Андрей Ливадный - Мишень [авторский сборник] Страница 21

Большой палец правой руки заученным движением сбросил предохранитель гашетки. Он прекрасно знал, что три пилота противника в этот момент, бросив рули управления, в рефлекторном ужасе рвут страховочные ремни, чтобы выпрыгнуть из своих кресел. Но на это у них уже не хватало времени. Четыре пулеметные установки заработали, вбивая крупнокалиберные кумулятивные снаряды в лобовую броню головного перехватчика. Его пилот в немом оцепенении смотрел, как хвостовые стабилизаторы сумасшедшего камикадзе внезапно взорвались огнем, и в тот же момент обзорные экраны в его собственной кабине брызнули осколками стекла — лобовая броня не выдержала, разлетаясь рваными клочьями, и уже мертвого пилота пригвоздило к креслу…

Истребитель Антона пролетел сквозь бурое облако взрыва, вырвавшись на оперативный простор, и, не снижая скорости, устремился прямо на барражирующую четверку перехватчиков.

В эфире царил настоящий содом. Предсмертные вопли смешались с нечленораздельными выкриками, бессмысленными командами и мольбами о помощи.

Два боковых вздутия на корпусе машины Вербицкого раскрылись, обнажая тупые жала реактивных ракет «космос-космос». Залп!…

Пять огненных хвостов рванули вперед. Антон мгновенно сбросил обороты, намеренно отстав, чтобы дать возможность компьютерам самонаводящихся боеголовок поймать цели. Уже не один пилот окончил свой путь глупой и бесславной смертью, атакованный собственными ракетами, когда в пылу атаки, совершив залп, продолжал двигаться вплотную за роем выпущенных снарядов.

Тем временем два уцелевших после лобовой атаки перехватчика пришли в себя и, стабилизировав взбесившиеся в момент потери управления машины, устремились назад. Нет они не были ни дураками, ни трусами. Вражеские пилоты уже поняли, с кем имеют дело…

Чем умнее и решительнее оказывался противник, тем яростнее клокотала в душе Антона сжигавшая его ненависть. Раз эти люди в своем уме, то как могли они хладнокровно сбросить ядерные бомбы на его планету?! Какое оправдание можно найти таким выродкам?

Только смерть…

В космосе вновь расцвели сполохи разрывов. Антон бросил беглый взгляд на боковые мониторы и выругался от разочарования — все пять ракет атаковали два ближайших к ним корабля, проигнорировав более отдаленные цели.

Это резко меняло обстановку. У него не осталось больше боеголовок, только спаренные крупнокалиберные пулеметы да автоматическая пушка, жестко закрепленная на носу истребителя, а баланс сил по-прежнему был не в его пользу. Четыре корабля противника пикировали на него с разных сторон, и он уже видел первые вспышки ракетных залпов.

В такие секунды его чаще всего выручала интуиция мышления. Он подался всем телом, загоняя рычаги Управления до упора вперед, и его корабль на форсаже Двигателей почти вертикально вонзился в лазурную голубизну атмосферы.

Он не слышал монотонных выкриков бортовой киберсистемы о недопустимости подобного маневра, не видел, как на контрольных мониторах вспыхивают и гаснут запросы о том, стоит ли вывести атакующие ракеты в качестве целей, — вся информация безнадежно запаздывала, — обшивка истребителя уже начала плавиться от трения о воздух, вражеские ракеты, выпущенные перекрестным огнем с разных сторон, сошлись в одной точке, где уже не было его корабля, и частично уничтожили друг друга, а уцелевшие, по прихоти их примитивных компьютеров, переориентировались на атаку своих же кораблей…

На ближних орбитах расцветали сполохи разрывов, и разлетались осколки брони от гибнущих перехватчиков, а он, почти потеряв сознание от перегрузки, падал, ведя отчаянную борьбу со взбесившейся машиной…

Резкие вспышки автоматически сработавших тормоз-снарядов ослепили его, заставив видеокамеры на мгновение погаснуть.

Истребитель падал, сорвавшись в неуправляемый штопор, обшивка горела, дымясь и отслаиваясь. Глаза пилота, окруженные темными синеватыми мешками, от постоянной перегрузки вылезли из орбит, но он не потерял сознание и продолжал бороться, когда это уже казалось бессмысленной затеей.

