларисы.

Тут консоль звякнула, и Андрей с минуту хлебал суп. Потом протянул ложку Николь:

— На-ка, попробуй. Только осторожно, горячо.

— Пахнет чудесно! — Хана подалась вперед, чтобы тоже отведать супа.

— М-м-м, — замычала Николь. — Как ты заставил эту тварь состряпать такое чудо?

— Я не новичок в космосе.

— Не сыпь мне соль на раны.

— У нас с Федором такая же система установлена дома, так что у меня было время попрактиковаться… — он помахал руками, застенчиво усмехнувшись, — и малость побаловаться с ней. Так сказать, раздвинуть рамки кулинарной посредственности.

— А Полю не останется? — справилась Николь. — Он сейчас на вахте.

— Бери. — Андрей закрыл миску герметичной крышкой, закрепил на подносе и вручил Николь, невзирая на протесты. — Себе я еще сделаю. Основной рецепт внесен в меню, можно вызвать его в любой момент и только добавить специй по вкусу. Потом, если хочешь, запиши этот вариант в память, а уж дальше «Странник» возьмет всю работу на себя. А если вдуматься… — он набрал команду на клавишах блокнота, — стоило бы отнести контейнер Медведю. Он так увлекся, что, если я не принесу поесть, помрет с голоду.

— Вы с ним два сапога пара, — ухмыльнулась Хана.

Но Андрей ответил совершенно серьезно, удивив их с Николь.

— Наверно, мы последние из могикан, — задумчиво проронил он. — Еще поколение, и подобный стиль жизни — медленные полеты в пределах Солнечной системы — уйдет в небытие. Нужда в людях вроде нас отпадет.

Николь поняла, что он подразумевает всех сразу, а не только себя с Шэгэем.

— О ком ты говоришь? — уточнила она.

— Об отшельниках, способных месяцами высиживать в этих претенциозных жестянках. Даже подлодки изредка всплывают на поверхность, чтобы экипаж размялся, подышал свежим воздухом, полюбовался пейзажем. Здесь такой возможности нет. Ближайшая аналогия — антарктические исследовательские станции, где люди зимой заперты в четырех стенах, отрезаны от внешнего мира. Для подобной жизни нужен особый склад характера вроде нашего. Нам прощают наши маленькие чудачества только потому, что пока заменить нас некем. Но все впереди. Такой закон. У вас на Диком Западе, Николь, горцы были в большой чести, но их время прошло. Наше тоже пройдет.

— Спасибо, утешил, — проворчала Николь.

— По-моему, Поль предпочел бы съесть суп горячим? — Андрей указал подбородком на контейнер в руках у Николь.

— Тьфу ты, совсем забыла!.. Ладно, увидимся позже. Хана, спасибо за рыбу! — последние слова она бросила через плечо, направляясь к люку. На полпути к рубке она вдруг передумала и сделала крюк, заглянув к себе и прихватив кожаную эдвардсовскую летную куртку, а уж потом отправилась прямиком на мостик, в носовую часть корабля.

Едва люк распахнулся, Николь улыбнулась, мгновенно узнав сочное контральто, пьянящее, будто вино.

— С каких пор ты фанат Лайлы Чени? — крикнула она.

Поль оттолкнулся от кресла, установленного справа от капитанского, и убавил громкость.

— Недурно, но я слыхивал получше.

— Не пори чушь!

— У меня в Хьюстоне есть дружок, приятель которого вертится в ее свите — технарь, из команды звуковиков, вот мы и договорились насчет кое-каких записей.

— Это «Раскат грома». Там слышатся крики толпы… Запись что, концертная?

Поль расплылся в широченной улыбке.

— Сан-Франциско, ровно одна календарная неделя назад.

— Сукин ты сын, врешь небось!

Он отрицательно замотал головой.

— Это — легальная, санкционированная артисткой только для друзей выборка лучших мест кругосветного тура Лайлы Чени. И кое-какие студийные джем-сейшны, от которых у тебя волосы встанут дыбом. А если этого мало…

— Куда же большего желать?!

— Господи, ты будто ребенок в Рождество! Жаль, фотоаппарата не захватил.

— Благодари свою счастливую звезду, пустомеля!

— Данно заодно подбросил архивные записи «Назгула».

Николь хотела сказать, как много это для нее значит. Ее преклонение перед Лайлой Чени стало дежурной шуткой с тех пор, как они познакомились; Поль столь же страстно обожал классический рок-н-ролл, и сойтись во мнениях им никогда не удавалось. Николь оставила контейнер с супом плавать посреди рубки, а сама подтянулась к креслу и заключила Поля в объятия.

