Генри Олди - Вожак Страница 7

В голосе Гая Тумидуса звучала странная печаль.

— Навигация — хорошо.

Расчеты по семи точкам, вспомнил Марк. Шесть, пять, три. Серебро игл в зрачках. Слизь улитки в раковине черепа. Коррекция курса. Искушение, морок; звезды. Какое там хорошо! С натяжкой, удовлетворительно. Если бы не Кий с Тарара, мир их праху…

Мир.

Прах.

Огненное погребение на орбите Острова Цапель.

— Пилотирование — отлично.

Вой, вспомнил Марк. Рёв. Хрип двигуна. Болтанка. Слой облаков. Я тормозил маневровыми. Они, по крайней мере, слушались. Глиссада превратилась в ломаную линию. Треск сучьев. Визг металлопласта. Полная мощность на движки. Режим обратной тяги. Взлетать было легче. Мы летели домой, это всегда легче.

Отлично.

Мы выжили, значит, отлично.

— Физическая подготовка — хорошо.

Чикчан, содрогнулся Марк. Он атаковал стремительным, змеиным броском. Кими отогнал меня к колонне, не оставив пространства для манёвра. Киб бил размашисто, мощно; крылья и клюв — одно целое. Иик несся, как ветер. Минус глаз. Минус селезенка. Плюс знание языка и мигрень.

— Вы меня слышите?

— Так точно!

— Мне показалось…

— Я вас слушаю, господин дисциплинар-легат!

Начальник училища отошел к окну. Заложив руки за спину, Гракх с минуту молчал. Ему было неуютно в санаторском коттедже. Ему было дважды неуютно наедине с Марком Тумидусом. Гракх настаивал на личной встрече, писал рапорт за рапортом. Сейчас он понимал: зря. Между курсантом, которого он знал, и офицером, с которым он встретился, лежала пропасть.

Дисциплинар-легат не в первый раз стоял у края этой пропасти. Когда-то она отделила его самого от курсанта, каким Гракх был тысячу лет назад.

— Огневая подготовка — хорошо.

— Я промахнулся, — возразил Марк.

— Что?

— Я стрелял из положения лёжа. Чужой пистолет… Это меня не извиняет. Я промахнулся. Тизитль ушёл. Я ранил его в бедро, но он всё равно ушёл.

— Расстояние?

— Шестьдесят метров. Может, больше.

Поразмыслив, Гракх решил не заострять внимания на бегстве какого-то Тизитля. Зачёт сдавался не в тире, стрелок одной ногой был в реанимации… Балл выставлялся комиссией сообразно прежним достижениям курсанта Тумидуса. Учитывай комиссия экстремальную стрельбу в положении лёжа — оценку бы, скорее всего, повысили.

— Психология поведения ботвы — отлично.

— Благодарю.

Гракха покоробила ирония ответа. Он не видел причин иронизировать.

— Координация действий в корсете — отлично.

— Пятнадцать против пятерых.

— Что?

— Тройной перевес. Доспехи. Мы сбросили их с пирамиды.

Скорей бы это кончилось, подумал дисциплинар-легат. Ничего не произойдёт, если я не озвучу остальные оценки. Ничего не сталось бы, если бы я вообще сюда не приехал. Старею, делаюсь сентиментальным. Пора в отставку.

— Поздравляю, — хмуро подвел он итог. — Ваш диплом об окончании училища будет отослан к месту прохождения вашей службы. Запрос от командования лежит в канцелярии. Если хотите, копию мы вышлем по указанному вами адресу.

— Деду, — кивнул Марк. — Вышлите копию моему деду, Луцию Тумидусу, на Октуберан. Адрес дать?

— У меня есть.

У меня нет, подумал Гракх. Но это неважно. Копией займется та контора, откуда я получил приказ: экстренно оформить диплом. У них отыщется любой адрес в Ойкумене. А я хочу побыстрее закончить наш разговор.

И всё-таки он не удержался.

— Катилина, — сказал Гракх. — У него проблемы. Вы в курсе?

— Что?!

Марк сорвался с места. Вихрем он подлетел к окну, толкнув дисциплинар-легата. Уставился вниз, на крыльцо, где дремал молоденький ягуар: сытый, ленивый. Руки дрожат, отметил Гракх. У парня дрожат руки. А вот уже не дрожат.

— Всё в порядке, — улыбнулся Марк. — Никаких проблем.

— Катилина, ваш сокурсник. Вы дрались на дуэли. Ресурс его клейма не восстановился полностью. Катилина нуждается в регулярных инъекциях сервостиламина. Иначе поводки истончаются…

— Да? — равнодушно спросил Марк. — Сочувствую.

Сочувствую, подумал Гай Тумидус.

