Филип Дик - Время, назад (сборник) Страница 17

Они, в свою очередь, верят нам. Слава Богу, мы можем общаться хотя бы в такой форме. Без сомнения, оба блока проверили всю эту мелюзгу: Францию, Израиль, Египет и турок. Но это не они. Поэтому, это вообще никто… Quod erat demonstrantum «Что и требовалось доказать (лат.)» Пешком он пересек военное летное поле и вызвал автономный хоппер.

— Куда ехать, сэр или мадам? — спросил хоппер, когда Ларс сел в него.

Это был хороший вопрос. Ему не хотелось ехать в Корпорацию. Что бы там оно ни было — это, в небе, — оно до смешном уменьшило его коммерческую деятельность, и, без сомнения, свело на нет даже деятельность Правления.

Он, наверное, мог бы сказать машине, что его нужно доставить в Фестанг–Вашингтон — туда, куда ему действительно было необходимо попасть, несмотря на весь сарказм генерала Нитца. В конце концов, он был полноправным членом Правления, и когда оно собиралось на формальные сессии, имел право на них присутствовать. Но…

Я не нужен им, понял он. Это действительно было просто.

— Вы знаете где–нибудь хороший бар? — спросил он у хоппера.

— Да, сэр или мадам, — ответила автономная сеть–схема машины. — Но сейчас только одиннадцать утра. В это время, только горячительные напитки.

— Но я боюсь, — сказал Ларс.

— Почему, сэр или мадам?

— Потому, что боятся они, — ответил Ларс. Мой клиент, подумал он.

Работодатель, или кем оно там является. Это Правление. Их беспокойство пошло по цепи и достигло меня. Интересно, как чувствуют себя простофили в таком случае?

Может ли неосведомленность помочь при этом?

— Дай мне видеофон, — приказал он машине.

Потрескивая, вылез видеофон и застыл у него на коленях. Он набрал номер Марен в Париже.

— Ты слышала? — спросил он, когда ее лицо, как серая миниатюра, наконец появилось на экране. Это был даже не цветной видеофон — схема была просто древней!

Марен сказала:

— Я рада, что ты позвонил. Сейчас все что угодно можно увидеть. Это невероятно…

— А это не ошибка? — перебил ее Ларс. — Они не запускали этот новый спутник?

— Они клянутся. Они подтверждают это. Умоляют поверить им. Ради Бога, Матери, Русской земли. Назови как угодно! Но самое ненормальное — это то, что они — я говорю о самых высоких чиновниках, — все двадцать пять мужчин и женщин в БезКабе — они действительно заискивают перед нами. Никакого достоинства, никакой сдержанности. Может быть, они чувствуют за собой какую–то невероятную вину, не знаю. — Она выглядела уставшей, ее глаза потеряли блеск.

— Нет, — сказал он. — Это просто славянский темперамент. Это такая манера общения. Как и их ругательства. А что они такое предложили? Или это пошло сразу в Правление, а не через нас?

— Сразу в Фестанг. Все линии открыты. Те, которые так проржавели, что не могли даже передать сигнал. И все же они открыты. Сейчас их используют — может быть потому, что на другом конце провода все так громко орут, Ларс, как перед лицом Бога. Один из них даже плакал.

Ларс сказал:

— При таких обстоятельствах ясно, почему Нитц отключился.

— Ты разговаривал с ним? Ты правда дозвонился до него? Послушай… Ее голос был спокоен, хотя она говорила громко. — Уже была предпринята попытка направить оружие на неизвестный спутник.

— Неизвестный… — как эхо, изумленно повторил он.

— И роботизированные команды с вооружением исчезли. Они были по уши защищены, но их больше там нет.

— Наверное, они снова превратились в атомы водорода, — сказал Ларс.

— Тогда нам повезло, — ответила Марен. — Ларс?

— Да.

— Тот советский официальный представитель, заплаканный, был военным.

— Меня раздражает, что я в мгновение ока перестал быть нужным, как Винсент Клаг. Это действительно жуткое чувство.

— Ты должен что–то делать. Ты не можешь даже плакать.

Он кивнул.

— Ларс, — сказала Марен, — ты понимаешь, сейчас все открыты.

Правление БезКаба — они тоже открыты, сейчас никто не закрыт. И даже здесь. Вот почему возникло слово «неизвестный».

Это самое плохое слово из всех, что я слышала! У нас есть три планеты и семь лун, о которых мы думаем, как о «нас», и тут вдруг… — Она угрюмо сжала губы.

— Можно, я скажу тебе?

— Да, — кивнула Марен.

— Мой первый импульс был… Выпрыгнуть, — хрипло сказал он.

