Виктор Глумов - Школа наемников Страница 5

— Дурак! — Бородач постучал себя по лбу. — Мы им нужны живыми! Вишь, заботятся.

— Что они с нами будут делать? — с надеждой спро­сил Жбан.

— Эй! — снова крикнул в вентилятор коротышка. — Куда вы нас везете, а?

Ответа не последовало. Коротышка долбанул по же­лезу, еще долбанул.

— Отвечайте!

Разобравшись с кузовом, омеговцы вернулись в каби­ну, взревел мотор.

— Вот так и буду тарабанить, пока не скажете!

— Сел! Живо! — рявкнули из кабины — коротышка пулей отлетел, насупился.

— Я вроде догадываюсь, куда нас везут. — Бородач ус­тупил место у окошка громиле.

— Шо? — Единственный глаз громилы блеснул.

— Когда у омеговцев будет трудный бой, — начал бо­родач со знанием дела, — нам дадут оружие, какое не жалко, и погонят впереди себя. Прикрываться нами бу­дут, вот.

— И шо? А як развернэмся мы, та як йих пострэ- ляемо?

— Вот дурень! — всплеснул руками коротышка. — Не успеешь!

— Я слышал, — продолжил бородач, — что лучших из этих, ну, из нас, потом в наемники берут и даже платят. Рассказал один кетчер. Он потом сбежал отту- дова.

Артура перспектива стать наемником не прельщала. Кто такие наемники? С одной стороны — умелые бой­цы, с другой — низшая каста, люди без семьи, без дво­ра. Одинокие. Они сбиваются в стаи, они хуже кетче- ров: зависят от работодателя. Они жадны до денег и продажных женщин, но заработок уходит на оружие, а женщины их не любят. Потому что наемник — убийца, убийца по договоренности, бессовестное и тупое быд­ло. Конечно, омеговцы стоят ступенью (а то и не од­ной) выше. Но только офицеры, прошедшие обучение. А рядовые Омеги — те же фермерские сынки, разорив­шиеся, ни на что больше не годные. Артур, может, и не отказался бы стать офицером, но вот в «пушечное мясо» идти...

— А что, — коротышка потер руки, с тоской глянул на окошко, — главное, в дороге не сдохнуть.

— Пидсадыть тэбэ? — предложил громила.

— Чи-и-иво? — Коротышка аж раздулся от возмущения.

— Ну, я тэбэ пидстрахую, ты ж малэнький.

— Ага, как «малэнький», так сразу «пидстрахую»! На­шелся, понимаешь, пидстрахуй! — фыркнул коротышка. Подумал и кивнул: — Ладно, а то задохнусь к вшивому му­танту! — Он взобрался на согнутую ногу громилы, вце­пился в решетку и, ругнувшись, потряс обожженной ру­кой. Зажмурился. Ветер шевелил мокрые сосульки волос.

— Давайте, что ли, знакомиться, — предложил боро­дач. — Я Остряк.

— Ломако, — сказал киевлянин, придерживая коро­тышку.

— Шкет, — бодро представился тот.

А коротышка-то поверил, что его в наемники опре­делят и сразу генералом поставят! Воспрял. Просто ди- рижабой воспарил, ни жара ему нипочем, ни вонь и тряска.

— А я уж думал, конец нам пришел, — тараторил Шкет, глядя в окошко. — Ан нет, выживем, в наемники подадимся! Вернусь и прирежу топливника энтого. Он что задумал, мание бесхвостый, людей, значить, клик­нул, ну, на работу. Деньги хорошие обещал. А я дура-ак! Поверил. Знал ведь, что просто так столько не платють. Ну енто, люди, значить, приходють, он их раз — и в са­рай. А потом приезжають разные, ухи — чик, и в рабы. А мне повезло, да-а.

— Угу, кому ты сдався, дохля? — ласково пробурчал Ломако.

— Тьфу на тебя... Ох ты ж! — Шкет аж подпрыгнул. — Да там ктото есть!

— Дэ? — Ломако вытянул жилистую шею, поросшую рыжими волосами.

— Да вон же! Смари, ща он за холм спустился... сен- дер, кажись. Скоро опять появится. Опа! Видел, да? Ни­как за нами едет.

— Не «за нами», а объезжает, боится, — предположил Остряк. — Это ж каким дураком надо быть, чтоб на оме- говцев напасть! У них же танкер.

— Так и есть — объезжает. — В голосе Шкета сквози­ло разочарование, он немного помолчал и добавил: — Ну, за что тебя, Ломако, загребли, мутанту понятно. На роже написано, кто ты есть. И на этом написано, — кив­нул он на бывшего охранника. — Но тебя-то, Остряк? Или тебя, паря?

Ломако шумно засопел, зыркнул исподлобья и пятер­ней собрал патлы на затылке, показывая уши. Не было у него ушей.

— Понятно, да? — бросил он с обидой. — Пять сезо­нов пахал на хозяев, спыной гепнулся, ноги теперь пло­хо ходять. Зачем им такый? Вот и продали, казалы, шоб молчав, не то пристрелят. А ранише ферма своя була, жона була та донька.

Шкет сжался, стал еще меньше, слез с колена Лома­ко и попятился:

— Да ты прости... я ж не знал.

— Не знал... Чому сразу «за шо»? Просто. — Глаз Ло­мако смотрел печально, без осуждения.

