Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия) Страница 46

— Ничего.

— Скюз?

— Раза два проглядывало небо — как ни странно, ни одной звезды или луны.

— Дуз?

— Северная стена укреплена искусственной кладкой не менее чем тысячелетней давности.

— Значит, до Черных Времен… Ких?

— Ничего, принцесса. Если бы я…

— Пы!

— Кости здоровые, вьючное животное, верно. Свежие.

— Борб?

— Ничего.

— Флейж?

— Стены ущелья гладкие, очень странно, что никаких камней, свалившихся сверху. У самого западного створа застывшая грязь, и па ней — отпечатки множества следов.

— Следов? — послышался одновременный вскрик.

— Да. Отпечатки колес и копыт, которых я никогда не видел.

— Свежие? — спросила мона Сэниа.

— От одного до нескольких дней.

— А в какую сторону следы? — вставила Таира.

— В том‑то и дело… Копыта огромные, неподкованные и раздвоены в обе стороны, и вперед, и назад.

— Как у единорога… — прошептала принцесса. — Ну, и ты, Сорк, который видит дальше остальных!

Сорк, отрешенно глядевший на выход из ущелья, еще некоторое время молчал, потом неуверенно пожевал губами и произнес в который уже раз:

— Солнце садится…

— Да, — раздраженно кивнула принцесса. — И что?

— То, что оно давно уже должно было скрыться за горизонтом. А оно неподвижно.

— И что это значит?

Сорк молчал, всем видом показывая, что решать здесь пристало только принцессе.

— А то, что мы вовсе не на вашем Джаспере! — крикнула Таира, и в голосе ее прозвучало легкое злорадство. Ну надоедает же, когда при тебе кто‑то постоянно оказывается способен на чудеса.

И никто не возразил. Все пребывали в каком‑то оцепенении, не позволяющем осмыслить происшедшее. Крэги нарушили клятву. Крэги изменили самим себе.

Или нет?

Выяснить это можно было одним–единственным путем, и мона Сэниа решилась на него:

— Скажи, Кукушонок, мы действительно не на своей планете?

Последовала пауза — пестрый крэг беззвучно обращался к бывшим собратьям. И наконец прозвучало тяжелое:

— Да. Вы в другом мире.

— В каком?

Снова пауза.

— Я не… ответа нет. Я их слышу, — прошелестел Кукушонок едва уловимо, — только когда они этого хотят.

— С каких пор крэги научились изменять своему слову? — не выдержал старший из всех, Эрромиорг.

— А вот на это они отвечают… Нет, ты не прав, Эрм. Крэги никого не обманули. Вспомни, что они обещали!

— Они обещали служить нам без обмана, пока мы будем на Земле! — запальчиво крикнул Флейж.

— Нет, — голос Кукушонка стал чужим и размеренным. — Я повторю их слова: ваши крэги будут верны вам, пока вы не решите покинуть Землю. Пока не решите.

— Пока не решите… — как эхо, повторила принцесса. — Значит, их обещание потеряло силу в тот самый момент, когда я подала сигнал: “медовый туман!”…

— Да… — слетело сверху невесомое, как перышко.

— О, джаги–браги, делов‑то, — сказала Таира. — Поехали обратно.

В воздухе повисла неловкая пауза.

— Младшая из нас права. — Мона Сэниа не была бы владетельной принцессой, не умея со всем тактом игнорировать нарушение субординации.

Разумеется, когда следовало не заметить этого нарушения.

— Но, принцесса, не окажемся ли мы снова на какой‑нибудь затерянной планете? — позволил себе усомниться в ее вердикте мудрый Дуз.

— А на этот раз мы предоставим нашим верным крэгам заслуженный отдых. На Земле нас не ждут никакие засады и боевые действия, так что мы спокойно можем воспользоваться офитами. На корабль!

Она вошла в свой шатер, даже не потрудившись отдать распоряжения относительно самовольно явившейся сюда девушки. Если Скюз ее сюда затащил, пусть он ее обратно на Землю и возвращает. Об этом даже и говорить не стоит.

Вечерний фонарик тревожно метался под самым потолком, и в его свете драгоценные камни на аметистовом обруче замерцали такими же беспокойными вспышками. Кукушонок вдруг приподнял крылья и задрожал.

— Не бойся, друг мой, — сказал мона Сэниа, — ты останешься со мной. Офит я возьму для подстраховки…

Она протянула руку к белой шкуре, где совсем недавно оставила подарок землян в ногах спящего Юхани. Обруч сверкал всеми камнями, а малыша не было.

VI. Головоногие

— Ко мне! Все ко мне! — разнесся по кораблю ее страшный голос.

