Эми Мерфи - Падшие Страница 21

Глава 12

Время распалось. Иногда Эрелай понимала его целиком, все шло с логической последовательностью. Оставшаяся часть превращалась в раздробленную бессмыслицу. Так же, как время замедлялось вблизи горизонта событий вокруг разрушенной звезды. Эрелай делала круг за кругом. А время двигалось все дальше, извилисто и медленно. И все это она оставила позади, чтобы забыть о нормальной жизни.

Вместо этого она отсчитывала время по количеству разных ярко освещенных помещений, пахнущих антисептиками и заполненных отстраненным любопытством других людей. Сначала были неустанные допросы, сон вселял вечный страх. Она пыталась рассуждать, умолять, угрожать, но все напрасно. Мысль о побеге превратилась в невозможную фантазию.

Наконец, существовали правила. Об этом Тристик сказали сказала только один раз, но ее тон твердо ждал абсолютного послушания:

— Делай, как тебе говорят, соблюдай правила, и секрет твоего братца останется в безопасности. Разочаруешь меня, и он погибнет. Не сомневаюсь в твоей способности принять правильное решение. Твое сердце в моих руках и все, что мне нужно сделать, сжать кулак.

Эрелай мечтала, чтобы Джонвелиш узнал, что творится сейчас с ней. Он придет и спасет ее. Появится, как воин из далеких времен, проникнет в узилище, и они вместе убегут туда, где безопасно.

Иногда она долго не слышала других голосов. Тогда, после массы инъекций и шороха грубой ткани над ее телом, наступала блаженная темнота. Потом, правда, наступала боль. Блистающая сталь машин и приборов, измеряющих и проверяющих, инъекции какой-то гадости, заставляющие ее свернуться в крошечный шарик агонии, и устремляли свой коготь в мозг до самого черепа. Все это повторялось снова и снова. Страх, как прилив, возрастал и угасал.

Ученый, кем когда-то была Эрелай, стала предметом изучения Тристик. Та мотивировала свои действия не случайным любопытством и не вопиющей жестокостью. Эрелай подходила по непонятному критерию: прекрасное несовершенство. До нее были и другие. Никто не прожил так долго, как она. Эрелай узнала об этом из подслушанных обрывочных фраз. В некотором смысле, это делало ее ценной.

— Сегодня у нас годовщина, любовь моя. Два года.

Мейнард кружил вокруг в грубой белой комнате со блестящими металлическими конструкциями. Это было обычно для него, появляться неожиданно и шепотом доставлять мелкие муки. Прошлая Эрелай наверняка рассердилась бы на подобное обращение к ней. Теперь же это были просто слова. Слова не могут принести никакого вреда. Вред приносят другие вещи.

Два года? Как быстро идет время. Но зачем ему обманывать?

— Если бы вы, леди Верадин, приняли тогда мое предложение, то… все могло быть иначе, — Мейнард провел ладонью по жирным, зачесанным назад волосам, прихорашиваясь в отражении полированной поверхности.

Она могла бы посмеяться над ним, если бы захотела, но вместо этого слушала. Как будто, если бы она тогда не отказала ему, это что-нибудь изменило. И без того стало понятно — Тристик запланировала происходящее сейчас давно. Дефенсор может предвидеть каждый результат, каждую переменную. Это не было продуктом сверхъестественного дара. Это было продуктом ужасающе хитрого интеллекта.

На самом деле Мейнард боится Тристик как никто другой. Эрелай ощущала это во всей его сущности. Но, вместо того, чтобы прятать страх внутри, Мейнард носил его как маскировку, наподобие песочного дракона, используя ее, чтобы сливаться со скалами и камнями, прятаться в любой местности и при любых условиях. Мейнард опасен, в любое время и в любом месте. Город монстров идеально ему подходит.

Вместо ответа Эрелай молча смотрела на Мейнарда, покатот не отвернулся. На его заостренном крысином лице промелькнула усмешка. В этот момент промелькнула идея. Что стало для Эрелай чем-то новым. Такие моменты принадлежали прошлой Эрелай. Сейчас обычно она отстранялась от текущего времени и позволяла событиям самостоятельно течь вокруг нее, как воде мимо стоячего камень.

Мэйнард — обычный мужчина. Мужчины слабы. Она может найти в нем слабость, трещину, рычажок. Бежать невозможно, но знание, что может хоть немного повлиять на что-то в этом ограниченном мирке, стоит попытки.

Потребовалось применить некоторое усилие, чтобы вынырнуть из глубин, где она сейчас обитала. Храбрость может заработать наказание. И даже поставить под риск Джона. Она должна быть осторожной.

