Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия) Страница 47

— Мне бы пристреляться… Ведь сам напрашивается, голубь!

“Голубь” приближался по краю котлована, опираясь на длинные передние лапы и потом маленькими шажками подтягивая под себя задние. Теперь уже было отчетливо видно, что этих задних у него не то четыре, не то шесть. Непомерно большая даже для такого громилы голова состояла из одной пасти, как у кашалота, и ледяной частокол сверкающих зубов торчал из безгубого рта.

— Ну и прорва, — сказала потрясенная Таира. — Это кто?

— Снежный тролль.

— А вы откуда знаете?

— В Звездных Анналах описан.

Тролль лег на брюхо, свесив вниз задние лапы, поелозил, вероятно отыскивая точку опоры, и плавно перетек через край провала. Несколько секунд была видна его плешивая макушка, поблескивающая инеем; потом и она скрылась.

— Я бы таких стрелял за одно уродство, — неожиданно изрек Пы.

Таира оттопырила нижнюю губу и глянула на него с нескрываемым презрением.

— Скюз, останься, а мы поглядим вниз, — сказала мона Сэниа.

— Одного вроде бы достаточно…

— Там может быть вход в подземное царство, — проговорила принцесса так, словно это было чем‑то совершенно обыкновенным. — Ведь эта дорога ведет же куда‑то?..

Но вниз дорога не вела. Котлован был неглубок и наполнен плавающими, как медузы, сгустками тумана. В этом киселе бродили тролли, разинув страшные свои пасти; время от времени — вероятно, когда они наполнялись студенистыми комками — пасти захлопывались, из каких‑то отверстий, может быть, даже из ушей, вырывались струи пара, и тролль, свернувшись и превратившись в снежную горку, замирал в чревоугодническом экстазе. На него забирались собратья–тролли — он не шевелился. Конечно, перебить их было бы делом нескольких минут, но ничто не говорило о том, что чудовищные твари охраняют какой‑то вход. Это было пастбище монстров, и все.

А дорога, обогнув котлован, снова выпрямлялась и уходила в снежную пургу, через которую не смогло бы пробиться ни одно живое существо. Корабль подлетел поближе, но между льдистыми смерчами полыхали лиловые молнии такой устрашающей силы, что стало ясно: путь на восток закрыт.

Мона Сэниа сцепила пальцы и, низко опустив голову, коснулась их лбом, где тотчас же привычно заныл шрамик от удара аметистового клюва; тихонечко повторила:

— Если прятать украденное, то где — в темноте или на свету?

И мудрый Дуз, промолчавший в первый раз, теперь осмелился предположить:

— А что, если царственного младенца и не думали прятать? Если его похищение было нужно только для того, чтобы выманить нас из ущелья?

— Благодарю, Дуз! Назад, на прежнее место!

Теперь они мчались обратно, следом за солнцем. Наконец ущелье осталось позади, сменившись широкими террасами предгорья. Весной, наверное, их покрывали душистые травы, вспоенные горными ручьями, но сейчас это был лишь обесцвеченный солнцем и ветром сушняк, не годный даже на корм скоту. От него даже не пахло терпкой многообещающей осенью, — единственный запах, долетавший до корабля, нес с собой гарь и тлен.

И лишь дорога была прежней — широкой, прямой, испещренной следами. И безжизненной. Поэтому, когда они наткнулись на первый свежий костяк какого‑то крупного животного, мона Сэниа обрадовалась, словно встретила живого человека.

Это‑таки был единорог. Шкура с пего была аккуратно снята и мясо срезано с костей, а где еще что‑то оставалось, там поживились любители падали. Короткий рог отходил от нижней челюсти и плавно загибался вперед, но на конце побурел и был порядком притуплен, словно им всю единорожью жизнь подкапывали корни растений. Широкие копыта, изрядно стертые и все в трещинах, неопровержимо доказывали, что это всего лишь тягловая скотина. Серая дымчатая стая маялась поодаль, летучими кенгуровыми прыжками перемахивая через многочисленные пни; повадки изобличали в них стервятников.

Мысль о срезанном с костей мясе заставила Таиру прикинуть, что с момента завтрака минуло уже порядочно часов.

— Может, я подстрелю кого, для тренировки? — предложила она уклончиво. — А кстати, и на обед.

Мона Сэниа удивленно вскинула брови — думать о чем‑то, кроме поисков Юхани? Она даже не потрудилась ответить. Все ее существо было охвачено неистовым вихрем — вперед, вперед, навстречу этому одурелому солнцу, которое приклеилось к шафранному небу с твердым намереньем провисеть так до скончания веков.

— Впереди поселение, — сказал зоркий Скюз.

