Альфред Ван Вогт - Гиброиды Страница 47

— Ну-ну, смотри. Может, это твой последний раз!

Злобный голос словно резанул Кетлин. Сосредоточившись на форме произнесенных звуков, лишенных на первый взгляд каких бы то ни было признаков разумности, девочка не сразу уловила смысл. Затем помимо воли обернулась.

— В последний раз? Что ты имеешь в виду?

Она тут же пожалела о своем поступке. Дэйви Динсмор стоял футах в шести в стороне. На нем были зеленые шелковые брюки и расстегнутая у ворота желтая рубаха. На его совсем еще детском лице застыло выражение крайнего самодовольства, а искривленные усмешкой губы показали Кетлин, что то, что она обратила на него внимание, он расценивает чуть ли не как победу. Трудно поверить, что это — его собственные слова. Девочку охватило желание проникнуть поглубже в его сознание, но она только пожала плечами и отвернулась, проникни она в этот умишко в его нынешнем состоянии, она на добрый месяц потеряет обычную ясность мышления.

Довольно давно, несколько месяцев назад, ей удалось оградить себя от контакта с потоком людских мыслей, их надеждами и невзгодами, отравлявшими атмосферу дворца. Наверно, будет лучше, если она по-прежнему будет презирать этого мальчишку. Кетлин повернулась к Дэйви спиной, но даже самый поверхностный контакт с его сознанием позволил ощутить пульсирующие обертоны бешенства. Вновь раздался его скрипучий голос:

— Именно в последний раз! Я не ошибся. Завтра тебе исполнится одиннадцать, верно?

Кетлин промолчала, притворившись, что не слышит, однако предчувствие беды только обострилось. Уж слишком много было в его голосе злорадства, слишком много уверенности. Кто знает, может, в течение этих нескольких месяцев, когда она изолировала свое сознание от внешнего мира, во дворце произошли перемены? Может, она совершила ошибку, замкнувшись в своем собственном мирке? А теперь реальность ломала ее защитную броню.

— Небось воображаешь себя самой умной? — не унимался Дэйви. — Посмотрим, что ты запоешь завтра, когда наступит твой последний день. Может, — ты об этом не знаешь, но мама говорит, что по дворцу ходят слухи, что когда господин Кир Грей впервые привел тебя сюда, то дал клятву членам своего кабинета убить тебя, как только тебе исполнится одиннадцать. Можешь не сомневаться, они сдержат слово. Вчера вечером на улице прикончили какую-то женщину-слэнку. Представляю, какой это был спектакль! Ну так что ты обо всем этом думаешь, разумница?

— Ты… сошел с ума! — слова сорвались с губ помимо ее воли. Кетлин с трудом верилось, что их действительно произнесла она, поскольку думала совершенно иначе. Как бы там ни было, Кетлин нисколько не сомневалась, что мальчишка говорит правду. Это вполне соответствовало нравственным идеалам этих убогих людишек. Новость была настолько логичной, что ей вдруг показалось, будто она давно об этом знала.

Странно, но внимание Кетлин привлекло упоминание о матери Дэйви. Она припомнила эпизод трехлетней давности, когда этот мерзкий мальчишка набросился на нее, воспользовавшись молчаливым покровительством своей мамаши. Он хотел запугать ее, унизить и подчинить своей воле. Каково же было удивление окружающих, когда Дэйви поднял вой и задрыгал ногами: хрупкая девчушка просто подняла его в воздух. А когда возмущенная мамаша, изрыгая ругательства и угрозы в адрес “грязной маленькой слэнки”, бросилась на помощь своему чаду, откуда ни возьмись появился Кир Грей — высоченный, могущественный и разгневанный, и миссис Динсмор буквально ползала перед ним на коленях.

— Мадам, — обратился он к ней, — на вашем месте я бы пальцем не тронул этого ребенка. Кетлин Лейтон является собственностью государства, и, будьте уверены, если государство сочтет нужным, то найдет способ избавиться от нее. Что касается вашего сына, то я был свидетелем сцены с самого начала. Он получил по заслугам, как и полагается драчунам, и, надеюсь, хорошенько запомнит полученный урок.

До чего же ее тронуло его участие! После этого случая Кетлин мысленно поставила Кира Грея в отдельную категорию, несмотря на всю его жестокость и леденящие душу слухи о нем. Теперь она поняла, что он имел в виду, сказав, что “…если государство сочтет нужным, то найдет способ избавиться от нее”.

Вздрогнув, Кетлин отогнала горькие мысли и увидела, что внизу с городом произошли большие изменения. Теперь его громада простиралась во всем великолепии ночных огней до самого горизонта. Город казался волшебным и играл огнями наподобие гигантского бриллианта. Сказочный лес зданий величественно тянулся к небесам. О, как ей хотелось попасть в эту загадочную страну и воочию увидеть те чудеса, которые рисовало ее воображение! Теперь, конечно, ей никогда больше не увидеть их.

