Игорь Середенко - Мёртвая точка Страница 7

68 день

Я долго шел по одиноким улицам города. Уже темнело. Я увидел светящийся вокзал. Внутри, при ярком свете, сидели посетители в ожидании поезда. Я увидел одинокую симпатичную женщину, ее глаза были печальны. Я сел рядом и сказал ей, что она очень хорошо выглядит. На ее устах засветилась улыбка, которая немного согрела и мое утомленное тело. Между нами завязалась беседа. Я спросил ее о том, что могло ее опечалить, ведь у нее явно в глазах читалась горечь и отчаяние.

— Вы не беспокойтесь, — сказала женщина, вытирая глаза. — Я тут рядом живу.

— Я могу вам помочь? — спросил я.

— Этому горю не поможешь, — ответила молодая женщина.

— У вас красивая улыбка, — сказал я доброжелательно, чтобы женщина не грустила. — Вы улыбнулись, и мне стало теплей.

— Спасибо, я часто слышу комплименты от рекламных роботов, но ведь они не искренне говорили.

— Так почему же такая очаровательная девушка печальна? — спросил я.

— Моему горю ничем нельзя помочь, — ответила она, — мне нужно время, для успокоения и осознания этой трагедии.

— У вас кто-то умер? — догадался я.

— Моя мама, она покинула меня, навсегда.

— Несчастный случай?

— Нет, она была больна, неизлечимо, — добавила женщина. — Я еду навестить ее.

— Я понимаю, что вам сейчас очень тяжело на сердце, — сказал я сочувствуя. — Я потерял отца, и тоже переживал. Я знаю, как это тяжело — потеря близкого и любимого человека. К сожалению, мы не вечны и за каждым из нас рано или поздно приходит смерть. Время нельзя остановить, его нельзя повернуть, оно неумолимо идет вперед.

— Спасибо за понимание, — ответила молодая женщина. — Все вокруг говорят об идеальном мире, в котором не существует бед и проблем, но ведь горе все равно приходит. От этого не уйти. — Она достала платочек и протерла им глаза, затем поправила белые локоны волос и встала.

— Вы должны отправляться? В другой город? — спросил я.

— Нет, я пришла на вокзал, потому что здесь многолюдней и…

— Вы дома одна, — догадался я, — и вам не с кем поговорить, успокоить свою боль. Поэтому вы пришли сюда, чтобы увидеть людей?

— Да, вы правы, — сказала она, и на ее устах появилась слегка натянутая улыбка.

Мне стало еще теплее, на душе играла музыка. Она понравилась мне. Это очаровательное личико, опутанное белоснежной копной дивных лоснящихся волос. Женщина обладала стройной фигурой, кроткой и милой. Я не удержался и предложил ей свою компанию. На удивление она согласилась.

Из здания вокзала мы вышли вместе, и пошли по улицам, освещенным многочисленными лампами разных цветов. Нам было приятно идти вместе. Я невольно дотронулся пальцами до ее кисти и взял ее в руку. Оно чуть отстранила руку, но потом передумала и дала ее. Пальцами я мягко сжал ее кисть и ощутил легкую, но приятную дрожь. Так мы шли, рассказывая, друг о друге, и с упоением влюбленных прижимались друг к другу. Я чувствовал, как сильно бьется ее трепещущее сердце. Она приятно улыбалась, ее естественная улыбка говорила мне, что она немного успокоилась о своем горе и сейчас, благодаря нашим новым ощущениям утолила сердечную боль, которая недавно ее угнетала. Мы говорили о музыке, о новых фильмах, о межзвездных путешествиях, моя душа испытывала неописуемую радость, мое сердце было раскрыто, я мог прочитать в ее больших и синих глазах, что она испытывает ко мне те же теплые чувства. Это удивительно, еще с полчаса назад мы не знали друг друга, а теперь мы шли, держась руками и не смотря на прохладную осеннюю погоду, наши тела согревались разгоряченными сердцами.

Мы свернули в какой-то пустынный переулок.

— Так будет короче, — сказала она.

— Вы ведете меня домой? — спросил я.

— Если вы не против, — она бросила на меня удивительный девичий взгляд, от которого у меня внутри все заклокотало, запрыгало.

Переулок сужался, и я пошел вслед за ней, не отпуская ее руку. Она сжала мои пальцы, и я ощутил небывалый прилив сил и энергии. Она вновь одарила меня нежной улыбкой и внутри все заиграло. Я шел за ней по узкому проходу. Ее очаровательные белые волосы спускались на плечи и закрывали ее тоненькую шейку. Очаровательная талия была заметна под прилегающим красным гольфом, окутывающим ее тонкую фигуру. Так мы шли не более минуты, пока не очутились внутри пустынного и слабо освещенного двора.