— Ты сейчас летишь? В хоппере?

Он кивнул, не в силах сказать ни слова.

— Хорошо, лети сюда, в Париж. Это стоит того. Давай! Приезжай сюда, и мы будем вместе.

— Я не могу этого сделать, — сказал Ларс… Я выпрыгну где–нибудь по дороге, подумал он. Он увидел, что и она поняла его мысль.

Ровно, с огромной женской, земной, материнской холодностью, этим сверхъестественным самообладанием, которое женщина может проявить, когда захочет, Марен сказала:

— Послушай–ка, Ларс. Слушай! Ты слышишь?

— Да.

— Приземлись.

— Хорошо.

— Кто твой врач? Кроме Тодта?

— У меня нет другого врача, кроме Тодта.

— А адвокат?

— Вилл Сойер. Ты его знаешь. Тот парень, с головой как сваренное вкрутую яйцо. Только свинцового цвета.

— Прекрасно, — сказала Марен. — Ты приземлишься рядом с его офисом. И заставишь его написать то, что называется предписанием нижестоящему органу.

— Я не понимаю. — Он чувствовал себя маленьким мальчиком, послушным, но смущенным. Столкнувшимся с фактами, стоящими за пределами его понимания.

— Предписание нижестоящему органу должно быть передано в Правление, сказала Марен. — В нем будет требование, что ты имеешь право заседать на сессии. Это твое законное право, черт возьми! Именно это я хочу сказать. У тебя есть законное, полученное от Бога право войти в этот конференц–зал в кремле, занять свое место и участвовать во всем, что там происходит.

— Но, — хрипло возразил он, — мне нечего им предложить. У меня ничего нет. Ничего!

— Все–таки ты должен там быть, — сказала Марен. — Меня не беспокоит этот навозовоз в небе. Я волнуюсь за тебя.

И к его великому изумлению она заплакала.

Глава 12

Спустя три часа — столько понадобилось его адвокату, чтобы найти члена Верховного Суда и чтобы тот подписал предписание — Ларс сел в прямой пневмопоезд и примчался из Нью–Йорка вдоль побережья в Фестанг–Вашингтон.

Все путешествие заняло восемьдесят секунд, включая время торможения.

Затем он очутился в колонне наземного транспорта в центре города на Пенсильвания–авеню, двигаясь по направлению к нарядному абстрактному скромному наземному зданию, который и был входом в основной подземный кремль Фестанг–Вашингтона.

В пять тридцать вечера он стоял с доктором Тодтом перед опрятным молодым офицером ВВС, держащим лазерное ружье. И молча протянул ему предписание.

Это заняло некоторое время. Предписание должно было быть прочитано, изучено, подтверждено, подписано целым рядом должностных лиц, оставшихся от администрации Хардинга. Но вот наконец они с доктором Тодтом уже спускались в бесшумном гидравлическом лифте под землю. В самое подземелье, на самый низкий уровень.

С ними в лифте был армейский капитан, бледный и напряженный.

— Как вам удалось сюда проникнуть? — спросил его капитан. Было ясно, что он был здесь курьером или исполнял какие–нибудь подобные глупые поручения. — Как вам удалось обмануть всю охрану?

— Я наврал им, — ответил Ларс.

Продолжения разговора не последовало.

Двери лифта распахнулись, они вышли. Ларс, вместе с доктором Тодтом, который молчал всю дорогу и во время процедуры представления предписания.

Они все шли и шли, пока не достигли последнего и самом изощренного поста охраны, который окружал Правление ООН–3 ГБ в его комнатах во время сессий.

Ларс с гордостью отметил про себя, что оружие, там и сям направленное прямо на него и доктора Тодта, изготовлено по проектам Корпорации Ларса. В тонюсенькую щель в прозрачной, но непробиваемой перегородке от пола до потолка он сунул все свои документы. На противоположной стороне гражданское лицо, с седыми волосами, с настороженным выражением лица, и даже, пожалуй, мудростью, написанной на его несколько хищных чертах, склонившись над документами, подтверждающими личность Ларса, и его предписанием. Он довольно долго разглядывал их… нет, все–таки не чересчур долго. Кто бы что ни сказал в подобной ситуации.

Через настенное переговорное устройство престарелый представительный мужчина произнес:

— Вы можете войти, мистер Паудердрай. Но сопровождающий вас — нет.

— Это мой доктор, — сказал Ларс.

Седовласый ответил:

— Да хоть бы и ваша мамаша!..

Перегородка раздвинулась ровно настолько, чтобы Ларс мог протиснуться внутрь. И в это же самое время зазвенел предупредительный колокольчик.