Генри Олди - Волчонок Страница 44

— Вольно, боец. Ко мне!

Пять шагов до стола. С каждым шагом фигура военкома проявлялась, обретая характерные черты. Темно-синий мундир с орденскими планками. Гвардейские нашивки; по две молнии в петлицах. Гард-примипил, считай, армейский полулегат. Лицо военкома вытесали топором из дубового полена: прямые линии и углы, резкие складки. Сухая кожа туго натянута, хотя примипилу за семьдесят. Нанопластика? Вряд ли…

Сесть военком не предложил.

— Дисциплинка? — лязгнул он, словно затвор передернул.

— Так точно.

— Бардак и разгильдяйство?

— Так точно.

— Дисциплинку тебе подтянут. Что, боец? Готов послужить родине?

— Так точно, господин гард-примипил!

— Господин военный комиссар.

— Так точно, господин военный комиссар!

— Готов искупить?

— Не понял, господин военный комиссар!

— Вину свою искупить готов? Не слышу, боец!

Лицо Марка застыло. Каменный идол уставился в глаза деревянному:

— Никак нет.

— Что значит «никак нет»?!

— Служба в вооруженных силах Великой Помпилии является священным долгом и почетной обязанностью каждого гражданина империи, господин военный комиссар! Но никак не наказанием! Поскольку искупление вины есть наказание за проступок…

— Умник, — лязгнул затвор.

Военком сверлил взглядом строптивого призывника, но Марк знал, что одержал маленькую победу. Возразить по существу военкому было нечего.

— Какие военные специальности успел освоить?

— Навигатор либурны, второй пилот. Специальные системы вооружения — факультативно.

— Факультативно! — фыркнул военком, выбираясь из-за стола. — Навигатор и второй пилот — офицерские должности, боец! На срочной службе они тебе не пригодятся. Солдатскими специальностями владеешь?

— Никак нет.

— Оно и видно…

Сцепив руки за спиной, военком прошелся по кабинету, давая Марку время осознать свою никчемность. Сейчас он до боли напоминал дисциплинар-легата Гракха, особенно со спины. Вернувшись обратно, военком садиться не стал, лишь оперся о столешницу.

— Родина дает тебе выбор, боец. Ты этого не заслуживаешь, но родина любит даже таких обормотов, как ты. Тебе известно, чем отличается служба в частях вероятного контакта от службы в частях второго эшелона?

— Так точно, господин военный комиссар!

— Доложить отличия, боец.

— Части вероятного контакта призваны первыми вступить в бой с противником в случае войны. Служба в частях вероятного контакта проходит под ступенчатым ослабленным клеймом, иначе корсетом, для обеспечения лучшего взаимодействия частей, подразделений и отдельных бойцов. Военнослужащие таких частей утрачивают часть личной свободы — до десяти процентов максимум в режиме так называемого корсажа, иначе форсажа координирующей сетки. В частях вероятного контакта служат контрактники или военнослужащие срочной службы, добровольно давшие письменное согласие…

Память у Марка была хорошая. Он барабанил точно по тексту «Уложения о родах войск, воинских частях и воинских специальностях», местами позволяя себе небольшие вольности: «корсет», «корсаж»…

— Чем отличаются части второго эшелона от частей вероятного контакта?

— Для частей второго эшелона боевой контакт с противником предусмотрен лишь в особых случаях. Основная задача частей второго эшелона — тыловое обеспечение успешных боевых действий частей вероятного контакта. К частям второго эшелона относятся войска связи, интендантские, строительные и другие вспомогательные части, подразделения и службы. Службу в таких частях военнослужащие проходят в режиме обычного подчинения, без утраты части личной свободы…

— Достаточно. Тебе ясно, боец, зачем я задаю тебе вопросы? Чтобы убедиться: ты понимаешь, о чем идет речь, и сделаешь осознанный выбор. Тебе оказана честь! Военный комиссар округа лично тратит на тебя свое драгоценное время!

— Рад стараться, господин военный комиссар!

— Старайся, боец. А выбор таков: два года срочной во втором эшелоне. Натаскают тебя в учебке на связиста или экскаваторщика, и вперед, в стройкогорту: траншеи рыть. Без «корсета», как на гражданке. Срок оттрубил — свободен. Это первый вариант. Уяснил?

— Так точно.

— Вариант второй: часть вероятного контакта. Полтора года под «корсетом». Там тебе жизнь медом не покажется, это я обещаю. Учился на либурнария?

— Так точно.

