Дмитрий Казаков - Солнце цвета льда Страница 32

– Ну, точно, – буркнул Арнвид. – Пришлют какого-нибудь чинушу важного в золоченой шапке и с жирным задом, а с ним пятерых слуг, чтобы его опахалом обмахивать и горшок выносить.

– Если пришлют такого, то выкинем его за борт, едва от города отойдем, – сказал Ивар. – Поближе к берегу, конечно, чтобы не утонул, но вымок и испачкался… Пусть в таком виде назад тащится.

Дружинники захохотали, а конунг краем глаза заметил движение на причале.

Повернув голову, обнаружил, что воины-ханьцы почтительно согнулись, а у борта стоит невысокий человек в оранжевом балахоне, и блики ползают по его выбритой наголо голове.

– Привет вам, во имя всемилостивейшего Шакьямуни, – сказал он, отвешивая поклон.

– Привет и тебе, – настороженно ответил Ивар.

Этого дядьку он видел во дворце вана, рядом с троном, и именно лысый убедил правителя Цзянье не казнить «благородных варваров» сразу, дал им возможность оправдаться.

– Волею Небес и всемилостивейшего повелителя, – голос у обладателя оранжевого балахона был мощный, басистый, – я, ничтожный хэшан Шао Ху, должен отправиться вместе с вами к престолу Сына Неба.

– Ты? – удивился конунг. – А что такое «хэшан»?

– Тот, кто отрекся от земной суеты ради постижения Восьмеричного пути и обретения просветления, – сообщил Шао Ху, сложил руки и поклонился, так что задрались оранжевые рукава и стали видны черные пятна на предплечьях, и не просто пятна, а то ли сделанные иероглифами надписи, то ли рисунки.

Точно Ивар не успел рассмотреть.

– И подорожные с тобой? – спросил он, решив не ломать голову над словами лысого: начнешь разбираться в ханьских выдумках, так и вовсе мозги сломаешь.

– Да.

– Тогда иди, собирайся.

– Я готов в путь, – на смуглом и гладком, словно вырезанном из дерева лице Шао Ху мелькнуло подобие улыбки. – Позволит ли достославный дафу благородных жунов вступить на его корабль?

Ивар кивнул, только тут обратил внимание, что на плече лысого висит дорожный мешок, и что это, похоже, все его вещи. Ван Цзянье решил удивить варваров, и отправил с ними не разряженного в шелка и золото чиновника, а местного жреца, эриля или вообще альвы пойми кого.

Шао Ху поклонился вновь, и легко перескочил через борт, не коснувшись его рукой. Мелькнули ноги в обувке с обмотками на лодыжках, дружинники удивленно зашумели.

– Иди, выпей с нами, – предложил Ивар. – За победу над Куем, за нашего погибшего соратника…

– Увы, Пять Запретов не позволяют мне употреблять хмельного, – извиняющимся тоном произнес Шао Ху, – но я с удовольствием посижу с вами, поддержу беседу, помяну того, кто пал в битве.

Не успел никто глазом моргнуть, как крошечный человечек в оранжевой накидке уселся на лавку между Кари и Нерейдом. В руках его объявились нанизанные на нитку бусинки из темно-вишневого камня, засновали ловкие пальцы, неспешно передвигая их одну за другой.

– Ага, само приползло! – громко объявил Нерейд, и плотоядно облизнулся. – А скажи-ка мне, друг любезный… – он подмигнул дружинникам и приобнял Шао Ху за плечи.

– Очень опасный человек, – прошептал Арнвид, нагнувшись к Ивару вплотную.

– Кто, этот оранжевый? – конунг недоверчиво глянул на старого эриля.

– Да, он. Я чувствую в нем силу… не такую, как у меня или у тебя, и даже не в нем, а за ним… Боюсь, что и в обычном бою, и в схватке чародеев одолеть его будет непросто.

Ивар прослушал и вопрос Нерейда, и то, что ответил бритоголовый хэшан, но, судя по взрыву хохота, тот не оплошал. Болтун изумленно выпучился, потом сам загоготал, да так, что перекрыл всех остальных, закашлялся и едва не свалился с лавки.

– Ничего, – сказал конунг, – посмотрим, что за птица, и решим, что с ним делать.

Харека зарыли на рассвете, когда над рекой плыла белесая дымка.

Явившийся к драккару Ли Гуан проводил викингов на местное кладбище для людей простого звания, где уже была вырыта могила. Погибшего в схватке с чудовищем воина опустили в нее, в изголовье поставили камень, и Ингьяльд высек на нем поминальную надпись.

Шао Ху, к удивлению Ивара, не остался на корабле, пошел с ними, и все время простоял рядом с могилой, шепча что-то и двигая свои бусины.

