Диана Кэри - Дредноут Страница 23

– Очевидно, он предполагал, что мы попытаемся удрать от Бома. Как самочувствие?

– Я ощущаю свою спину, словно расколотое надвое полено. Видимо, удар пришелся прямо в позвоночник.

Я моргнула еще раз, затем внимательно взглянула в глубину его глаз янтарного цвета, безошибочно определив, что за внешней их безмятежностью скрывается тревога. Интересно, в связи с чем?

– Я оставалась без сознания дольше, чем это бывает обычно при оглушающем ударе фазерного залпа?

– Нет, только семнадцать минут.

– Тогда почему же… Ладно, это не имеет значения. Неплохая у них здесь подготовлена ловушка. Думаю, что выбраться из нее будет непросто.

Перед нами был пустой коридор. Мы наверняка бы попытались снова войти в него, если бы не странный ярко-голубой свет по периметру входного портала: проход был закрыт для нас с помощью мощного защитного поля. Всего лишь одна неприятная деталь, которую я, к сожалению, не заметила. Я притянула свои ноги поближе.

– До сих пор не ощущаю их.

Сарда издал нечто похожее на вздох облегчения у вулканцев.

– Нервная система человека начинает восстанавливаться после фазерного оглушения почти сразу же. Чувствительность должна вернуться на конечности через несколько минут, после этого нам следует попытаться бежать.

Я украдкой взглянула на него.

– Вы считаете, что это реально? Сарда покачал головой, выдержав мой прямой взгляд.

– Нет, – просто ответил он, – но ведь вы все равно не удержитесь от такой попытки, пусть она даже не увенчается успехом. И я буду помогать вам.

Я, конечно, попыталась сохранить серьезное выражение лица, но на этот раз удержаться от улыбки мне не удалось.

– Я всегда знала, что вами управляет не только логика.

Он выпрямился и слегка отодвинулся от меня. К моей радости, вулканец не стал спорить со мной о логике и собственных мотивах поведения. Мы оба хорошо понимали, о чем шла речь.

– Можно полюбопытствовать?

– Конечно.

– На что вы намекали, когда говорили Риттенхаузу о том, что его идея «не будет работать»? Вы упомянули какой-то план, касающийся Звездного Флота…

– Это будет его составной частью. Причем, немалой. История Земли имеет массу тому примеров.

– Я совсем мало знаком с историей Земли.

– И вы не знаете обстоятельств, которые привели к третьей мировой войне?

– Я уже говорил: не знаю.

– Ну что ж, свобода относится к тем вещам, с которыми так просто не расстаются. Она может уходить понемногу, капля за каплей, что не так-то просто заметить. – Видя, что он не очень хорошо меня понял, я продолжила объяснения:

– Вот пример. В атмосфере процветания конца XX века люди стали предъявлять все больше и больше собственных прав своим правительствам, даже иногда требуя их активного вмешательства. Вы можете представить себе, что можно добровольно отдать свои права бюрократии?

Лицо Сарды отражало его недоверие. Как вулканец, он даже не мог себе вообразить такое, поэтому я продолжила:

– Все началось с одного из базовых прав личности – права собственности. Право индивидуума пользоваться плодами собственного труда начало уступать требованиям общественной необходимости.

– Разве никто не возражал против этого?

– Конечно возражали, и довольно сильно, но, к сожалению, с опозданием. Те, кто выигрывал от принесения в жертву личного общественному, были значительно сильнее. Некоторые из этих групп стали настолько мощными, что конкуренции с ними не выдерживал уже никто. Поэтому позиции правительств опять укрепились. Пирамида становилась все выше и выше, но превратилась в ожиревшую, нерабочую лошадь. И чем больше ее кормили, тем меньше она работала. Вы слышали разглагольствования Риттенхауза об общественном благе? Это вещи одного и того же порядка.

Через некоторое время единственным способом выжить в «новой» системе стала принадлежность к какой-нибудь мощной группировке: профсоюзу, религиозной организации, политической партии, группе бизнесменов, которые успели завоевать себе жизненное пространство у конкурентов. Постепенно индивидуумы, которыми управляли лишь их личные интересы, сошли со сцены и были заменены группами, пытающимися протолкнуть собственные представления об общественном благосостоянии, что, в конце концов, превращалось в действия, выгодные в первую очередь для них самих. Экономическая система развалилась, как карточная колода. Если у общества появлялись проблемы, их списывали на те слои, которые объявлялись разрушающими порядок, то есть, на тех, кто имел взгляды, отличные от их собственных. Таким образом одни приобретали контроль над другими.

