Наталья Соколова - Фея Грёз, или Изнанка желаний Страница 51

Нимирэль, который еле ноги волочил от усталости после очередного дня в обществе скота и таких же проштрафившихся бедолаг, торопливо помылся и сменил одежду на чистую. От запаха навоза аппетит отбивался напрочь, но он прекрасно знал, что отец будет в ярости, если ему доложат, что его сын отказывается принимать пищу. Горестно вздохнув и позавидовав, что орков сегодня прихватили с собой Охотники, поплёлся в общественную столовую.

На ужин была неизменная чечевичная похлёбка с сушёными грибами и пряными травами. Молодой эльф успел уже не один раз пожалеть, что в его дурную голову пришло задевать Фей. Через силу глотая очередную ложку опостылевшего за несколько дней варева, он поклялся сам себе, что больше никогда не будет таким ослом и впредь не будет допускать, чтобы его проказы имели столь далеко идущие последствия. Свою шкуру он любил и ценил, поэтому все пакости за него делали другие, расплачивались за содеянное тоже. Хулиган решил, что впредь будет прорабатывать операции более детально и не станет больше задирать фей. Отдав хмурому слуге пустую глиняную миску, Нимирэль отправился в общий домик из одной комнаты, которую делил с другими парнями примерно своего возраста.

Ощущение, что происходит что-то из ряда вон выходящее, появилось сразу же, как только он вышел за порог и увидел, что массивная и надёжная часть каменной внешней стены вокруг деревни, с печальным вздохом рассыпалась в пыль. В образовавшийся пролом тут же стали просачиваться твари, из-за которых прогулки по окрестным лесам могли закончиться весьма печально для безголового смельчака. Молодой эльф подскочил к небольшому медному гонгу и со всей силы несколько раз ударил по нему, сообщая селянам, что враг внутри. «Надо забаррикадировать окна и двери и постараться отбиться или хотя бы подороже продать свои жизни»… – Выводила зачарованная медная пластинка.

Сам же Нимирэль юркнул в ближайший дом и стал торопливо укрепляться внутри склада с мешками с зерном. Положение их было незавидным. Отряды Охотников вернутся только на рассвете. «Надеюсь, нам удастся продержаться до утра», – отстранённо подумал сын Старшего Лекаря Соснового Бора, покрепче стискивая в руках увесистую чугунную кочергу, которую он обнаружил в ворохе мешковины, из которой шили мешки для муки.

Бардак и не думал оканчиваться, внезапно эльф увидел, как сарай, в котором он скрывался, превратился в рой мотыльков и куда-то умчался. Там, где пролетали странные призрачные насекомые, нежить, нечисть и дикие звери превращались в свои точные каменные копии. «Какое счастье, что чары на меня не подействовали. Не хотелось бы стать ремесленным изделием из розового мрамора или чего похуже», – отстранённо подумал длинноухий проныра, с любопытством рассматривая царящую вокруг суматоху. Ни одна из тварей, проникшей за ограду, не ушла от возмездия. Потом странные бабочки вернулись, где и были, снова став сараем. «Кто же так способен чудить, это не эльфы, не орки и уж, тем более, не люди. Если всё это устроила та тощая племянница Фермопены, то лучше мне наплевать на собственную гордость и извиниться, пока не поздно.

Жители Соснового Бора торопливо восстановили пролом и от греха подальше избавились от статуй, решив, что если до рассвета они не оживут, то разобьют ценное имущество на глыбы и поделят между всеми. Нимирэль тоже внёс свою лепту в устранение угрозы повторного нападения. Впрочем, желающих не было. Вокруг сновали лекари, среди которых Нимирэль увидел и отца. Глубокие тени и лихорадочный взгляд говорили яснее любых слов, насколько он вымотался, но долг для него всегда был превыше всего. Увидев, что сын не пострадал, эртэ Тавиэль кивком поздоровался и снова куда-то побежал. Деревня сейчас больше всего напоминала растревоженный медведем улей. Благо, на этот раз всё обошлось, а до рассвета оставалась всего пару часов.

Восход солнца всё встречали с криками настоящей радости, нежить и нечисть его лучи не выносила категорически, потому можно было перевести дух и даже пару часиков передохнуть. Нимирэль вылез из склада и направился в библиотеку, чтобы восполнить пробелы в своём образовании. Врага лучше знать в лицо, чтобы не пришлось запоздало сожалеть о собственной лопоухости.