— А я вот заслужил, — подал голос Остряк. — Знал много, не на того рыпнулся. А чего добро просто так губить? Вот кетчеры и продали омеговцам. — Он схва­тился за горло, отвернулся — грузовик затрясло силь­нее. — Все кишки к мутанту вытрясет!

— Кетчеры продали омеговцам? — удивился Артур.

— Почему бы и нет? Омеговцы закрывают на кетче- ров глаза, те с ними делятся, всё по-честному...

— Они наш поселок охраняли, тихо было...

— Ну конечно, им так выгоднее, а в других местах им выгоднее кетчеры. Усёк?

О себе Артур промолчал. В душу никто лезть не стал — мало ли, что у парня случилось. За него ответил Жбан, живописал предательство дозорных и ночное на­падение на поселок, добавив:

— Набежал его вот бати друг, — кивнул на Артура. Красавчик с сыном евойным, Романом, вместе рос, по­тому и не прибили. А Шака... то есть Ингвара, на до­зорной башне повесили, мертвого уже.

— Шакал сдох? — удивился Остряк, приложил руку к груди и обратился к Артуру: — Извини, он все же отец твой. Но какой же был дрянь-человек!

— Да кто же спорит. Кстати, я Артур.

— А вот будь я омеговцем, — затараторил Шкет, — я бы тебя сразу в наемники взял. Такой паря! Плечи — во! Сильный, видать.

— Кажись, ферма, — проговорил Ломако, глядя в окно.

Артур поднялся. Да, ферма. Ограждение из свален­ных остовов машин, покрышек, колес, поверх груды змеится проволока-секучка, есть и дозорная башня — ус­тановленный на покосившихся сваях ржавый сендер. Дохлый ветряк вертит лопастями. Холм порос сочно- зеленой травой — не выгорела еще. Два дня жары, и она пожелтеет, а потом и вовсе рассыплется...

— Не ферма это, — проговорил Остряк. — Точнее, не совсем ферма. Они тут дурман-траву выращивают... Ну, выращивали и продавали.

Колонна свернула к свалке. Навстречу, размахивая ружьем, спешил лохматый оборванец. Омеговцы оста­новились при въезде на ферму. В окно было видно, как оборванец разговаривает с водителем, размахивает ру­ками, восполняя недостаток слов, и украдкой косится на холмы. Танкер остановился справа, закрывая обзор. Откинулся люк, и высунулся автоматчик в шлемофоне. И как у него еще мозги не спеклись? Ничуть не опаса­ясь нападения, водитель направился за местным.

Вскоре омеговец вернулся, махнул напарнику ру­кой — выходи, мол, — и кивнул на кузов. Из танкера вы­лезли трое бойцов.

— ...мясо... кормить будем... — донесся голос.

Открылся люк возле вентилятора, на пленников гля­нул омеговец:

— Ну что, мужики, привал. Я вам кидаю наручники, вы защелкиваете их на руках, а потом аккуратненько по одному выходите подышать свежим воздухом. И чтоб без глупостей. Кто будет буянить, того на кузове рас­пнем, чтоб медленно поджаривался. Уяснили?

— Уяснили, — сказал Шкет и пожаловался: — У нас вода кончилась.

Не отреагировав, омеговец швырнул наручники и попал в Ломако. Тот крякнул, но смолчал, повертел их, сомкнул на запястьях. Поднял руки, демонстрируя, что обезврежен. Остальные последовали его примеру. Ар­тур подумывал не защелкивать «браслеты» до конца, но потом решил не рисковать. Стать наемником ему хоте­лось больше, чем поджариться на солнце, омеговцы слов на ветер не бросают, это знают все.

На выходе омеговец дернул за цепочку, проверяя, не схалтурил ли Артур, и толкнул его в спину — к тени от груды покрышек.

Каким же свежим, душистым показался раскаленный воздух! Дышать, не надышаться! И плевать, что рядом свалка, — подумаешь, свалка, эка невидаль. Сутулый ме­стный в тюрбане принес миски с зеленоватой кашицей. Ложки пленникам не полагались. Пришлось хлебать так, через край. А ничего похлебка, съедобная.

Омеговцы таскали в кузов какие-то рулоны, носи­ли воду ведрами. Один из воинов (Артур так и не на­учился их различать) замер напротив пленников, по­дождал, пока они поедят, и окатил из ведра, приго­варивая:

— Охладитесь, а то завонялись, как мутанты.

Местный принес и ему еды, беззубо улыбнулся и по­пятился, безостановочно кланяясь.

— Я бы не спешил есть. — Остряк поднялся. — И во­ду пить не стал бы.

Омеговец недоуменно посмотрел на него, даже мис­ку отставил:

— Почему?

— Я слишком хорошо знаю этих людей, чтобы им до­верять. — Остряк поманил омеговца.

Артур напрягся. Что задумал бородач? Хочет напасть на военного, отобрать автомат и... Но омеговец к Ост­ряку не пошел, качнул головой и крикнул своим:

— Эй, бойцы, идите-ка сюда.

Остряка окружили наемники, и он зашептал:

— Дай-ка я понюхаю твою похлебку, я запах дурман- травы отлично чую. Эти люди — наркоманы. Дурман- трава делает их глупыми, жадными и ленивыми. Пони­маете, о чем я? Танкер — лакомая добыча. — Бородач поковырял кашу, принюхался и удовлетворенно кив­нул. — Так и есть. Незаметно выбросьте это и сделайте вид, что съели.