– Как у клингонов, – пробормотал Сарда.

– И над всеми теми, кто не вписывался в их собственные планы, продолжила я, радуясь тому, что он смог ухватить смысл моих мудрствований.

– Чем жестче становилась борьба, тем больше усиливался контроль.

– И тем меньше оставалось свобод, – закончил он за меня, опустив глаза. – Вулканцы стали бы первыми в ряды протестующих. Мы никогда не прекратим борьбу против единства на такой глупой основе.

Я молча кивнула.

– Странно, – отозвался он, – что никто не обратился к основам философии.

– Что вы имеете в виду? Он нахмурился;

– Не существует такого понятия как «всеобщее благо». Благом для каждого является то, что он считает наиболее подходящим для себя. Если индивидуум не приносит никому вреда своими действиями, зачем другим искать способ контролировать его?

– На Земле причиной такого поведения стало желание одних пользоваться тем, что зарабатывали другие. Каким-то образом они убеждали себя, что потребности, даже если кто-то сам работал для их реализации, можно считать неразумными, если их нет у других людей. Стало проще заставлять правительство красть в твоих интересах, чем работать самому.

– Трудно в это поверить.

– Мне тоже.

Я задумалась.

– И большинство жителей Земли пришли к такому же мнению. Вот почему мы так оберегаем свободу личности. Мы подошли очень близко к той точке, когда могли лишиться всего и навсегда.

– Эти изменения в обществе… Как быстро они возникли? Сразу на всей планете?

– Земля – довольно большая планета, но «новые» веяния распространялись достаточно быстро. Зародившись в Азии, они проникли в Европу, Африку, Южную Америку и постепенно добрались до Северной Америки.

Там, где они реализовались, экономика превратилась в безжизненную пустыню.

Люди, добившиеся в этой жизни успеха, были порабощены в угоду тем, кто способен только потреблять.

. – Это напоминает разрушительное действие вирусов.

– Скорее, бацилл чумы. Или наркотиков. Пристрастившийся к ним требует с каждым днем все больше и больше. Чем хуже становилась жизнь, тем больше в нее вмешивалось правительство. Через некоторое время никто уже не хотел ничего производить. Они добились своего утопического общества, состоящего из одного класса, но это был класс нищих. Теневая экономика достигла невиданных масштабов. Занятие политикой стало приносить максимальные доходы. Люди забыли о самостоятельности и начали искать лидеров, тех, кто смог бы вывести их из этого «болота». Но самое ужасное ждало их еще впереди.

– Диктатуры?

– Они размножились, как осиные гнезда. Каждая демократия и итоге переродилась в маленькую диктатуру. Иногда – в не очень маленькую. Чем хуже работала экономика, тем сильнее диктаторов волновали только их собственные проблемы. Начались поиски козлов отпущения, социальные группы стали винить друг друга, другие национальные или политические группировки…

– Ужасно… – он вздрогнул.

– Вы слышали о Ли Куане?

– Совсем немного.

– О нем заговорили вначале на западе Соединенных Штатов; он удачно воспользовался стычками между диктаторскими режимами для реализации своих глобальных целей. Ли Куан захотел стать диктатором с человеческим лицом.

Объединить все народы под своим знаменем ради общего блага. Всеобщее равенство в распределении благ, еда для всех, консолидация планеты в единое целое…

– И что случилось потом?

– Сарда, такая система всегда нежизнеспособна! На словах она совершенна и гуманна, но сколько ее ни пытались воплотить в жизнь, все попытки заканчивались неудачей! Ли Куан продолжал болтать о всеобщем благе, но при котором единственным условием правительственного контроля над всем и вся является жесткое соблюдение закона, а это означает, что рано или поздно воцаряется военный порядок, чтобы все шагали по струнке, а тот, кто не согласен, автоматически объявляется преступником. Его «диктатура с человеческим лицом» началась как полицейское государство, а закончилась всеобщей кровавой бойней. Но все это время он продолжал болтать о порядке и о том, какие блага он должен принести всем людям. Но в то же самое время люди начали голодать, потому что экономика окончательно развалилась.

Я внимательно следила за нахмурившимся Сардой.