— Ради этого можно было постараться, — сказал он, когда Николь его наконец выпустила.

— Наверно, это целое состояние…

— Пустяки. Мы с Данно вместе росли. Более того, он утверждает, что Лайле это даже пришлось по душе. Похоже, она решила, будто оказанная тебе любезность поможет ей получить ангажемент на Луне.

— Это было бы чудесно!

— Я хотел отблагодарить тебя за доброту, с какой ты и твои родители относились ко мне много лет.

— Проклятие, Паоло, что я могу для тебя сделать?..

— Я могу удариться в сантименты, командир, и сказать, что для меня нет большей награды, чем сияние ваших глаз.

— Не верю!

— Жаль. Ничего, думаю, когда-нибудь счет уравняется сам собой. А что это у тебя?

— Подарок из камбуза.

— Можно, я пропущу? Я уже перекусил.

— Попробуй, не пожалеешь!

— Как автобус? — поинтересовалась Николь несколько минут спустя.

— В норме. В основном разъезжает по домашним делам. Если почту загрузили по графику, должен быть минут через пятнадцать. По-моему, Медведь ждет результатов обработки экспериментальных данных, которые мы вчера выслали в Хьюстон. — Нахмурившись, Поль отставил суп и указал на забинтованное запястье. — Кьяри?

Николь кивнула.

— Я бы вышиб ему мозги при первом удобном случае.

— Ах, мой рыцарь в сверкающих латах! Лучше присмотри за собой; он учит меня, как убивать людей, одетых в скафандры полной защиты.

— Боже, он же изувечил тебя!

— Не больше, чем тебя, сорвиголова.

— Он показывает тебе намного больше приемов и гоняет гораздо жестче, чем меня. Я против тебя не выстоял бы и минуты.

— Ты и раньше не мог.

— И то верно, — криво усмехнулся Поль. — Потому-то я здесь, а ты… — он ткнул пальцем в сторону левого кресла, по обычаю принадлежащего первому пилоту.

— Когда-нибудь, сынок, — с шутовской торжественностью отозвалась Николь, — оно достанется тебе.

— Да я и не стремлюсь.

— Вот так новость! Насколько я помню, Поль да Куна…

— …собирался зажигать звезды. Вообрази мое удивление, когда я узнал, что они уже горят.

— Ужасно смешно.

— Да ничуточки. Речь не о том, Николь. Я знаю свои возможности. Главным образом потому, что ты придаешь мне большую значимость.

— Чокнутый.

— Разумеется. Есть у кого учиться. Эй, командир, а Хана внизу?

— Подозреваю, что ей пришлось убирать за всеми.

— Как, по-твоему, она станет отказываться от помощи?

— Попытайся. За хозяйством я присмотрю. Только не засиживайся!

Когда Поль ушел, Николь выключила музыку и перемотала пленку, предпочитая немного посидеть в тишине. Пением Лайлы она насладится после, наедине. Машинально она запустила проверку систем «Странника». Все показатели были в норме. Устроившись поудобнее в кресле, Николь отрегулировала привязные ремни так, чтобы не терять бдительности, потом запахнулась, мимоходом погладив серебряные «крылышки», приколотые слева. Температура не изменилась — здесь было не менее уютно, чем в Карусели, но Николь вдруг почувствовала холод. Куртка осталась у нее в память о пребывании в Эдвардсе как знак избранных; такие куртки старшие пилоты-испытатели вручают тем, кого считают ровней. Этой чести удостаивают независимо от чинов или возраста; признавая отвагу, мастерство и талант, а также миллион прочих качеств, необходимых прирожденному пилоту. Гарри Мэкон накинул тужурку на плечи Николь через день после безупречного полета в качестве второго пилота спускового аппарата XSR-5 — челнока, призванного поднимать грузы и пассажиров на орбиту и, главное, спускать их обратно на поверхность планеты. То был первый полет не только для нее, но и для корабля. А всего неделю спустя она летела четвертым номером, отдавая Гарри последние почести. Немного не долетев до кладбища, Николь свечой взмыла в небо, чтобы разрыв в строю символизировал погибшего летчика. Выждав, когда остальные самолеты повернут к дому, Николь с высоты заметила, как люди потянулись с кладбища к автомобилям, и бросила машину в пике, выжимая из двигателей все, что можно. Такова была ее личная дань, полет валькирии. Машина пробила звуковой барьер прямо над могилами, и гром грянул над пустынным плоскогорьем, как грохотал десятилетиями, со времени полета Йейджера[5], ставшего вехой в истории авиации. Николь устремила ревущую машину навстречу заходящему солнцу, полуослепнув от его сияния и от слез.