Генри Олди - Вожак Страница 8

К Н’доли шёл чужак. Офицер с душой, затянутой в мундир. Либурнарий, охотник за рабами, снабженец своей треклятой родины. Фокусник, превращающий свободу в электричество. Олицетворение всего того, за что дочь Папы Лусэро ненавидела Великую Помпилию.

К Н’доли шёл человек, с которым она лежала в одной постели. Давно, в прошлой жизни. Из-за неё молоденького курсанта исключили из училища. Его она отправилась спасать, без колебаний ринувшись за край Ойкумены, в пурпурно-золотые пески Крови.

«Завидую, — так думала Н’доли когда-то, — крошке, которая разбудит его сердце». Теперь, в зале Бен-Цанаха, она думала иначе. Не завидовала; нет, не завидовала ни капельки.

Еще вчера она была старше Марка. Это осталось в клетке слова «вчера». Обер-центурион Тумидус был гораздо старше Н’доли Шанвури. Проклятье! — он ей в прадеды годился. Старше на войну; на сгоревшую галеру, на погибших сослуживцев. Старше на плен; на жизнь и на смерть.

…из-за этого сукина сына едва не погиб Папа…

Будь справедливой, велела себе Н’доли. Марк тут ни при чём. Думаешь, Папа вышел в Кровь из-за него? Ерунда! Папа вышел бы в Кровь в любом случае. Папа — антис, упрямый болван, вот и все причины. Полудохлый, он валяется на Китте в малом теле, давится овсяной кашей, запивает жиденьким чаем и улыбается во сне. Папе снится, как он раз за разом выходит в Кровь — драться и умирать. Смертельный номер: на манеже — глотатель ядерных боеголовок. Отличный сон; временами кажется, что Папе не хочется просыпаться.

— Здравствуй.

Сейчас, поняла Н’доли, Марк поблагодарит меня за участие в спасательной экспедиции. Потом развернется и уйдет: прямая спина, армейская выправка. Будь рядом телепат, он бы прочел мысли Марка и сказал мне: «Ты права, дурочка».

— Привет. Я тебе признательна.

Все-таки ей удалось его удивить. Сбить с толку.

— За что?! Я ничего…

— Без тебя я никогда бы не вышла в большое тело.

Цинично, прямо. Не ожидал?

— Рад, что у тебя получилось.

Взгляд Марка изменился. В льдистом прищуре мелькнула тень лукавства. Нет, померещилось. Никакой тени. Просто у него глаза разные.

— Хочу тебя кое с кем познакомить.

Марк обернулся к «дипломатическому» выходу. Там ждали трое сопровождающих: помпилианцы из службы безопасности и пожилой, седой как лунь уроженец Ларгитаса. Учёный, за парсек видно. Граф или маркиз жутких тамошних наук с зубодробительными названиями. Что делает ларгитасец в этой компании?

Марк махнул рукой:

— Катилина!

Пляж в этом месте был галечный. Приходилось выбирать, куда ставишь ногу: иначе поскользнешься, грохнешься вверх тормашками. Спуск от коттеджа в бухту славился высотой и крутым нравом. Марк мерял его трижды на день: сперва шагом, подолгу отдыхая на куцых, заросших травой площадках, приноравливаясь к ёканью под ребрами, затем — быстрее, и наконец — бегом. Лечащий врач хмурил брови, но помалкивал.

Сейчас Марк, выбравшись из воды, стоял у топчана. Рядом, в охотничьей стойке, замер Катилина. К ним по пляжу шел человек, которому здесь было не место, и это не нравилось ни Марку, ни ягуару.

— Что вы делаете на Тренге? — спросил Марк, едва гость приблизился.

— И вам доброго утра, — рассмеялся Белый Страус.

Якоб Ван дер Меер, маркиз этнодицеи, был одет по-походному. Дорожный костюм со множеством карманов, ботинки с высокими шнурованными голенищами. Голову маркиза защищал полотняный шлем с назатыльником. Казалось, Белый Страус минутой раньше вынырнул из джунглей.

— Как вы сюда проникли?

— С боем. Перестрелка, поножовщина, рукопашная. Гора трупов у ворот, — ларгитасец наслаждался ситуацией. — Велите, чтобы прибрали, а то протухнут. Жарища…

Марк шагнул вперед:

— Я вынужден вас задержать.

— Очень на это рассчитываю, — маркиз поклонился, сняв шлем. — Задержите меня на месяц, лучше — на два. Нам есть о чем поговорить. Вернее, вам есть о чем поговорить, а мне есть что послушать.

Он кивнул на ягуара:

— Тотем? Покровитель? Йе-кыла?

— Тиран, — вздохнул Марк. — Диктатор. Кто такой йе-кыла?

— Перевоплощение шамана в зверя.

— Вы верите в эту чушь?

Вместо ответа Белый Страус протянул руку и почесал Катилину за ухом. Ягуар мурлыкнул басом. Марк с изумлением взирал на идиллию, подозревая, что он здесь — третий лишний.