Мое сознание было ослеплено ее красотой, она была настоящая, живая, неповторимая. Я чувствовал ее бьющееся сердце, мне казалось, что оно так и хочет выскочить наружу. Я должен ему помочь. Она заслуживает большего, чем жизнь… Я уже не помню, как мои руки оказались на ее удивительной и красивой шее. Она лежала передо мной, а ее большие синие глаза смотрели на меня. Она благодарила меня. И хоть из ее рта появилась маленькая багровая струйка какой-то жидкости, и на ее шее виднелась щель, из которой хлынула на землю горячая багровая жижа, но я знал, что теперь ее душа свободна, она не страдает, потому что она находится рядом со своей горячо любимой матерью. Она позаботится о ней, и они будут всегда вместе и счастливы, ведь она этого так хотела.

Вот теперь, мне по-настоящему хорошо, я испытываю неописуемое наслаждение, ведь я смог освободить еще одну пленницу, открыв дверь для ее души. Но я буду по ней тосковать, ведь она покинула меня, и я больше не увижу ее. Чтобы она напоминала о себе и могла вспоминать меня и держать со мной контакт, оставаясь там — на небесах, я дам ей этот чистый лист бумаги, положу его под гольф. Она сможет писать мне письма. Я не люблю электронные письма, их могут прочитать, лучше написать авторучкой, это надежнее. Взамен, о памяти к ней — то, что будет напоминать мне о ней, ведь я любил ее, я возьму лишь часть этих дивных белых локонов, что украшают ее прелестную голову, ведь она так прекрасна, когда улыбается во все свое горло…

69 день

В кухне находились почти все члены экипажа, не хватало Хейли, Крофтона и Альбертона. Все были мрачные, лица были темнее тучи, каждый находился в глубоких раздумьях и душевных переживаниях. Неожиданно раскрылась дверь и в проходе появился сияющий Альбертон. Он порывистым шагом вошел и обратился ко всем:

— Мне удалось расшифровать часть сообщения, посланного компьютером в эфир.

— Что может быть хуже, — печально, и подавлено сказал Дадсон, — чем новое сообщение этого дурацкого компьютера.

— Ну, ну, не стоит так нервничать, — сказал Альбертон. — Уверяю вас, это сообщение выведет всех нас в хорошее приподнятое настроение, даже глубоких пессимистов.

— И что же это за сообщение такое, — нервно с напряжением в голосе рявкнул Крофтон, готовя очередную кулинарную стряпню.

— В этом сообщении говорится о каком-то эксперименте, — сказал, не скрывая возбуждения новым событием, Альбертон. — Там есть добровольное соглашение каждого из вас.

— Я ничего не понимаю, — сказала Ости. — Что вы имеете в виду?

— Это полная ерунда, — заявил Эвенз, — я ничего не подписывал, и я не позволю, кому-нибудь, тем более какой-то железке, даже если это золотое и гениальное творение рук человеческих, управлять мной.

— Вы неправы, — сказал Фейн, — давайте…

— Идите к черту! — закричал Эвенз. — Это ваше желание идти на поводу.

— Не будьте так упрямы, — сказал Блэк, обращаясь к Эвензу.

— Вы глупы, и вами легко управлять, — сказал Эвенз. — Только слабоумный человек поверит во весь этот бред.

Если бы вовремя не вмешался Голдман, то не ясно чем бы кончился весь этот яростный спор.

— Друзья, — обратился Голдман ко всем, — безусловно, все мы последние дни находимся на взводе, на грани нервного срыва. Если бы мы находились на Земле, то такого бы не произошло, но мы в открытом пространстве, в межзвездных…

— Именно на Земле мы совершали, по данным вашего любимого компьютера все эти злодеяния. И потому находимся здесь, в капсуле смерти, на пути к уничтожению, — сказал Эвенз. — Вы как хотите, но я не стану больше слушать весь этот бред, — сказав эти слова, он грубо оттолкнул плечом Блэка и вышел.

— У всех из нас нервы ни к черту, — сказал Голдман, — но давайте хотя бы прислушаемся к логике разума. Нельзя же игнорировать все события, которые мы встречаем. Незнания могут привести нас в темноту, в пустоту. Мы должны быть в этот нелегкий час все вместе, и если это эксперимент, и тем более мы в нем участвуем, то может быть, это приведет нас к другому пути, нежели смерть и безысходность.

— Я с вами полностью согласен, — сказал Фейн. — Мы должны быть вместе, иначе обезумим в одиночестве, тем более что в наших комнатах даже музыку нормальную не отыщешь.

— У меня-то же самое, — поддержал его Дадсон, — странно это. Музыка должна успокаивать нервы, а не разжигать в них огонь. Я такой жанр в музыке никогда не слышал. Даже если учесть мою потерю памяти.