Дом Соли [машинный перевод] - Светлана Владимировна Тараторина Страница 12

Матерь Ветров засоленных для экспериментов, а получал лекарства, генераторы или горючее — вещи, которые были дефицитом в Деште.

Суер не пожалел Сашу Бедного. Его кожу покрыли многочисленные язвочки, от легких остались куски дырявого мяса. Рот прикрывала зубастая маска с десятком трубок. Она напоминала спрута, присосавшегося к лицу. Маска позволяла Саше дышать, но превращала голос в хриплое бульканье.

Говорил он рублено, экономя каждое дыхание.

Бей акинджиев имел длинные светлые волосы, постоянно путавшиеся в трубках.

и поднималось от дуновения ветра. Он любил показуху и будто намеренно демонстрировал свое уродство. Носил пестрый халат на голое тело, лишь подпоясывая веревкой. Причинное место акинджия прикрывала оскаленная челюсть, нашитая на кожаную повязку. Ноги — дырявые шаровары. На шее болтались амулеты, поэтому каждое его движение сопровождалось мелодичным перестуком косточек, раковин и другой мелочи.

— Что делали так далеко от дома? — спросил Саша Бедный.

Его тулпар поджал короткие передние лапы и зарычал. Синий язык вывалился из зубатого рта коня-ящера. Длинный хвост несколько раз нервно ударил о землю. Бекир почувствовал невольное желание вытащить яд ана-арахны и швырнуть Саше в лицо.

— Искали Албасты. — Бекир хотел, чтобы его голос звучал язвительнее.

Ниязи сдавленно выдохнул. Шутка об Албасте работала безотказно и доводила Сашу Бедного до бешенства, потому что напоминала о его одержимости желанием иметь здорового, неизмененного сына.

Албасты была ведьмой потерянных детей и жила где-то далеко в Деште. Ее называли «детоноской», «отвратительной женой», которая больше всего любит «влезать в штаны к мужчинам». Человек, который хотел, чтобы его жена родила, должен был оставить ведьме свою семью. Поговаривали, что именно после посещения Албасты одна из жен Саши Бедного родила Близнецов.

Бекир считал, что ведьма должна быть по-настоящему отвратительной, если эти шутки так раздражали Сашу Бедного.

Глаза акинджия сверкнули.

— Слишком много шутишь, неизмененный. И так далеко в Деште. Сами. Без матери.

— Ма знает, где мы, — выпалил Бекир, сердясь на себя за слабость.

— У тебя хорошая Ма. Мои сыновья все бы отдали, чтобы у них была такая красивая Ма.

И такая красивая, как у тебя, кожа.

С грохотом подкатилась мажара. За козлами содрогалась сплетенная из костей клетка. Мажару тащили два тяжелых и бледных от старости тулпаров. На козлах грыз кость краснокожий Шейтан. У него были темные глаза без зрачков и острые, словно у животного, зубы. Шейтан почесал недогрызком рога и продолжал жевать, ничем не выражая, что удивлен встречей. Хотя именно он рассказал Бекиру, как искать ана-арахну. Рядом с Шейтаном на вожжах сидели древнейшие враги

Бекира. У них были две головы на одном теле и были «единственными и любимыми» сыновьями Саши Бедного.

— Мы бы взяли его кожу, баба, — сказал Левый.

У Бекира дернулись губы.

— Чтобы украсить юрту, — закончил за братом Правый.

Еще один кунок Саши Бедного — Джин — остановил своего тулпара и захохотал. Вместо зрачков в его глазницах прыгали огоньки пламени. Джин из

Шейтаном обменялись красноречивыми взглядами. Бекир прекрасно знал, что они думают: что он неизменен, а потому ценен для них. Для них он — арба с водой, горючим, лекарством и настоящей едой. Его можно было продать другому поселку для ритуала. Единственное, что останавливало людей, — это Ма. Вот только сейчас ее не было рядом.

— Так возьмите его кожу, сыновья, — то шутя, то ли серьезно прохрипел Саша Бедный. — В Деште ты или сам сожрешь, или станешь обедом.

Близнецы взглянули на отца, но тот даже не шелохнулся. «Шутка о

Албасты был лишним», — подумал Бекир. Остальные акинджии застыли в ожидании развлечения.

— Бекир, птичка наша, — повторил слова отца Левый Близнец.

— Ты так быстро сбежал во время нашего последнего разговора, — соврал Правый,

— что мы не успели налюбоваться тобой. А ведь мы только хотели поучиться играть в тогуз коргоол.

В прошлый раз, когда братья попытались забрать у него камни, Бекир успел копнуть Близнецов между ног, а затем в дело вмешались взрослые. Сейчас все могло сложиться по-другому. Бекир посмотрел на своего окровавленного икрона.

— Так что? Сыграем сейчас? На твою шкуру? — спросил Правый.

Близнецы вскочили на землю.

— Или боишься? — оскорбил Левый.

Близнецы покачали головами, шеи захрустели, между ними прошла трещина. Части тела разъехались, оставляя в просвете тонкие нити. Из нитей сформировались руки. Так же разделились ноги. Левый и Правый стали отдельными.

Они очень хотели отомстить Бекиру. Парень знал, что будет дальше. Близнецы были единственными детьми в семье Саши Бедного, а потому не боялись даже Ма.

— Вы до десяти посчитать не способны, куда вам тогуз коргоол?

Бекир приготовился к атаке. Он знал секрет: нужно продержаться несколько минут. Близнецы не могут долго существовать разделенными. Правый врезал кулаком в челюсть Бекира. Левый коварно копнул по израненной ноге. Бекир взвыл от боли и пропустил следующий удар. Правый зарычал, бросился на него и повалил на землю. Левый охнул от удовольствия. И вдруг Бекир увидел себя со стороны — мелким, окровавленным куском мяса, извивающегося под ударами разгоряченных Близнецов. Ощутил, что огонь из живота расползается жилами. И это уже не огонь боли, а ненависть и жгучая обида за Ма, за бросившего их отца,

— всех, кого эти откормленные птички в этом искалеченном мире считают ниже себя.

Бекир поднял ноги и изо всех сил брякнул Правого. На этот раз попал в грудь. Удар был такой силы, что Правый улетел на несколько шагов. Левый хотел не дать ему встать, но Бекир зубами вцепился ему в нос. Левый заорал. И тогда

Бекир ударил. Краем глаза он увидел Правого, к которому наконец-то подскочил Ниязи.

Близнецы начали терять форму. Выросшие из нитей руки утончились и стали хилыми. Они наконец выдохлись и нуждались в воссоединении.

— Саша Бедный сказал «Довольно!», птенцы, — прохрипел глава акинджиев и ударил кнутом о землю. Бекиру раздалось раздражение. — Мы ведь не хотим испортить хорошенькое личико неизмененного Бекира?

— Пусть тебя заберет джадал! — Левый выплюнул в пыль