— Я доверчив, — кончиками пальцев Ван дер Меер щекотал рокочущего хищника под челюстью. — Я и вам поверю. Вы, главное, рассказывайте. Когда детенышам исполняется шесть месяцев, самка ягуара впервые выводит потомство на охоту. Вашему есть полгода?

— Не знаю, — честно ответил Марк. — Наверное, есть.

— Ему надо охотиться.

— Не надо. Он всю дичь распугает. Катилина — паникёр.

— Трус?

— Инфразвуковый биоизлучатель. Сеет панику вокруг себя. Захочет — будете бежать дальше, чем видите. Сталкивались с таким убоищем?

— Не доводилось. Расскажете?

— Государственная тайна.

— Да ладно вам! Вы ведь сразу поняли: я на Тренге с разрешения начальства. Будь я одержим идеей расового превосходства, я бы сказал: с разрешения моего и по нижайшей просьбе вашего начальства. Сорвать меня из экспедиции — это надо очень попросить… Вас выжали, как тряпку, офицер Тумидус. И не спорьте со мной! Вас опросили, допросили и расспросили. Человек? Личность?! Нет, вы теперь ходячий интерес — козырный, международный. Я вас намочу и выкручу по-новой. Помните, на Ломбеджи вы спрашивали у меня, что такое этнодицея? И я ответил: это наука о правах народов. Что вам показалось удивительней всего на Астлантиде?

— Конфликт устремлений, — не задумываясь, ответил Марк.

— Я читал отчёты тех, с кем вы беседовали на эту тему. Повторите для меня, вкратце. Астлане должны сопротивляться пленению? Бежать, драться?

— Кастовые астлане — нет. Дикари — да.

— Почему?

— Плен должен быть честным. Иначе у дикарей не стимулируется теменная чакра. Соответственно, не наступает эйфория, мощное желание «уйти в солнце». Падает энергетичность…

— У всех астлан яйцевидные черепа?

— Только у кастовых. В смысле, цивилизованных.

— Что происходит, если кастового астланина хочет пленить кастовый астланин, гражданин вражеского государства? Десант с корабля инопланетян?

— Не знаю.

— Кастовый обязан бежать, драться до последнего? В этом случае система работает, как с дикарем? Яйцом череп или нет, а вопрос, как я понимаю, упирается в статус «пленник-свободный»?

— Вы что, анализируете этот бред?

Белый Страус присел на топчан:

— Вы даже представить не можете, какой бред я способен подвергнуть анализу. Троюродный брат вашего конфликта: Мондонг, племена овакуруа. Речь даже не об энергопространственном феномене, имеющем место в обоих случаях. Целый народ, одержимый идеей-фикс: не позволить чужакам вторгнуться в мозги аборигенов; не уважающий предков, допустивших такое вторжение… Когда же запрет нарушается во второй раз, у всего населения летит крыша. Вы видели фильм «Мондонг»? Ричард Монтелье снял прекрасную картину. Не без художественного вымысла, и всё же…

— Не видел, — Марк взял полотенце. — Чем у них дело кончилось?

Он видел другое: причину, по которой начальство, рискуя потерять лицо, пригласило на Тренг язвительного маркиза-ларгитасца. Имперские эксперты, кому Марк, едва восстановив силы, месяц напролет ездил по ушам, блестяще накапливали информацию. Складировали, вешали ярлычки. Но выводы — новые башенки из старых кирпичиков — у них получались не в пример хуже. Во всяком случае, никто из экспертов не усмотрел аналогий, какие провел Ван дер Меер. Для этого маркизу понадобилась минута разговора и пара ключевых слов: конфликт устремлений.

— Где?

— На Мондонге.

— Резнёй, молодой человек. Чем обычно заканчиваются фильмы? Большой резнёй…

О Марке Кае Тумидусе госпоже Зеро было известно больше, чем новоиспечённый обер-центурион знал о себе сам. Тем не менее, информация, полученная из третьих рук — это одно, а личный контакт — совсем иное. Контакт уже начался, хотя Марк и старуха не обменялись и парой слов. Имперская безопасность наблюдала за молодым офицером, ни во что не вмешиваясь.

Мимические реакции. Манера держаться. Походка. Пластика движений. Интонации. Смысл произнесенных слов имел значение в последнюю очередь. Отец. Дядя. Молодая вудуни. Реакции разные, в пределах ожидаемых. Всё укладывалось в составленный специалистами психопрофиль. Госпожа Зеро терпеть не могла сюрпризов. Возможно, потому, что по роду службы сталкивалась с ними чаще, чем хотелось бы. Если б еще хоть один из сотни сюрпризов оказывался приятным!

Ну да, как же…

Психопрофиль Марка являл собой серьезную аномалию: он больше подходил мужчине в возрасте тридцати пяти лет, плюс ряд оригинальных нюансов. Нуждаясь в Тумидусе-младшем, старуха желала знать, чего следует ожидать от особого консультанта по Астлантиде. Знать «до восьмого знака после запятой», как выражаются господа яйцеголовые, и речь идет не об астланах с их вытянутыми черепами.