— Лейтенант Мейнард, наверное, я поспешила, отвергнув тогда ваше предложение, — хотя голос и проржавел от длительного простоя, Эрелай обратилась к лейтенанту на высоком евгенике. Это было сделано, чтобы польстить ему, хотя он того не заслуживал по положению. Да он бы никогда и не заслужил такого в любой приличной компании.

— Слишком поздно, — Мэйнард начал играть содержимым длинного лотка, наполненного хирургическими инструментами.

— Никогда не поздно. Мы можем стать друзьями. Или не можем? Мне одиноко.

Она подвинулась к краю каталки в надежде, что не выглядит так, как себя представляла: бледная кожа, красные, воспаленные глаза, впалые скулы. Может, это мало значит для такого человека, как Мейнард. Может, существо, подобное ему, клюнет на обольщение.

— Ты не захотела тогда моей дружбы. Помнишь?

Мейнард подошел ближе и сорвал с нее простыню. Скучный синий материал.

Синий никогда не был моим цветом. Как-то у меня было огненно-синее шелковое платье. Дядя дал мне его на церемонию подношения в храме. Я должна была носить его только в особые дни, потому что огненный шелк дорогой. Но я где только не носила его, чтобы…

Не отключайся! Сосредоточься!

— Что, если я передумала? — слегка хитро улыбнулась Эрелай.

Она призывно посмотрела на лейтенанта. Сейчас не было никаких ограничений. Лаборанты давно уже перестали следить за ней. Ее послушание сделало их ленивыми и самодовольными. В конце концов, куда она сбежит? Так что в маленькой комнате больше никого не было. Той, где делают ей разные инъекции. Но сейчас все ушли за стеклянную стену, занялись чем-то, отвлеклись и, наверное, благодарили Судьбы, что рядом с ними нет Мейнарда.

— И правда, — тон лейтенанта говорил о том, что поверил, но при этом, ситуация его забавляла.

Она чувствовала, что он играет с ней. Сколько человек раньше пытались с ним такое проделать? Торговались? Пытались предложить себя? Эрелай поняла, что лейтенант развлекается.

Он положил руки по обе стороны ее бедер. Взгляд горел желанием.

— Я расскажу тебе о Джонвелише, — он наблюдал за ее реакцией.

Упоминание Джона разожгло надежду, туман в голове немного развеялся.

— Джон? — она выдохнула имя как молитву или желание.

Это была игра Мейнарда. Он любил зажечь искру надежды, а потом превращал ее в дым.

— Его батальон шелудивых фабрикатов отправили на Тасемар, — сказал Мейнард, изображая печаль. — Он сглупил, решив отправится на планету вместе с ними. Шансы выбраться оттуда, моя леди, не сулят для них ничего хорошего.

Мейнард приблизился еще, ожидая насладиться ее болью. Он жаждал ее, как зверь.

— Прямо сейчас капитану корабля приказано отправиться на другое задание, а десант записать в потери. Твой брат среди них.

Эрелай почувствовала ком в горле. Еще немного, и зарыдает.

— Это было бы честью для последнего из Верадинов, — он приблизился еще ближе, почти касаясь ее. Рука легла на бедро. Эрелай отшатнулась, ощутив холод.

Джон не погибнет. Он должен остаться в живых.

Какой-то частью она ощущала, что узнает, если брат на самом деле погибнет. Она почувствует это, как будто выключат фонарик. Если он потухнет, она узнает, потому что ее вселенная станет тусклой.

Скучает ли Джон по мне? Будет ли оплакивать меня?

Характер исследований «Равстар» был секретным. Даже если Джон пытался связаться со своей сестрой, никаких сомнений в том, что ему в этом отказывали. Эрелай Верадин скользнула в темную гладь забвения, едва ощущая пульсацию в реальности.

Мейнард пробормотал что-то успокаивающее. Он продолжал играть роль заботливого любовника, пируя на ее мучениях. Но он ничего не знал ни о любви, ни о сострадании. Рефлекторно, Эрелай протянула ладонь к его руке, стремясь ее поранить, чтобы он, хотя бы, отодвинулся подальше.

Она была готова к тому, что произошло дальше.

Волна теплого покалывания прошла по рукам и по позвоночнику. Сознание ослабело. Эрелай почувствовала во рту кровь от прокушенного языка. Она увидела коллаж из картинок пыток и ярости. Кровоточащая плоть, обнаженные скрученные органы, женский крик, когда ту резали ножами. Десятки картинок. На них были мужчины и женщины. Каждый из них разочаровывал Тристик и умирал, глядя на кровавую улыбку Мейнара.

— Тристик даст нам возможность… когда доделает, что задумала. Те, кто был передо мной. Те, с кем не удалось, — прохрипела Эрелай, не подозревая, о чем говорит.