Пробуждение Посейдона - Аластер Рейнольдс Страница 32

- Боже мой. Я понятия не имела, что все настолько серьезно.

- Двое других послов погибли, так что я легко отделался. Но из-за вмешательства роботов мне стало трудно продолжать эту работу - сложилось впечатление, что я слишком сблизился с ними. Вот почему я в безвыходном положении.

- Итак, ты вернулся в Лиссабон?

- Сначала в Мадрас - у одной из погибших коллег была семья в Индии. Но как я мог устоять перед притяжением этого старого места?

- Это слишком странно - мы с тобой сидим вместе. Я чувствую себя так, словно вселенная сыграла с нами обоими злую шутку.

- Отвратительную?

- Ладно, несправедливую. Мы этого не ожидали, не так ли?

- Я, конечно, не был таким. - Кану начал складывать брошюру и засовывать ее обратно в свою сумку. После этой странной встречи он утратил тот небольшой энтузиазм, который у него был по отношению к остальной части выставки.

- Какие у тебя планы в Лиссабоне?

- У меня не было ничего, кроме посещения выставки. - Кану похлопал по сумке. - Видишь ли, первые дни. Я подумал, что это будет хорошим способом сориентироваться, прежде чем копаться глубже в ее наследии. Я полагаю, ты пробудешь в городе до тех пор, пока здесь будет проходить выставка?

- Осталось всего несколько недель. Ты хорошо сделал, что вовремя вернулся на Землю.

- Полагаю, рано или поздно это случилось бы.

- И, несомненно, наши пути рано или поздно пересеклись бы. Я знаю, что никто из нас этого не планировал, но приятно снова видеть тебя, Кану.

- Я чувствую то же самое.

Воцарилось молчание. Он был уверен, что Нисса почувствовала неизбежный вопрос, витающий в состоянии нереализованного потенциала между ними. Она чуть было не высказала это сама, когда спросила о его планах в городе. Возможно, она хотела, чтобы он пошел дальше в своем ответе.

- Нам нужно встретиться снова, - сказала Нисса.

- Да, - согласился он. - Мы определенно должны это сделать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Гома пробыла на борту "Травертина" более двух недель. Каждое утро она просыпалась и обнаруживала, что задержка между кораблем и Крусиблом на скорости света увеличилась на много секунд по сравнению с предыдущим днем. Она предпочитала, чтобы ей не напоминали об этом в часы бодрствования, потому что, если бы она слишком много размышляла о растущей разлуке между собой и своим домом, это было бы больше, чем она могла бы легко вынести. Но это происходило независимо от того, нравилось ей это или нет. Поскольку корабль находился под постоянной тягой, они заблокировали колеса центрифуги на оставшуюся часть фазы ускорения. Тот факт, что она все еще могла ходить, есть и пить, мыться и принимать душ, был свидетельством силы тяги пост-чибесовского двигателя, затягивающего ее все глубже в пустоту.

Никто не был застрахован от этого, включая Ру. У них обоих были плохие моменты - нервный срыв, приступ рыданий, спазм неправильно направленного гнева. К счастью, они всегда были рядом друг с другом. Гома беспокоилась о том, что произойдет, если они оба сорвутся одновременно. Чтобы вызвать это, требовалось не так уж много - репортаж из дома, запах или вкус, которые вызывали некую последовательность воспоминаний, которые, в свою очередь, были связаны с чем-то, чего они больше не испытают, по крайней мере, до их отдаленного, в значительной степени гипотетического возвращения. Гоме стоило только уловить некоторую грусть в сообщениях Ндеге, реальную или воображаемую, и она сама была разбита вдребезги.

- Иногда я просыпаюсь снова на Крусибле, - сказала она капитану Васин, - и меня переполняет радость, когда я обнаруживаю, что все происходящее на космическом корабле было всего лишь дурным сном. А потом я снова просыпаюсь, на этот раз по-настоящему, и я здесь.

Васин наклонила голову в знак нежного сочувствия. - Если я скажу вам, что почти все на корабле испытывают нечто подобное, включая меня, станет ли вам от этого немного легче?

Они сидели в каюте Васин и пили чай. Каюта была немного меньше, чем у Гомы и Ру, но, с другой стороны, Васин не с кем было ее делить, и она, очевидно, выбрала пространство и обстановку в соответствии со своими скромными потребностями. Через открытый дверной проем была видна небольшая спальня с кроватью и умывальными принадлежностями, а в главной комнате был низкий журнальный столик, консоль, несколько стульев и мягкие подушки. Главной особенностью, занимавшей большую часть одной стены, была картина, изображавшая восход солнца над озером, обрамленным серыми и пурпурными утесами. По крайней мере, Васин сказала ей, что картина называется "Солнце". С точки зрения Гомы, это с таким же успехом могло быть изображением какого-то разрушительного звездного события или даже насильственного рождения самой вселенной - изначального взрыва света и материи.

Их капитан взяла за правило устраивать эти маленькие светские мероприятия. Насколько могла судить Гома, ей не оказывали никаких особых услуг.

- Даже вы, капитан?

- Гандхари, пожалуйста.

- Хорошо, Гандхари. Но я не могу поверить, что у вас бывают моменты слабости.

- Больше, чем моя доля. Не обязательно это связано с Крусиблом, хотя я была достаточно счастлива во время своего пребывания там, но у меня достаточно своих страхов. Я не была бы очень эффективным капитаном, если бы не делала этого. Наши страхи держат нас в напряжении.

- Вы беспокоитесь о корабле?

- О, я доверяю кораблю свою жизнь. Я сделала это! Конечно, многое может пойти не так. Но опять же, у нас лучшая техническая команда, которую только мог собрать Крусибл. Нет, мои страхи носят внешний характер - направлены на факторы, которые я не могу контролировать.

- Как Хранители?

- Они, безусловно, были главными в моих заботах. Отправляться на корабле в межзвездное путешествие всегда было рискованно. Мы не могли предугадать, как они отреагируют. Однако пока что...

Позади Васин, на стене рядом с картиной, висела схема солнечной системы. Это было изображение в режиме реального времени, обновленное в соответствии с новыми данными по мере их поступления на "Травертин". Дуга их траектории образовывала смелый, выпрямляющий штрих, начинающийся стрелой из середины. Орбиты Крусибла и других крупных планет сжимались во все более узкие эллипсы, теснясь вокруг 61 Девы. Но вокруг схемы были также разбросаны символы в форме конуса, каждый из которых указывал на