— Курс «солдатских» инъекций прошел?

— Так точно.

— Значит, учебка по сокращенной программе — и в строй! Рядовым на либурну. Это тебе не в навигаторском кресле сидеть, сенсоры околачивать! Зато через полтора года…

Военком взял паузу. Марк ждал, забыв дышать.

«…Через полтора года, — думал военком, меря шагами кабинет, — у парня будет шанс. Если снова не облажается. Вон ершистый какой! Перебесится, окажется на хорошем счету — подаст документы на восстановление в училище. Срочная в общую выслугу пойдет…»

Военком был доволен. Парень ему глянулся. В молодости Тит Нумериус Клавдий был таким же: сердитый дурак, борец со вселенской несправедливостью. Что ж, жизнь — бравый командир — макает дураков мордой в грязь. Существуй в мире справедливость, сейчас Клавдий служил бы не примипилом на должности военного комиссара, а консуляр-трибуном или даже вторым консулом…

Мелкие радости, подумал военком. Бренди, свиной шницель, карты по вечерам. Услуги приятелям. Вот что мне осталось: мелкие мужские радости. Клавдий был рад исполнить просьбу старого знакомого, дисциплинар-легата Гракха, при этом не злоупотребив властью и служебным положением.

Родина сжимается с каждым днем жизни.

Страна. Город. Улица. Дом.

Мама. Отец. Жена.

Дети. Внуки.

Друзья.

Нужна ли большая родина? Пожалуй, нужна.

Можно ли жить в ней до конца?

Пожалуй, нельзя.

И все равно — пальцы сжимаются в кулак, такой, что впору забивать им гвозди.

Тенты — легкие перистые облака из древопены — стайкой альбатросов парили над плотом для пикника. Предлагали себя, бросали краешек робкой тени на обнаженное плечо, голень, руку, расслабленно свесившуюся в воду. Внизу, по еле заметной зыби, растаскивая дар теней, словно рыбы — крошки хлеба, бежали дорожки искр. Солнце плюшевым орангутаном висело над побережьем Йала-Маку. Со щедростью богача, осыпающего благодеяниями любимое дитя, оно заливало скалы, песок и море потоками света. Здесь, в курортной полосе, востребованной туристами, было трудно найти безлюдную бухту для отдыха в уединении. Лишь за горбатым, далеко выдвинутым вперед мысом Коринам укрывалась целая россыпь таких бухточек, сдаваемых в аренду почасово — за бешеные, между прочим, деньги.

— Брысь! — Стройная брюнетка погрозила тентам кулаком.

Юлия Руф, единственная женщина среди помпилианцев-коллантариев, не боялась солнца. Она вообще мало чего боялась в этой жизни. Особенно после того, как ее, доктора социостратегии, руководителя группы лабораторий имперского значения, дочь Тита Макция Руфа, второго консула на Октуберане, позднее — наместника на Квинтилисе… Сколько ни перечисляй заслуги и титулы, заработанные честным трудом или обретенные по праву рождения, а факт остается фактом. Горькая отрава, холодный душ: Юлию Руф лишили расового статуса.

— Брысь, говорю!

Юлия перевернулась на бок.

— Итак, легат Тумидус, — она потянулась, как кошка, и сладко простонала, нервируя мужчин, — мы здесь. Все, кого вы пригласили для конфиденциальной беседы между небом и водой. Мы вас слушаем.

— Называйте меня полковником, — сказал Гай Октавиан Тумидус.

— Хорошо.

Юлия осталась невозмутимой. Хотя ей до смерти хотелось узнать, почему гордец Тумидус, чей ослиный норов служил темой для анекдотов, попросил ее о таком странном одолжении. Да, попросил, и надо было быть Юлией Руф, чтобы уловить в вечно раздраженном каркающем голосе Тумидуса оттенок просьбы.

— Значит, полковник. Если следовать этой логике, вы, Лентулл, станете капитаном. Манипулярий — это ведь капитан, я не ошибаюсь?

Белобрысый Лентулл кивнул. Ответить он не мог — только что Лентулл откусил большой кусок от бутерброда с тунцом. Маринад тек обжоре на подбородок и грудь.

— Вы же, Аттиан, из обер-центуриона превратитесь в старшего лейтенанта…

— Так точно! — отрапортовал хмурый не по годам Аттиан.

— Что до вас, мой милый Антоний… Вам не повезло. Как вы были Антонием Гракхом, начальником моей личной охраны, так и останетесь. Без чинов и званий. Вас это не оскорбляет?