Военный трибун знал этот взгляд. Он видел его в зеркале по утрам — с тех пор, как звено штурмовиков под командованием обер-центуриона Тумидуса сожгло пять вехденских «каребов» в созвездии Дикого Жеребца. Первая настоящая битва. День, когда он не дал ударить во фланг помпилианской флотилии. Звено порвали в клочья, Гай выжил чудом. После боя капсулу с обожжённым, потерявшим сознание командиром звена подобрала спасательная бирема медицинской службы.

— Как здоровье?

— К строевой службе годен!

В зале космопорта Бен-Цанах перед военным трибуном стоял он сам, обер-центурион Тумидус тридцатилетней давности. Какое чувство испытываешь при встрече с молодостью? Гордость? Сожаление? Желание предостеречь? Слова разбегаются: как ни назови, все мимо «яблочка»…

— Разрешите обратиться?

— Разрешаю.

«Только не вздумай поздравлять меня с возвращением расового статуса! С новым званием, и прочая, прочая, прочая! На гауптвахте сгною!» Военный трибун не был телепатом. Но Гай очень надеялся, что эта мысль достаточно ясно отразилась на его лице.

— Спасибо. И вы, и отец… Вы сделали всё, чтобы нас вытащить.

— Почему ты говоришь это мне?

— А кому надо?

— Почему не отцу?!

— Вытаскивали меня, — Марк смутился. Повернулся так, чтобы видеть обоих мужчин. — А вытащили всех. Спасибо.

В битве у Дикого Жеребца среди погибших был Ицилий Отон Руга, однокашник Гая по училищу. Друг; ведо́мый. Ведомые потом у Гая были, а друзья — нет.

— Похож, — повторил Гай.

И добавил чуть слышно, для одного Марка:

— Не вздумай повторить мою судьбу, балбес!

— Так точно! — козырнул наглец. — Разрешите быть свободным?

Марк едва заметно мотнул головой, скосив глаза в сторону бюро справок. Трибун даже не стал туда смотреть. Он и так знал, кто там стоит. Н’доли Шанвури, дочь Папы Лусэро, терпеливо ждала, пока родственники получат своё.

— Свободен.

— Унтер-центурион Тумидус!

— Я!

— Выйти из строя!

— Есть!

Чеканный шаг. Плац насквозь продут ветром.

— Унтер-центурион Тумидус! Вам присваивается внеочередное звание обер-центуриона! Благодарю за службу!

— Служу Отечеству!

Плещется орёл на знамени. Машет крыльями.

— За личную храбрость в бою обер-центурион Тумидус награждается орденом «Глаз Бури» II степени. От имени командования…

— Служу Отечеству!

— Встать в строй!

— Есть!

Ничего этого не было. Плац, знамя, орёл — ничего. Орден с наградными документами Марк нашел в коттедже — утром, после прогулки у моря. Бархатная коробочка лежала на перилах. Рядом — удостоверение в обложке из натуральной кожи. Копия указа о присвоении внеочередного воинского звания, придавленная галькой. Кто принес орден, Марк не знал. Кто-то, кому был хорошо известен распорядок дня новоиспеченного обер-центуриона.

Знали, что мимо не пройдёт.

Двоилось в глазах. Фасеточный имплантант приживался трудно. На днях Марка ждала вторая операция на зрительном нерве. С селезенкой было проще. Правда, неистово чесался бок. Хотелось взломать ребра, залезть внутрь и скрести там. Врачи уверяли, что чесотка угомонится к концу месяца. Куда больше врачей смущали мигрени. Марк даже заподозрил, что из-за мигреней его могут признать негодным к строевой. Он перестал говорить эскулапам о головной боли. Когда интересовались, отвечал, что всё в порядке. Поверили врачи или нет, а мигрень поверила — сделалась мягче, терпимей. На свежем воздухе, в особенности по жаре, она отпускала, едва начавшись. Даже под крышей, в ветреный или дождливый день, стоило Марку представить себя на солнцепёке, где-нибудь высоко в горах — и мигрень растворялась, как сахар в воде.

По утрам, умываясь, он долго смотрел на себя в зеркало. В фас, в профиль… Боялся, что меняется форма черепа. Врачей не спрашивал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Раз помалкивают, не лезут с измерениями, значит, норма.

Однажды не выдержал — спросил. Между делом, как бы из праздного интереса.

— В вашем возрасте? — уточнил врач. Он торопился, но без возражений задержался на пару минут. — Вас интересует лицевой череп или мозговой?

— Мозговой, — наобум брякнул Марк.

— В целом, пустяки. Увеличивается основание в поперечном и переднезадном направлениях. Оформляются воздухоносные пазухи… Что-то с глазом? Беспокоит?

— Не очень.

— Ну и славно. Насчет черепа поройтесь в вирте, там есть…

К Н’доли шёл чужак. Офицер с душой, затянутой в мундир. Либурнарий, охотник за рабами, снабженец своей треклятой родины. Фокусник, превращающий свободу в электричество. Олицетворение всего того, за что дочь Папы Лусэро ненавидела Великую Помпилию.