Эдвин Табб - Ветры Гата Страница 23

На регистрирующем аппарате ленты беззвучно сматывались с катушек, записывая каждую ноту всего спектра слышимых звуков, записывая даже инфра– и ультразвуковые колебания, неслышимые для обычного человека. Это был очень чувствительный прибор. Он ничего не упустит, но и не сможет ничего решить. Ему не хватало катализатора – человеческого разума, который мог превратить звук в образы.

Кибер откинулся назад, задумавшись, размышляя о мире эмоций, о котором он ничего не мог знать. Для него тайна Гата не была тайной. Это была просто комбинация факторов, действующих совместно: могучая звуковая сцена гор, которые под ударами ветра откликались живыми звуками; звуки, которые вызывали мысленные ассоциации так, что слушатель попадал в мир временных галлюцинаций, звуки, которые фильтровались разумом, превращаясь в слова, музыку, песни и речи.

Звук, который содержал в себе полную сумму всех шумов, которые уже прозвучали или еще могли прозвучать во всем времени существования Вселенной.

В этом заключалась уникальная притягательная сила Гата.

Он пошевелился, слегка обеспокоенный, ощущая звук, который не мог слышать физически. Его мозг холодно оценивал происшествие. В нем не было ничего загадочного. В диапазоне человеческого слуха было так много возможных частот. В этом диапазоне также имелось огромное число возможных комбинаций звуков. Если времени достаточно, то можно проиграть каждую из этих комбинаций.

Он немного подстроил свой регистратор.

Дюмарест заскрипел зубами и прижал руки к ушам. Это почти ничего не изменило. Удары ветра нельзя было победить так просто; голоса отказывались замолкнуть.

Он чувствовал, что стоит в центре кричащей толпы, старающейся переорать гром музыки и грохот заводских цехов. Он слышал свистящий вой ракетных двигателей, накатывающееся крещендо атомного взрыва, глухие раскаты канонады бесчисленных орудий. Он слышал вопли сгорающих людей, пронзительные крики обесчещенных женщин. Плач мучающихся детей слился в погребальную песню страданий, с которой переплетались церковные псалмы, победные гимны, хоровые рабочие песни пьяных матросов. Звуки журчащих ручейков смешивались с сердитым перестуком механизмов.

– Нет!

Его крик растаял в ветре. Буря была слишком сильной, ветер слишком могучим, возможность человека сопротивляться слишком слабой. Молнии ослепительными вспышками высвечивали всю равнину. Он увидел отбивающего такт музыканта, в глазах которого светилось безумие. Турист беспечно побежал к морю. Путешественник разрывал на себе одежду, его ногти царапали кожу. Голоса заполнили их головы.

– Блаженны кроткие, ибо они наследуют…

– Е равно эм це квадрат…

– Колокола Курфью отбивают похоронный звон расставания…

– Нет, Гарри! Ради Бога…

– Две капли и…

Миллион голосов на тысячах языков сливались с естественными звуками, с шумами заводов, с музыкой и песнями, со звуками мира и войны, так что они, подобно переменным цветам спектра, образовывали составной «белый» шум.

Дюмарест застонал от боли в ушах.

Рационально мыслить стало невозможно. Было трудно сосредоточиться. Слова возникали сами и следовали за нитью мысли; воображаемые образы толпились в скучной логической последовательности.

Он нагнулся и набрал пригоршни мокрой грязи. Он поднял эту грязь и залепил уши, залепил их еще, добавляя липкую грязь пока голоса ветра не упали до слабого бормотания. Мертвый парень смотрел на него, лежа на земле.

Ожидая, когда Дюмарест присоединится к нему в грязи.

Он повернулся в самый последний момент, уловив отблеск голого металла, отсвет вспышки молнии на полированной стали. Он отскочил в сторону, кожа покрылась мурашками из страха перед ядом. Небольшая фигура ударила его, когда он попытался схватить ее за кисть. Он промахнулся и согнулся вдвое, когда нога ударила его в пах. Полуслепой от боли, он отступил назад и свалился на тело мертвого парня.

Вспышка молнии показала ему фигуру старой карги с безумными глазами, залепленными ушами, с тяжелой иглой, нацеленной ему в глаза.

Он сгруппировался и откатился в сторону, когда погасла вспышка, успев вырвать серебро стали из ее руки. Грязь выпала из его ушей, и в голову тяжело ударил молот звуков ветра. Он почувствовал впереди гибкое тело и схватил его, ища руками горло. Он промахнулся, ощутил под пальцами металлические пробки и вырвал затычки из ее ушей.

И потерял ее в темноте.

Он вскочил на ноги, когда следующая вспышка осветила небо и увидел, как старая карга убегает от него, направляясь к скалам, на которые накатывались волны моря. Он последовал за ней, скользя по грязи, захлебываясь от боли в паху. Он увидел ее еще один раз, силуэт оборванной фигуры на фоне неба, затем она исчезла в темноте.