Корабль ринулся в вышину и завис над горсткой крошечных хибарок. Суетливые, как муравьи, существа метались между ними, а поперек дороги лежало что‑то огромное, четырехугольное. На неизменно прямой дороге у самого горизонта виднелось что‑то вроде стада или каравана, — клубы пыли, одинаковой на всех планетах, не позволяли судить даже о его численности.

— Сперва — это, — велела мона Сэниа, указывая вниз. — Укроемся за рощей.

Чудом уцелевшая от повсеместной вырубки купа деревьев скрыла корабль, и принцесса ринулась было к выходу, по Эрм поднял ладонь кверху и потом приложил ее к сердцу — знак важной и убедительной просьбы.

— Говори! Я тороплюсь.

— Владетельная принцесса, позволь на этот раз первым пойти кому‑то из нас. Стая, которую мы видели, многочисленна и может оказаться опасной. Если учесть непредсказуемую реакцию жителей деревни, то разведчики могут очутиться между двух огней.

— Разве я этого когда‑нибудь боялась, Эрромиорг?

— Нет, принцесса. Но когда мы найдем ненаследного принца, ему в первую очередь понадобится мать.

На какой‑то миг мона Сэниа дрогнула.

— Шайтаны–вавилоны, чего мудрить‑то? — вмешалась, как всегда, Таира. — Пойдем мы с Гуен, уж она‑то никаких шакалов ко мне не подпустит!

— Разумно, — неожиданно согласилась мона Сэниа. — Кукушонок, земная птица тебя прикроет. Постарайтесь залечь где‑нибудь на крыше — у них могут быть луки или арбалеты.

Таира с сомнением покачала головой: хотела бы она знать, как это заставить сову “залечь на крыше”. Ну, там будет видно. Она вскочила, натягивая на голову капюшон своей меховой пелерины и завязывая на шее болтающиеся лапки.

— Нет, Тира, только птицы.

Девушка возмущенно фыркнула, даже не обратив внимания на то, что из ее имени исчезла одна буква. И удивилась, как сурово и торжественно глядят на нее джасперяне — они‑то поняли, что это не было простой оговоркой.

Земная девушка получила боевое имя.

Она посадила Гуен себе на руку, поднесла к отверстию в потолке командорской каюты и шепнула:

— Ну, сестричка, не опозорься — за это пестрое полотенце с хохолком ты отвечаешь не только головой, но и всеми потрохами. Давай, ррыжик–ррыжик–ррыжжжжж…

Подгоняемые воркующими звуками, птицы канули в золотой закатный свет. Не набирая высоты, Кукушонок пошел плавной дугой над чахлым кустарником, огибая деревушку. Мона Сэниа нервно поправила обруч — как она завидовала зоркости Скюза! Между тем Таира выбралась на выпуклую крышу корабля, уселась скрестив ноги и поплотнее закуталась в огненно–рыжий мех.

— Так, — сказала она, примериваясь к жалкой кисее пожухлых листьев, которые скрывали их от любознательности аборигенов. — Обе наши ласточки на крыше… Самой высокой, так что от них ничто не ускользнет. Но я и отсюда вижу: грузятся на телеги. Прыгучие шакалы, между прочим, тоже там, вьются между людей, как собачонки.

— Так это люди!

— Ну, а кто ж еще? Серые какие‑то, грязные, наверное. Длинноногие. Кто в чем. Те, что верхом, покороче и побогаче — блестит на них что‑то. У той халупы, что на отшибе, очередь устроили, рвутся туда… Одни безлошадные. Хотя что я — не кони это… С рогом. Свалка. Ничего не разберу. Кто‑то кнутом орудует. Дома законопачивают. Так, разобрались: одни прорвались в халупу, других погнали к телегам. Отъезжают. О, и наши касатки возвращаются. Все.

Она не сказала, что на обратном пути Гуен несколько раз камнем падала в кустарник и догоняла Кукушонка, удовлетворенно пощелкивая клювом. В конце концов, это ее личное совиное дело. Тутошнюю мышку она заслужила.

Кукушонок скользнул в каюту с таким грустным видом, что и без слов стало ясно: маленького Юхани в поселке не обнаружилось.

— Все, что можно было видеть отсюда, мы знаем, — упавшим голосом проговорила мона Сэниа. — Расскажи о детях.

— Дети все серокожие, как и взрослые. Черноволосые. Твой сын, принцесса, выглядел бы как свежее яйцо среди черных камней. Его там нет. Двух младенцев занесли в отдаленное строение и положили вместе с немощными стариками. Двери закрыли, а крышу разобрали, так что они остались там под открытым небом. Все лежат и улыбаются.

— Говори про детей, что в обозе!

— Младенцев поместили в сумки к прыгунам, по двое–трое. Постарше сели на телеги, поверх всякого скарба. Все в открытую, никаких мешков или сундуков. Видно было хорошо. Прости, принцесса.