Андрей Ливадный - Мишень [авторский сборник] Страница 22

На аварийном табло появилась надпись:

«ИЗЛОМ ШЕЙКИ ОСИ ВЕДУЩЕГО ВАЛА ПРАВОЙ ДВИГАТЕЛЬНОЙ УСТАНОВКИ».

Просто не выдержал металл.

Антон в горьком отчаянье на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как машина с одним работающим двигателем начинает медленно, но неумолимо валиться набок.

Теперь у него оставался единственный выход.

Стиснув зубы, он одной рукой на ощупь нашел рычаг катапультирования и нажал его.

В следующий момент жесткий удар аварийно-спасательной катапульты швырнул пилота в лазурные небеса…

Глава 2. УСЛОВИЯ ВЫЖИВАНИЯ

Для каждого человека слово «ненависть» несет в себе свой определенный и сокровенный смысл.

Для Антона Вербицкого оно означало жестокую, без компромиссов и правил борьбу до полного физического уничтожения противника. С точки зрения прошлых лет — он был безумен. С точки зрения настоящего — постоянная, изматывающая, выжигающая его изнутри борьба была единственным способом сохранить рассудок.

От удара о твердую почву он на несколько мгновений потерял сознание и потому не видел, как автопилот его истребителя пытался посадить покалеченную машину. Покинув кабину, он дал автоматике возможность честно выполнить свои функции.

Обгоревшая машина со смятыми закрылками и простреленным в одном месте бортом неуклюже планировала на коротких крыльях, пока не чиркнула брюхом по скалам, издавая зубовный скрежет раздираемого металла. Истребитель несколько раз подбросило, развернуло вокруг своей оси, проволокло по хаотичному нагромождению валунов, и, наконец, он застыл на краю небольшой расселины, накренившись на одно крыло, словно покалеченная птица.

В этот момент Антон очнулся. Он лежал, скрючившись в объятиях амортизационного каркаса, и перед его глазами, в трещине камня, гнулся под порывами ветра пучок выцветшей, желтовато-зеленой травы.

«Хлорофилл… — пришла в голову отстраненная мысль. — Значит, планета кислородная…»

Он, видимо, сильно врезался головой, если думал о таких вещах, когда где-то в небесах кружил последний перехватчик противника.

Застонав от боли в ушибленном боку, он разогнулся, расстегнул пластиковые дуги и освободившейся ногой отпихнул в сторону остатки кресла.

Через минуту, сумев подняться на четвереньки, он вновь едва не рухнул навзничь от вспышки засевшей под ребрами боли. К горлу мгновенно подкатила тошнота. Он застонал, сдерживая рвущийся наружу желудок, с яростью пытаясь урезонить собственный вестибулярный аппарат. Несмотря на то что под ним был твердый и холодный камень, организм никак не хотел воспринимать реальное положение вещей, и скала вращалась перед затуманенным взглядом, словно он все еще падал…

Из поднебесья накатился надсадный рев турбин.

Антон встрепенулся. Он знал, что его противник вернется, но не думал, что это произойдет так быстро. Вербицкий рассчитывал, что тот сядет рядом с его подбитой машиной, и тогда овладение вражеским кораблем сведется к короткой рукопашной схватке с любопытным пилотом.

Рев нарастал, и он, превозмогая слабость и боль, боком начал отползать под укрытие наклонной скалы.

В следующий момент Антон убедился, что имеет дело с отменным ублюдком. Черт побери… Он сражался с ними яростно, безумно, но честно…

Рев накатывался на него, и вместе с ним по земле и скалам бежали две непрерывные строчки разрывов, неумолимо настигая ползущего боком Антона. Он судорожно дернулся, пытаясь рывком встать на колени, но в следующий миг сокрушительный удар швырнул его обратно на землю.

Он упал, распластавшись по скале, вдребезги расколов забрало своего гермошлема, а султанчики разрывов, оставив на его спине черную, уродливую отметину, пробежали еще с десяток метров, осыпая все вокруг каменной крошкой, и иссякли.

Вой начал отдаляться.

Антон привстал, испытывая мучительную боль, судорожно вдыхая холодный горьковатый воздух планеты и чувствуя, как по разбитому лицу и простреленному боку текут горячие струйки крови.

У него было не больше минуты, чтобы укрыться от следующей очереди.