В свете следующей вспышки молнии ее уже нигде не было видно.

Дюмарест медленно пошел назад к горам. Он зачерпнул свежей грязи и залепил уши, размышляя, долго ли будет длиться буря и какой силы она достигнет. Предел должен быть где-то уже близко. Чистый звук сам по себе не мог убить, но это мог сделать сопровождающий его ультразвук, если здесь был ультразвук. Боль в ушах убеждала его, что вероятность этого очень высока.

Он добрался до мертвеца, прошел мимо него и продолжал двигаться в сторону палаток Матриарши. Он был уже рядом и направлялся туда, где Сим разместил свой гроб, когда буря достигла своей кульминации.

Ветер прекратился, зигзаги молний сверкали в небесах над головой и казалось, что природа затаила дыхание. В электрическом освещении все приобрело странную отчетливость и как-то потеряло реальность в стробоскопическом освещении вспышками молний.

Затем, как будто он просто приостанавливался, собираясь с силами, ветер вернулся в жестоких порывах, которые намного превосходили все то, что было до этого.

И в сверхъестественных вспышках молний Дюмарест увидел, как крышка гроба Сима приподнялась, наклонилась и свалилась в сторону под натиском поднимающейся изнутри фигуры.

Глава 12

Дюмарест застонал и открыл глаза. Он увидел чистое небо с россыпью звезд и бледными полумесяцами двух лун у горизонта. Он замерз и дрожал от холода. В голове пульсировала ноющая монотонная боль. Он поднял руку и пощупал висок. На нем напух синяк, липкий от свернувшейся крови. Он вздрогнул от боли, нажав на синяк, и с облегчением обнаружил, что травма была только поверхностной.

Над ним стояла какая-то фигура, ее лицо внезапно ожило в свете факела, зажженного в стороне, и снова погрузилось в тень, когда факел отнесли дальше в сторону. Меган склонился ниже, часто дыша, и протянул руки, чтобы коснуться Дюмареста в области сердца. Его руки замерли, когда он заметил блеск открытых глаз.

– Что случилось?

– Плоты сорвались с креплений, – сказал Меган быстро. – Должно быть, один из них ударил тебя. Я споткнулся о тебя и подумал, что ты мертв. – Он был бледен, его лицо казалось каким-то призрачным в неровном освещении. – Здесь рядом с тобой лежит мертвец.

– Я знаю.

– Здесь много мертвых. – Меган склонился вперед и помог Дюмаресту сесть. – Слишком много погибших, туристов и путешественников. – Он содрогнулся от воспоминаний. – Боже! Что за буря! Я никогда не видел ничего подобного и надеюсь, что больше никогда не увижу.

Он вздрогнул еще раз, плотно стягивая на груди намокшее тряпье. Воздух был холодным от стужи ночной стороны, и земля казалась окоченевшей, как бы покрытой льдом. Дюмарест поднялся на ноги и огляделся.

Равнина напоминала поле битвы. Только палатки Матриарши и принца Эмменеда выстояли под заключительным натиском бури. Плоты ветром унесло в сторону моря. Остатки церкви лежали на земле рваными лохмотьями пластика. Два монаха передвигались между лежащими на земле телами. Они располагались в центрах кругов света от факелов, эти круги сужались, когда монахи склонялись над телами. Иногда монахи звали помощников, чтобы перенести человека, в котором они находили признаки жизни. Это случалось не часто.

– Ультразвук, – сказал Меган тихо. – Они не знали, как спастись от него, или зашли слишком далеко, чтобы думать о спасении. – Он потер по бокам своей головы, и засохшая грязь посыпалась из его ушей. Его зубы выбивали дробь от пронизывающего холода.

– Нам нужно найти убежище и тепло, – сказал Дюмарест. Он взглянул на палатки Матриарши; они сверкали в свете огней и казались окруженными стражей. Он посмотрел на палатки принца: огней почти не было, стражников не было видно. – Собирай людей и идите за мной.

– К палаткам принца? – Меган побледнел от свежих воспоминаний. – Ему это не понравится.

– Мне наплевать, что ему понравится. Если те люди хотят замерзнуть, они могут оставаться там. Если нет, то им лучше пойти за мной.

Палатки казались покинутыми. Дюмарест замедлил шаг, когда приблизился к ним, ожидая оклика стражника или испепеляющей вспышки лазера. Но ничего не произошло, никто не подал признаков жизни, никто не скомандовал ему остановиться. Он подошел к палаткам и осторожно отодвинул входной клапан внешнего вестибюля. Он вошел внутрь. Горел одинокий факел, закрепленный на скобе. Комната была пустой.