— Ну-ну, — раздался вновь гундосый голос Дэйви, — смотри как следует. Последний раз все-таки.

Кетлин передернуло. Она почувствовала, что не в силах больше вынести присутствие этого… гаденыша. Девочка молча повернулась и пошла во дворец, в одиночество своей спальни.

Спать не хотелось, хотя было уже довольно поздно. По тому, как затих шелест мыслей за стенами, Кетлин поняла, что наступила ночь. Уснули все, кроме часовых, гуляк и страдавших бессонницей.

Она не могла уснуть. Теперь, когда она знала все, на душе сделалось легче. До чего невыносимо жить, сознавая, что тебя ненавидят буквально все, начиная от слуг и кончая последним забулдыгой. В конце концов ей, должно быть, все-таки удалось уснуть, поскольку резкая мысль, внезапно вторгшаяся в легкий сон, нарушила призрачную гармонию сновидения.

Кетлин беспокойно заворочалась. Слэновские усики — тонкие нити, которые, подобно золоту, поблескивали в густых волосах, обрамлявших детское личико, — приподнялись, тихо покачиваясь, будто от дуновения ветерка… слабо, но настойчиво.

Вдруг эти чуткие антеннки уловили в окутавшей дворец ночной тиши грозную мысль. Кетлин проснулась, дрожа от страха.

Мысль на мгновение задержалась в ее сознании — ясная, безжалостная и кровожадная. Сон ушел, будто смытый холодным душем. И тут мысль исчезла, как будто ее не было вовсе. В сознании осталось лишь нечеткое воспоминание, поток расплывчатых образов, доносящихся из бесчисленных покоев дворца.

Кетлин лежала тихо как мышка, а из глубины сознания поднималось понимание того, что она только что уловила. Кто-то решил не дожидаться завтрашнего дня. Кто-то сомневается в том, что казнь состоится. И этот некто решил поставить Совет перед свершившимся фактом. Лишь один человек обладал достаточной властью, чтобы не бояться возможных последствий, — Джон Петти, глава секретной полиции, ненавидящий слэнов до такой степени, что это бросалось в глаза даже в этом гнезде слэнофобов Судя по всему, убийцей должен стать один из его приспешников.

Усилием воли она взяла себя в руки и напрягла сознание насколько возможно. Проходила секунда за секундой, а она по-прежнему прощупывала помещение за помещением в поисках разума, так напугавшего ее. Шепот сторонних мыслей превратился в бурлящий поток, который захлестнул Кетлин. Впервые за столько месяцев она вновь исследовала мир нетренированных разумов. Кетлин полагала, что хорошо осведомлена об ужасах этого мира, однако действительность затмила все, доселе испытанное. Неумолимо, с почти взрослой настойчивостью она удерживала себя в урагане мыслеобразов, стараясь по очереди изолировать индивидуальные матрицы. Откуда-то донеслось:

“О Боже, надеюсь, они не обнаружат его мошенничества. Сегодня — на овощах!”

Наверняка то была жена помощника повара — забитая, набожная женщина, жившая в постоянном страхе, что ее муж будет разоблачен.

Кетлин на миг прониклась симпатией к этой испытывающей муки совести маленькой женщине, лежавшей без сна в темноте рядом с мужем. Симпатия эта не была особенно сильной, поскольку однажды она, повинуясь мимолетному злому импульсу, со всего размаху ударила шедшую по коридору девочку.

Разум Кетлин заработал лихорадочно, она чувствовала, что надо спешить. Мыслеобразы мелькали словно в калейдоскопе, причем некоторые представлялись настолько яркими, что на мгновение затмевали остальные. В этих картинах-образах отражался дворцовый мир со всеми его интригами, бесчисленными личными трагедиями и честолюбивыми помыслами. Здесь были самые сокровенные мечты ворочающихся во сне людей. Были здесь и мысли царедворцев-интриганов.

Внезапно она поймала обрывок грубого желания, жестокой решимости убить ЕЕ. В следующее мгновение мысль упорхнула подобно бабочке. Смертоносная эта мысль повергла Кетлин в отчаяние, поскольку вторая вспышка, куда более сильная, чем первая, свидетельствовала только об одном: убийца приближался.

Девочку начало лихорадить, тупая боль пульсировала в голове, и тут она поймала мысль в третий раз. Теперь она могла установить источник. Стало понятно, как этому мозгу до сих пор удавалось от нее ускользать. Мысли убийцы были тщательно распылены и настолько быстро перескакивали с одного объекта на другой, что постоянно присутствующий мыслефон просто заглушал их.