Восемь джасперян как по мановению волшебной палочки предстали перед ней, па ходу выхватывая оружие. Никто из них не успел заменить своего крэга на офит.

— Ищите Юхани! Его украли!

Последовало секундное замешательство: корабль был набит коробками так, что в нем невозможно был спрятать и яйцо, а ущелье только что обыскали вдоль и поперек.

— Я приказала вам надеть офиты! Каждого, кто не будет подчиняться, пристрелю на месте!!! Неужели непонятно, что вы будете смотреть на ребенка, а крэги заставят вас видеть пустое место?

Она кричала, уже понимая, что все напрасно. Они не будут смотреть на ее ребенка. Потому что кто‑то из них уже смотрел. Смотрел на Юхани и на того, кто его уносил, — и видел лишь клубы тумана.

Потому что кончился срок обета, и теперь шла война — без правил, хотя пока и без крови. Пока.

И, словно подтверждая ее догадку, снова раздался механический голос, которым крэги через Кукушонка передавали свою волю:

— Не ищи сына, принцесса. Ты получишь его в свое время и на этой планете, если заслужишь. Если заслужите обе. Обе!

Маленькие руки раздвинули джасперян, Таира поднырнула под стволы так и не опущенных десинторов — и встала напротив принцессы, задрав подбородок:

— Ты что, собираешься им подчиниться?

Секунду назад она бы задумалась. Теперь — нет.

— Корабль — к старту! — скомандовала она. — Скажи мне, мудрый Дуз, если бы ты прятал украденное, то где бы ты это делал — на солнечном свету или в темноте?

И, не дожидаясь ответа, который был очевиден, прибавила:

— Вверх по ущелью, на восток!

Корабль мчался в сгущавшейся тьме, как громадный тушкан. После каждого прыжка мона Сэниа, лежавшая на верхних коробках и уже переставшая закрывать над собой люк, приподнималась и оглядывала окрестности.

Туман окончательно исчез. Ущелье было безжизненно, ослепительный иней на камнях и ровное свечение неба не позволили бы пропустить и камень величиною с детский кулачок. Только после десятого или двенадцатого прыжка горы вдруг расступились, и корабль завис над обширным плато. Теперь отчетливо была видна пересекавшая его дорога, широкая, утоптанная и безнадежно засыпанная легким снежком.

Дорога господствовала над этим плоскогорьем; помертвелый от холода хуторок, не светящийся ни одним огоньком, был как бы придатком при ней. Корабль опустился на поле чуть поодаль — оно было когда‑то вспахано, и, скорее всего, урожай давно собран; то, что сверху показалось хижинами, по большей части обернулось громадными штабелями бревен, умело сложенных и надежно прикрытых. Домиков насчитали только три, все они были обложены большими камнями и бревнами, окна были завешаны шкурами.

Мона Сэниа махнула рукой, упрямо продолжая полет на восток. Дорога под ними сохраняла неизменность своей ширины и какой‑то мистической точности ориентации. Ей пришло в голову, что не встречается ни реки, ни скалы, ни пропасти, которые помешали бы неведомым жителям этой планеты продвигаться вслед за солнцем — или навстречу ему? Хотя последнее было маловероятно: мороз крепчал, принцессе пришлось накинуть на себя одну из шкур, чтобы не причинить вреда Кукушонку.

Первое препятствие им открылось внезапно: это был то ли рукотворный котлован, то ли природный провал, но дорога в первый раз сворачивала и аккуратно огибала его по самому краешку. В поперечнике он достигал полета стрелы, и на противоположной стороне его что‑то шевелилось.

Наконец‑то!

Это “что‑то” перемещалось одновременно и легко, и неуклюже, как двигаются во сне порождения ночных кошмаров. Уже отсюда было видно, что он раза в два–три выше любого из джасперян и напоминает вылепленную из снега гориллу–макроцефала.

Корабль отполз в сторонку и залег за сугробами.

— Скюз и Пы, за мной! — скомандовала принцесса.

И даже не удивилась, когда на звонкую от мороза почву спрыгнули не только ее дружинники, уже надевшие свои офиты, но и Таира — без Гуен, зато с десинтором.

— У них еще с ориентацией не очень, — заторопилась она предвосхитить реакцию принцессы. — А я — то не промахнусь!

Мона Сэниа дернула уголком рта. Землянка — ни разу не держала в реках десинтор, и не промахнется!

Хотя, может, в ее отсутствие девчушку успели натренировать…

Девушка, накинувшая на себя какую‑то рыжую пелерину с капюшоном, слегка приплясывала в тоненьких сапожках:

— Мне бы пристреляться… Ведь сам напрашивается, голубь!