Конечно, он мог катапультироваться — даже на такой скорости это спасло бы ему жизнь, — но такова природа большинства настоящих пилотов, — бросить машину, которая стала частью тебя самого, порой бывает выше человеческих сил, по крайней мере пока еще теплится хоть какая-то надежда… потом, когда близкая поверхность рванет навстречу экранам, этот лучик надежды погаснет, но будет слишком поздно и оставшихся до столкновения секунд не хватит даже на то, чтобы рвануть рычаг катапультирования…

В обгоревшей обшивке обозначились широкие прорези, в которые, чудом не подломившись от бешеного напора встречного воздуха, выдвинулись короткие атмосферные крылья.

У Антона был единственный шанс спастись, не бросив машину. Он должен изменить вектор движения.

Медленно, миллиметр за миллиметром, он тянул на себя рычаги управления закрылками, даже не пытаясь взглянуть на экраны, чтобы определить, сколько еще осталось до рокового удара о поверхность.

Иногда секунды в жизни человека складываются в неопределенные отрезки вечности. За те мгновения, что его сознание балансировало на грани неизвестности, между жизнью и смертью, Антон успел подумать о многом. Если верить бортовому хронометру истребителя, то с момента отключения тормоз-снарядов прошло восемь секунд, ну а если взять субъективное время полуживого от перегрузки пилота…

За дымчатым забралом его гермошлема не было видно, как за эти мгновения вечности его волосы стали седыми…

Штопор постепенно перешел в пологое падение. Еще одно усилие, и нос истребителя начал медленно задираться…

Он судорожно сглотнул и позволил себе взглянуть вниз.

… Под брюхом истребителя, сливаясь в головокружительные полосы, неслись хаотичные нагромождения скал. Его сердце похолодело, и он бросил моментальный взгляд на боковые мониторы. Там серой бесконечной мутью проносились отвесные стены глубокого каньона.

Он тряхнул головой, взглянув на приборы.

Это не было чудом. Лазерные дальномеры систем автоматического пилотирования включились, как только первые молекулы воздуха ударились об обшивку его истребителя. Пока он сантиметр за сантиметром вытаскивал машину из штопора, автоматика позаботилась обо всем остальном, подправив курс падающего корабля так, чтобы он вошел в широкий разлом ущелья…

Взгляд Антона метнулся к радару.

Ему в хвост заходили две яркие точки.

Всего двое…

Он кинул быстрый взгляд на счетчики зарядов вакуумных турелей и понял, что шутки с судьбой закончились. На этот раз он окончательно влип. На приборной панели ярко мигали четыре рубиновых сигнала. Все внешнее вооружение было уничтожено. Турели сплавились и сгорели в плотных слоях атмосферы. Системы безопасности сообщали об автоматическом отстреле бесполезного балласта вместе со взрывоопасными остатками боекомплекта.

Антон побледнел. Не от страха, а от обиды. Это было почти ребяческое чувство. Стоило совершать невозможное, чтобы оказаться совершенно беспомощным в руках этих ублюдков…

Он с силой хлопнул по клавишам активации носового автоматического орудия, но шторки бронеплит безнадежно заклинило от высокой температуры.

В порыве бесконтрольной ярости он рванул рычаги, и истребитель, взревев перегруженными двигателями, круто задрал нос и начал переворачиваться навстречу двум севшим на хвост перехватчикам.

Дистанция была ужасающе короткой, и нервы противника не выдержали еще одной безмолвной, внезапной и сумасшедшей лобовой атаки. Они инстинктивно рванулись в стороны, чтобы избежать столкновения, но этому воспрепятствовали отвесные стены ущелья. Один из пилотов все же справился с управлением и свечой взмыл вверх, второму же не хватило не то скорости реакции, не то доли везения, и его машина врезалась в стену каньона.

Оглушительный взрыв потряс древние скалы, и в этот момент истребитель Антона вырвался наконец из теснины!

Вторая машина стремительно удирала. Ее пилот струсил. Он не мог тягаться с противником, хоть тот и не сделал по нему ни одного выстрела. Антон хрипло закричал от восторга. Было что-то дьявольское в этой картине: вставший на ребро горизонт, серые скалы, нежная голубизна прозрачного утреннего неба, и жирный шлейф черного дыма, утекавшего в лазурные небеса, где плавали перистые полосы призрачного небесного тумана…

Он выровнял машину, и в этот момент где-то сзади, за кабиной пилота, в районе ходовых секций, возник заунывный дребезжащий звук.

Чуткий, восприимчивый слух пилота мгновенно различил этот характерный, бьющий по нервам скрежет и звон изломанного металла. И, словно подтверждая все самые нехорошие предчувствия, на пульте управления злобно вспыхнул сигнал тревоги.