Дмитрий Володихин - Конкистадор Страница 2

– Виктор Максимович?

– Ничего. Все в порядке. Все в порядке…

Как же давно это было! Двадцать один год назад.

Никогда, ни при каких обстоятельствах он не забудет одну дату. Умирать будет, так припомнит ее в смертном бреду, наверное… 1 июня 2118 года, орбитальная верфь Русского сектора. Первые ходовые испытания военного транспорта «Былина», первого в серии, первого по объему перевозимых грузов среди всех кораблей Терры-2, первого… да много по каким характеристикам первого. А главное, первого корабля, самостоятельно доведенного до ходовых тестов инженер-корабелом Виктором Сомовым. Он был счастлив тогда, как только может быть счастлив мальчишка, которого дело только что превратило в мужчину.

Двадцать два года спустя командор Сомов наблюдал обломок старой «Былины», разбитой в щепы арткомплексами его эскадры.

Часть 1

Миссия и заложники

Глава 1

Жена командора

18 декабря 2140 года.

Терра-2, Синие Холмы, пригород Ольгиополя.

Екатерина Сомова, возраст имеет значение.

…да чего ради? Ей приличествуют спокойствие, уверенность, ну и, быть может, мечтательное настроение. Чего же ради она влезла по самые уши в информпрограмму «Наша семейная хроника, год 2139-й» и вдвое дольше останавливается на курортных сценах, чем на каких-нибудь других? Не потому ли, что Виктор… что-о… тело… Виктора… обнажено несколько больше, нежели… Да чушь собачья. Ей пятьдесят лет, у нее двое детей, докторская степень по истории, независимый характер, и еще она в браке вот уже… мерзавец Витька недавно брякнул, что будто бы пятнадцать… отчего мужчины никак не могут запомнить раз навсегда, сколько именно лет назад они обзавелись любимыми женами? Спасибо, помнит хотя бы день свадьбы и день, когда они были близки в первый раз… Господи, оборони его от любых напастей! Господи, пусть он будет здоров! Господи…

Екатерина Сомова очень хорошо чувствовала одну тонкую вещь: сколько лет прошло, а они все еще сдают экзамен на звание достойного супруга/супруги. В смысле, достойного того дара, которым наделили их свыше невесть за какие заслуги. Ей даровали Виктора, Виктору даровали ее… Она застыла перед экраном инфоскона, обратясь мыслями к тем беспечным временам, когда они еще не успели затеять первого ребенка… и… и… да чего ради она опять съехала на ту роскошную сцену у его дяди на плантации, посреди пятнистых подсолнухов… чего ради? Скажите, люди добрые! Ужели она не солидная матрона? Ужели их с командором пламя не должно было… ну… не то чтобы гореть послабее… тут она не согласна… но… как-то… стать самую малость поцивилизованнее. Вот ведь напасть какая! Иногда – уютный огонек в домашнем очаге, все как у людей; а то как полыхнет наподобие жуткого степного пожара, от которого на своих двоих ни за что не уйти…

Он отправил ей сообщение с военной базы на Борхесе, мол, закончились учения, если все будет нормально, жди часа через четыре. Так вот, оставалось два с четвертью. Ерунда какая, всего два с четвертью часа! Что бы сделала почтенная матрона, мать двух детей, обожающая мужа вполне цивилизованно? Привела бы дом в порядок, приготовила бы что-нибудь умеренно праздничное и занялась бы… ээ… чем они там занимались? Рукоделием? Надо будет уточнить у коллег, отличается ли рукоделие от вышивания и какова кардинальная разница между рукоделием и льнопрядением? В смысле, ковроткачеством? Ведь какая была богатая идея: ожидая супруга, рукоделить что-нибудь. Вышивать, ковроткать или, скажем, льнопрядеть… Впрочем, если это не одно и то же. Сто раз задумывала госпожа Сомова обучиться одному из этих ремесел, чудесно успокаивавших нервы, но, как человек занятой, откладывала окончательное решение: вот, сажусь и начинаю учиться. Потому что таков был ее характер – если б решила, то непременно села бы и научилась, потеряв уйму времени; характер следовало обуздывать. Что ж, она обуздала… Поэтому всякий раз, когда Катя ожидала мужа, ее ожидание заполнено было… нервным ожиданием проклятого мужа, до прихода которого оставалось целых два часа и тринадцать минут! И тринадцать отвратительных минут!