В полубессознательном состоянии, действуя по большей части рефлекторно, он пополз, не выбирая направления, с единственным стремлением найти какую-нибудь щель, где можно будет укрыться, достать оружие и подороже продать свою жизнь…

Перед глазами полыхали оранжевые круги боли. Он то терял сознание, то обретал его вновь. Подтягиваясь на руках, он тянул свое тело прочь с открытого места, сам не подозревая того, что движется прямо к краю обрыва…

На душе Антона в этот миг было тепло и спокойно…

Он видел пламенеющие столбы Раворов во всем их ночном великолепии… Глупая ухмылка жабоклюва в загоне национального парка… Памятник экипажу «Кривича» на том месте, где несколько столетий назад совершил посадку легендарный колониальный транспорт…

Он помнил, что список имен, высеченных на куске настоящей обшивки космического корабля, установленном в качестве мемориальной плиты, начинался с фамилии Галанин, сразу за которой, в списке основного экипажа шел Андрей Вербицкий, его далекий предок…

Еще один метр…

Он в очередной раз подтянулся на руках, теряя сознание от боли, но в черном мраке небытия, словно гигантская серая птица, кружила его ненависть к тем, кто пришел из глубин галактики, с проклятой и желанной прародины… Они хотели забрать то, что в течение сотен лет бережно и гордо вынашивалось в сознании новых и новых поколений элианцев, — их независимость…

Пальцы Антона внезапно ощутили пустоту, и до его помутившегося сознания, сквозь вереницу ирреальных образов дошло ощущение того, что он сорвался и катится вниз по бесконечному горному склону…

Потом пошел дождь…

… Он очнулся в полной темноте.

Вокруг была вода. С небес доносился раскатистый рокот грозы, и черный купол небосвода то и дело рассекали косые, ветвистые зигзаги молний…

Сквозь разбитое забрало гермошлема по лицу хлестали прохладные струи дождя.

Его лихорадило, спина и бок горели огнем, все тело сотрясала крупная дрожь…

Несколько минут он лежал, даже не пытаясь пошевелиться, просто глядя в черный купол небес, где сполохи молний высвечивали темные лохматые тучи.

Несмотря на лихорадку и саднящую боль, на душе Антона было тепло и спокойно. Он даже улыбнулся разбитыми и потрескавшимися губами.

Его безумие, его ненависть, его война — все пришло к концу…

Он умирал.

Потом в глухой дождливой ночи раздался душераздирающий вопль какого-то существа, и ощущение безмятежного покоя моментально исчезло.

Он нашел в себе силы и приподнялся на локте, превозмогая слабость и боль.

Странно, но он совершенно не хотел возвращаться ни в какую реальность. Где-то сбоку прошелестели осторожные шаги. Вопли не прекращались, наполняя темноту ощущениями страха.

Антон прислушался. Шаги кружили вокруг него.

На что он надеялся, когда пополз вверх по каменистому склону?

Впоследствии он так и не смог ответить на этот вопрос. Просто в какой-то момент к нему вернулась вся ярость и боль, испытанные им за последние часы. Было нестерпимо обидно, что какая-то местная тварь уже восприняла исходящую от него обреченность и кружит, терпеливо ожидая, когда можно будет полакомиться куском свалившейся с небес падали…

Ползти по мокрым скалам и осклизлой от дождя земле было неимоверно трудно, и он несколько раз сползал вниз, начиная пройденный путь с нуля. Его все сильнее лихорадило, он вновь начал терять сознание и потому совершенно не помнил, как оказался на широкой ровной площадке перед узкой расселиной, ведущей в пещеру. Единственное, что сохранила его память, были звуки отчаянной борьбы каких-то существ, доносившиеся отсюда незадолго до того, как он выбрался на ровное место.

Привалившись спиной к скале, он зашелся в мучительном кашле.

Рассвет еще не наступил, но ночь уже не была похожа на ночь. Сильный, порывистый ветер теперь перешел в шквал. С неба низвергались потоки воды, молнии рвали тьму бледными вспышками. Антон посмотрел вниз, пытаясь оценить пройденный путь, и внезапно заметил, что котловина, откуда он выбрался, вся полыхает пожарами, которые не мог погасить даже проливной дождь. Деревья и кусты, освещаемые непрерывными разрядами молний, были повалены в нескольких местах концентрическими кругами.

Антон чувствовал себя отвратительно, но путь по мокрому склону, мучительный и долгий, потребовавший невероятного напряжения, вернул ему ощущение реальности, и теперь он желал одного: оказаться в сухой и относительно безопасной пещере, подальше От гнева разбушевавшихся стихий.

Ему достало сил только на то, чтобы доползти до входа. Кое-как примостившись на сухом пятачке, под навесом наклоненной скалы, он отстегнул от пояса изодранного и вымазанного грязью скафандра индивидуальную электронную аптечку и, расстегнув экипировку, прижал к обнаженной груди головку анализатора, расположенную в торце тридцатисантиметрового цилиндра.