Вера Крыжановская (Рочестер) - На соседней планете Страница 32

"Зависть, ненависть, жадность и клевета будутъ руководить вами, разореніе, нищета и смерть будутъ вамъ сопутствовать".

"Вы, харимы, заразите собою весь міръ, — и горе тому, кто войдетъ въ сношеніе съ вами, проклятые!"

Сагастосъ говорилъ дрожавшимъ отъ волненія голосомъ. Очевидно, онъ зналъ наизусть священныя слова, произнесенныя на кострѣ Имамономъ.

— Теперь вы понимаете, Ардеа, что назвать кого-нибудь "харимомъ", значитъ нанести ему тяжкое оскорбленіе, такъ какъ это слово — синонимъ предательства и подлости. Понятно, что и харимы, въ свою очередь, ненавидятъ Имамона; стараются разрушать его храмы, осквернять посвященные ему жертвенники, и совершаютъ самыя отвратительныя кощунства передъ его изображеніемъ. Всѣ знаютъ это. Поэтому, если жрецъ Имамона встрѣтитъ харима, то долженъ очистить себя священной водой; точно также, если кто-либо изъ этого проклятаго народа осмѣлится проникнуть въ храмъ, то зданіе немедленно закрываютъ и очищаютъ, а вѣрные не могутъ войти въ него раньше трехъ дней.

— А сами харимы имѣютъ какую-нибудь религію? Поклоняются они какому нибудь божеству? — спросилъ Ардеа.

— Да, они поклоняются Фаро, одному изъ хранителей ключей неба и высшихъ тайнъ Аура, Творца. Возгордившись своимъ знаніемъ и могуществомъ, Фаро возомнилъ себя равнымъ Ауру и сталъ критиковать Создателя, находя плохимъ все, что создала мудрость Великаго Строителя вселенной. Вмѣстѣ съ самомнѣніемъ душу его охватили нечистыя страсти. Онъ спустился на планету и здѣсь встрѣтилъ красивую, но нечестивую жрицу, которую обольстилъ и которой передалъ нѣкоторыя великія тайны мірозданія.

Тогда Ауръ воспретилъ ему доступъ въ обитель свѣта вѣчнаго; а другіе стражи, подобно лучезарнымъ солнцамъ охраняющіе врата неба, обнажили противъ него огненные мечи свои. Свѣтъ, исходившій изъ гордаго духа, угасъ; онъ потерялъ свою красоту и ослѣпительную бѣлизну и сталъ черно-сѣрымъ, какъ пасмурное небо во время непогоды. Фаро понялъ, что онъ погибъ и навсегда утратилъ блаженство и покой. Полный злобы и ненависти, блуждалъ онъ по свѣту, сѣя зло и страданія, завидуя людскому невѣдѣнію и радостямъ жизни тѣлесной. Уставъ блуждать, онъ возсѣлъ на скалу Яуманта въ преддверіи міра, и оттуда стережетъ, чтобы не допустить добро проникнуть къ людямъ и просвѣтить ихъ.

Обольщенная имъ жрица, которой онъ выдалъ тайны зла, произвела двоихъ дѣтей, и Фаро, уничтожавшій всюду, гдѣ только могъ, жертвенники Има-мона, приказалъ дѣтямъ своимъ поклоняться ему подъ шестьсотъ шестьюдесятью шестью видами зла. Иногда во время бурь, наводненій и другихъ бѣдствій видятъ на утесѣ его зловѣщій образъ, а громкій злобный хохотъ его покрываетъ раскаты грома.

Я вамъ разсказываю, Ардеа, всѣ эти легенды для того, чтобы вы понимали въ чемъ дѣло, когда при васъ заговорятъ о харимахъ, Фаро и проч.

Переѣздъ въ страну сенидайтіасовъ длился довольно долго. По мѣрѣ того, какъ снѣговыя горы селенитовъ исчезали въ ночномъ сумракѣ, Ардеа все глубже уходилъ въ свои воспоминанія объ упоительной, но мимолетной, какъ греза, любви, которой была полна его душа. Большую часть пути они сдѣлали моремъ, пользуясь сначала подводнымъ судномъ, а затѣмъ на одной изъ станцій вышли на поверхность и отсюда продолжали уже путь на кораблѣ, похожемъ на земные пароходы.