Драккар отошел от причала в момент, когда на востоке, прямо из речных вод вынырнуло солнце. Дружинники в охотку заработали веслами, начал удаляться берег, крепостная стена над ним, зубчатые башни.

– Прошу простить ничтожного, если это оскорбит вас, – сказал бритоголовый хэшан, отвесив очередной поклон. – Но я не немощен, и не стар… мне хотелось бы грести с остальными.

Ивар удивился в непонятно уже какой раз.

– Зачем? – спросил он. – Мои парни сами справятся, а для новичка это дело тяжелое.

– Великий Будда сказал, что кто не работает, тот не ест, – Шао Ху был серьезен, точно христианский жрец во время обряда, но конунга не оставляло ощущение, что над ним издеваются. – А у вас на корабле, я полагаю, нет другой работы, пребывать же в праздности для облаченного в рясу постыдно.

– Ну ладно, иди вон туда… – и Ивар махнул в сторону задних лавок, куда сажали новичков.

Он ожидал, что хэшан быстро сломается, запросит пощады, но тот вработался, вошел в ритм, и греб, конечно, не так мощно, как те, кто ходил в походы много лет, но вполне прилично.

– Очень, очень опасный человек… – пробормотал Арнвид, и передернул плечами, хотя было вовсе не холодно.

Янцзы вела на юго-запад, широкая и могучая, дальний берег едва темнел на горизонте, над ближним дрожал знойный воздух. Виднелись многочисленные лодки и джонки, что шли по течению и против, деревушки попадались во множестве, точно выросли после вчерашнего дождя подобно грибам.

Ханьцы с удивлением глазели на драккар, крестьяне поправляли плоские шапки из соломы, покачивали головами.

Заполдень поднялся ветер, сначала слабый, потом сильный, и тот, какой нужно – северо-восточный. Ивар велел ставить парус, а когда Шао Ху поднялся со скамьи, отметил, что тот не выглядит замотанным, даже и вроде бы не вспотел, свеж и бодр, как заяц поутру.

Рея с грохотом поднялась, хлопнуло полотнище с Кровавым Глазом, и драккар пошел шибче, разрезая низкие серые волны.

– Давай сагу, что ли, – сказал Ивар, глянув на Арнвида. – А то скучать начнут от дури великой.

– Я могу рассказать, – неожиданно вмешался хэшан.

– Ну, давай, – согласился конунг, – только иди сюда, на нос, чтобы тебя было всем слышно…

Шао Ху занял место рядом с конунгом, а когда поклонился вновь, тот смог разглядеть пятна на предплечьях. Те оказались рисунками, похоже, выжженными на коже – на одной руке скалил зубы могучий тигр, на другой извивался бородатый дракон с жемчужиной во рту.

– Однажды, блуждая по земле магадхов, Блаженный остановился в брахманской деревне Эканала, что в Дакхинагири, – начал хэшан. – Как раз наступила пора сева, и в пятьсот плугов…

Дружинники слушали непонятную историю с удивлением, оторопело моргали. Шао Ху, похоже, не очень волновало, понимают его или нет, интересно кому или нет, он словно исполнял некую обязанность, но исполнял хорошо, рассказывал живо, говорил на разные голоса.

– Ничего не понял! – заявил Арнвид, когда хэшан закончил. – То есть он жратву выкинул, и это хорошо?

– Ничтожный объяснил недостаточно четко, – Шао Ху поклонился. – Но истолковать сутту можно следующим образом: брахман символизируют непроснувшуюся душу, что готова…

Ивар послушал-послушал, и отправил хэшана вместе со старым эрилем на корму – пусть там обсуждают непонятное, раскладывают по кусочкам непознаваемое, и болтают о всяких мудреных вещах, а простым воинам и даже ему, конунгу, от излишнего умствования один вред.

Забудешь, с какого конца за меч браться, и о том, что по сторонам глядеть надо.

Некоторое время доносились обрывки спора, когда затихли, Ивар в беспокойстве глянул – не уморили друг друга мудреными байками? Но обнаружил, что бритоголовый в оранжевой рясе и лысый в полотняной рубахе сидят рядом, и оба тычут пальцами в кусок то ли белой ткани, то ли очень тонкой бересты.

– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы жрать не просило, – буркнул конунг с облегчением.

Переночевали на пустынном берегу, а утром отправились дальше.

У очередного города им наперерез двинулась джонка, украшенная флагами с драконьей мордой. Когда подошла ближе, над бортами показались воины, под солнцем искрами загорелись наконечники многочисленных стрел.

Но Шао Ху вышел на нос драккара, прокричал что-то и развернул длинный свиток из тонкой «бересты», называвшейся, как уже знал Ивар, бумагой. Закачалась огромная печать на толстом шнурке, и на джонке с драконами принялись опускать луки. Развернувшись, она пошла в сторону, а затем и вовсе двинула обратно к причалам.