Нет, положительно следует взять себя в руки. Как у нормальных женщин? Они ведь обязаны помнить миллион мелочей, из которых складывается равновесие в доме. Мелочей, совершенно отсутствующих, просто невидимых для мужского глаза и мужских мозгов. Сколько раз она слышала от знакомых женского пола: чувствуешь себя как обезьяна, несущая кучу гороха, причем отдельные горошинки все время падают, падают, и такой соблазн – нагибаться за каждой мелочушкой, но приходится чем-то жертвовать, о чем-то забывать, иначе вся куча поползет, и тут уж никакой ловкости и уверенности в домашних делах не хватит, чтобы не потерять сразу много; и до чего же иногда хочется опустить руки, бросить горох наземь, разметать его пинками, а потом сесть и пореветь о несчастной своей и ужасно тяжелой жизни… И если вдуматься, мелочей, действительно хватает. Вот, например, умеренно праздничный стол… да-да. Кое-что стоило бы все-таки докупить. Экваториальный коньяк. А? Командор в жизни своей любил больше всего Бога, ее, жену, то есть, Сашку с Варенькой, и свою службу. На пятом месте твердо стоял Экваториальный коньяк. Купить? Побаловать?

Два часа и десять минут.

Или, скажем, связаться с сестрой? Сестре, которой она торопливо сбагрила детей. И сестрица не преминула сообщить ей в чисто педагогических целях: «Милая моя, конечно, я подержу их у себя денек, но ты-то чем думаешь, они ведь соскучились по отцу, а отец по ним! Полтора месяца не виделись. Хорошо ли так их разлучать?» Тогда Катя промолчала. Чем она думала? Да вот как раз этим самым и думала. Вареньке, младшенькой, уже четырнадцать с половиной… Хорошо ли им обоим хоть одним глазком поглядеть, какие аттракционы будут вытворять их родители, запершись на полдня? У современного ребенка столько есть отвратительных маленьких штучек, с помощью которых совсем нетрудно установить за родителями скрытое наблюдение. И сомовские поросята уже предъявляли маме кое-что… Итак, связаться с сестрой, пусть она обоих уложит спать вместе со своими обормотами не позднее полуночи. Если, конечно, сможет… Когда, двенадцать лет назад, на всей Терре-2 позакрывали школы-интернаты, оставив только сиротские, это было счастье и горе одновременно. Со счастьем все понятно: надо быть полным идиотом, чтобы позволить чужому дяде вбивать в твоих детей воспитание на один шаблон с миллионами других мальчишек и девчонок; они же все разные, кому это в голову пришло, будто их можно воспитывать одинаково? Они с Виктором приложили руку к той реформе, большая была дискуссия, и оба они стояли строго за. Когда Женевская федерация помыкала Террой-2, все было понятно, – оторвать малышню от родителей, загнать в «доброе единение», постричь под одну гребенку, отсечь лишнее, сделать воспитанными и трудолюбивыми налогоплательщиками… После освобождения систему школ-интернатов следовало сломать в первую очередь. Так и вышло. Но и горюшка тоже прибавилось. Дети – это очень много времени, это бездна времени и энергии. Две бездны. Три бездны. Десять бездн.

Два часа и семь минут.

Катя поговорила с сестрой, заказала коньяк и начала приводить в порядок… нет, не дом, а себя.

Что говорит ей зеркало? Что последний раз это было сорок шесть суток назад и вышло… вышло… вышло…

Взять себя в руки! Разве у почтенных матрон твердеют соски от одной мысли о… В руки взять. Да. Да-да-да-да-да. Надо подумать о чем-нибудь плохом. Отвратительном. Ей пятьдесят. Ну, в этом еще, пожалуй. нет ничего отвратительного. Вот она стоит сейчас обнаженная перед зеркалом и, говоря вполне объективно, ничего отвратительного сыскать не может. Врач-косметолог, большой шишка в своем деле, говорил Кате совсем недавно: «По всем мыслимым параметрам вы в норме. Ваше тело сто лет назад приравняли бы к телу тридцатисемилетней женщины. Приблизительно. А тридцатисемилетняя женщина в ту пору свободно могла начинать все с нуля, с пустого места. Если, конечно, хотела». Тогда госпожа Сомова, доктор истории усмехнулась про себя: большой кризис был примерно столетие назад, весь мир начинал с нуля. С пустого места… Впрочем, это к делу не относится. Сомову, между прочим, сорок четыре, и в стародавние времена его приравняли бы к тридцатипятилетнему… или даже тридцатитрех… Экий мерзавец, кто его просил рождаться на шесть лет раньше нее?! Ладно. Приступим. Кожа по прежнему бела, слава Богу, никаких складочек, никаких «апельсиновых корок», никаких пятен. Под глазами намечается кое-какая темень, и с ней надо разбираться. Неотложно. Пока что Катя в состоянии преодолеть мерзкие кружочки с помощью крема-реструктуризатора. Через два часа все будет в порядке…

Два часа и две минуты.

…А потом следует заняться этим всерьез. Основательно.