На четвертыя сутки, около полудня, вдали показался гористый берегъ, а затѣмъ сталъ вырисовываться большой и живописно раскинувшійся на холмахъ городъ.

Пока они шли вдоль берега, Ардеа замѣтилъ, что кругомъ города, насколько хваталъ глазъ, были разбросаны плантаціи.

— Это виноградники, — пояснилъ Сагастосъ. — Наступило время сбора, и всѣ эти люди, которыхъ вы видите, заняты срѣзываніемъ зрѣлыхъ гроздей. Сегодня же вечеромъ насъ, вѣроятно, угостятъ первымъ сборомъ, который особенно славится.

Вблизи столица сенидайтіасовъ походила на столицу раваллисовъ: почти та же архитектура и та же яркая окраска домовъ, а на улицахъ, прилегающихъ къ гавани, обращало на себя вниманіе то же скопленіе народа и оживленное движеніе. Ники Цампи, всюду чувствовавшій себя какъ дома, проворно разыскалъ небольшой экипажъ, въ который Сагастосъ съ княземъ сѣли и быстро помчались по широкой, красивой улицѣ, тянувшейся вдоль морского берега, къ большому дворцу, по общепринятому на Марсѣ обычаю окруженному садомъ.

Стоявшій у входа во дворецъ вооруженный человѣкъ пропустилъ ихъ, какъ только Сагастосъ назвалъ себя, и они вошли на большой дворъ, обсаженный деревьями и большими, похожими на макъ, кустами, среди которыхъ билъ фонтанъ.

Слуги встрѣтили пріѣзжихъ, и одни изъ нихъ, вмѣстѣ съ Ники-Цампи, занялись багажемъ, а другіе повели Сагастоса съ княземъ въ большой домъ, стоявшій въ глубинѣ двора.

За портикомъ, служившимъ входомъ въ домъ, открывалась большая сводчатая зала, замѣнявшая прихожую, а отсюда въ верхніе этажи шла широкая лѣстница, ступени которой были разрисованы на подобіе ковра, и рисунокъ былъ такъ хорошъ, что казалось видны были даже складки матеріи.

Пока они поднимались по лѣстницѣ, Сагастосъ объяснилъ князю, что они находятся во дворцѣ Меру, и что по другую сторону зданія есть еще дворъ и садъ, а тамъ расположены жилища женъ, изъ которыхъ одно помѣщеніе, а именно седьмое, остается незанятымъ.

— Вы видите общій типъ здѣшнихъ зданій. Разница будетъ заключаться только въ размѣрахъ и богатствѣ отдѣлки.

Посѣтителей провели на большой балконъ, въ изобиліи уставленный цвѣтами, а вьющіяся растенія образовали сводъ, непроницаемый для жгучихъ солнечныхъ лучей. На балконѣ стояло нѣсколько рѣзныхъ скамеекъ и нѣсколько столовъ, окруженныхъ стульями. Минуту спустя въ дверяхъ показался высокій молодой человѣкъ, который быстро подошелъ къ нимъ, почтительно привѣтствуя Сагастоса и князя.

Князь Меру былъ красивый молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати четырехъ или пяти, съ оливковымъ цвѣтомъ лица, черными слегка вьющимися волосами и большими черными же глазами. Онъ былъ въ бѣлой, расшитой золотомъ, и съ золотой бахромой туникѣ, спускавшейся до самыхъ колѣнъ и стянутой у таліи разноцвѣтнымъ шарфомъ, за которымъ были заткнуты два длинныхъ кинжала. Небольшой тюрбанъ изъ ткани Сама покрывалъ его голову. Ноги его были обуты въ золоченные ботинки, а руки и шея были украшены драгоцѣнностями.

Всѣ сѣли за столъ, а слуги подали амфору съ двумя кубками и плоскую корзину, въ которой лежали длинныя, до полуметра длины гроздья. Фрукты были величиной со сливу, одни — желтые, съ золотистымъ отливомъ, другіе фіолетовые, какъ аметистъ. Ардеа догадался, что это и былъ виноградъ, про который говорилъ Сагастосъ.

Магъ объяснилъ Меру, что прибылъ къ нимъ по дѣламъ храма, которыя займутъ пять или шесть дней, и просилъ у него на это время гостепріимства для своего ученика, молодого "посвященнаго", отправленнаго Храмомъ магіи путешествовать съ образовательною цѣлью.

— Я очень счастливъ принять у себя вашего ученика и постараюсь развлекать его во время вашего отсутствія. Завтра большой праздникъ и парадный обѣдъ у царицы — моей сестры. Я представлю ей благороднаго гостя, который увидитъ тамъ столько прекрасныхъ женщинъ, что легко можетъ потерять сердце и голову до вашего возвращенія, — отвѣтилъ, смѣясь, князь Меру.

— Это было бы не особенно похвально для посвященнаго, стремящагося къ высокимъ степенямъ храма знанія. Итакъ, князь не искушайте его слишкомъ, — съ улыбкой замѣтилъ Сагастосъ.

Ардеа весело добавилъ, что съ своей стороны употребитъ всѣ усилія остаться твердымъ и не поддаться искушенію. Въ глубинѣ души онъ былъ увѣренъ, что обезпеченъ отъ всякихъ соблазновъ и никогда не забудетъ Амары ради какой-нибудь семимужней амазонки.

Было рѣшено, что магъ отправится только на слѣдующій день, а пока ему отведутъ комнату рядомъ съ княземъ, гдѣ онъ могъ бы отдохнуть по возвращеніи изъ дѣловой поѣздки. Послѣ этого Меру отвелъ своихъ гостей въ предназначенные покои, состоявшіе изъ двухъ большихъ, роскошно меблированныхъ комнатъ.

Здѣсь находились образцы всѣхъ искусствъ. Стѣны были покрыты чудною живописью, а мебель изъ чернаго дерева украшена была необыкновенно тонкой рѣзьбой и инкрустаціей; — словомъ, все дышало комфортомъ, которому могла бы позавидовать и наша Земля, но на всемъ лежала печать иного міра.

Осмотрѣвъ обстановку, Ардеа сѣлъ на мягкое кресло и взялся руками за голову.

— Какъ я еще ничтоженъ и невѣжественъ, сколько во мнѣ мелочности, какіе узкіе у меня взгляды! — со вздохомъ сказалъ онъ. — Уже цѣлые мѣсяцы я живу у васъ и восхищаюсь вашей цивилизаціей, а между тѣмъ мой ограниченный разумъ съ трудомъ усваиваетъ сознаніе, что вотъ на другой планетѣ существуютъ люди, похожіе на насъ, одушевляемые такими же, какъ и мы, чувствами и достигшіе прогресса, которымъ могутъ смѣло поспорить съ гордой своей цивилизаціей Землей.

— Это происходитъ отъ стараго предразсудка, но успѣхъ знанія, мало-по-малу, разсѣетъ его, — отвѣтилъ Сагастосъ. — Вѣдь такой же забавный предразсудокъ господствуетъ и у насъ. И наши люди науки, за исключеніемъ посвященныхъ, считаютъ, что физическія условія вашей планеты почти не допускаютъ возможности существованія на ней человѣчества. Людямъ слѣдовало бы подумать, что какъ распространены повсемѣстно простѣйшіе элементы, присутствіе которыхъ спектральный анализъ открываетъ имъ на мірахъ отдаленнѣйшихъ планетныхъ системъ, — такъ же точно существуютъ во вселенной исконные законы, напримѣръ: законъ обновленія, проявляющійся въ рожденіи и смерти; законъ притяженія и отталкиванія, порождающій любовь и ненависть; законъ размноженія, управляющій происхожденіемъ половъ; законъ поддержанія организма, требующій питанія и сна, и, наконецъ, законъ, проистекающій изъ закона обновленія и присущій всякой совокупности матеріальныхъ частицъ, образующей извѣстный организмъ, будь то планета или человѣческое тѣло: я говорю о трехъ возрастахъ, — развитія, зрѣлости и упадка, — протекающихъ отъ рожденія до смерти.