Эртэ Тавиэль, застукав сына, склонившегося в три погибели над увесистым томиком «Классификация Фей, их Дары и методы сотрудничества с ними инородцев», впал в глубокий ступор. Бедняга даже уронил на пол книгу про то, как оградить окружающих от спонтанного отфеячивания при наличии больной Феи.

Самоё главное, что вынес из потраченных часов учёбы расстроенный молодой эльф, можно было резюмировать коротенькой фразой: «Не дай тебе Боги поругаться с представителем этого древнего народа»… Мстили они долго и изощрённо именно потому, что их Дар, в отличие от носителей, обид не спускал и справно наказывал любого, кто посмел обидеть такое только с виду хрупкое и безобидное создание.

– Что-то ты бледный стал, сын, не смотря на работу на свежем воздухе и отсутствия проказ. Что случилось? Я стал замечать, что перёд сном ты ищешь отвар и в книгах рыскаешь по разделам, связанным с кошмарами и как от них избавиться. Если ты чем-то обидел Феечек, то тебе остаётся лишь один выход – выполнить условие, необходимое для снятия проклятия. В твоём возрасте я тоже повздорил с девушкой из этого народа. Больше подобной глупости совершать не решился…

– Ты прав, отец, – и Нимирэль рассказал, как всё было, и попросил совета и помощи. Эртэ Тавиэль за голову только схватился, но ругать сына не стал, он знал, что уже сегодня его младший сын будет спать нормально, впервые за две недели.

– А если я помогу тебе и матери ухаживать за Мили, как думаешь, её Дар решит, что я искупил свою вину перёд Феей Грёз?

– Честно говоря, этого никто не знает, Нимирэль, но учтено будет обязательно. У Фей инстинкт Справедливости развит сильнее всех в нашем мире.

– Если бы его у них не было, мы бы получили безжалостных и беспринципных монстров, – Нимирэль даже позеленел от картины, которую нарисовало его пылкое юношеское воображение.

Сын Старшего Лекаря Соснового Бора полночи продежурил у постели Милисандры, ругая, на чём свет стоит, безголового Вахура, из-за которого девчонка и схватила двухстороннюю пневмонию. Температура у племянницы тётки Фермопены была знатная. Приходилось постоянно сбивать её при помощи уксусных примочек.

Орк, по вине которого в Сосновом Бору завелась хворая Фея, не терял надежды вернуть себе привычный облик. Отец сказал, что на порог не пустит такого урода. Тавиэль указал ему единственно доступный путь, но Вахур не желал признавать, что был не прав. Он не умёл извиняться, менять привычки не желал. Именно поэтому сидел в сарае на окраине деревни и ругал бестолковую девчонку, которая оказалась столь хилой, что так некстати заболела. Молодой парень не знал, что не всё спонтанные вспышки Дара удаётся хотя бы немного ослабить. Счастье ещё, что у Фей был уникальный талант: даже сорвавшись с цепи, их способности глумились только над теми, кто чём-то навредил им или окружающим. Плюнув на своё отражение в кожаном вёдре с водой, несчастная жертва собственной глупости тоскливо завыла от безысходности и жалости к себе.

Тут в его ушах раздался высокий мелодичный звук, такой, какой бывает, если разбить хрустальный бокал тонкой эльфийской работы. Потом перёд глазами у Вахура всё померкло, и он потерял сознание.

Варф выслушал отца в мрачном молчании. Он начинал понимать, что зря они повздорили с тремя малявками. Хотя, та, которую звали Крисиг, ему, и правда, понравилась. Боевая оказалась девчонка, хоть и Фея. Он проказливо улыбнулся, вспомнив, как она засветила Нимирэлю прямо в глаз. Никто такого и не ожидал от соплячки. Выхлебав солидную миску мясной похлёбки с кореньями, молодой орк ушёл в свою комнатушку, скинул испачканную за день одежду и нырнул под одеяло.

Так хорошо ему не спалось ещё ни разу в жизни, а вот под утро пришёл странный сон. Его мозг никак не мог понять, к чему его посетило странное видение. Он увидел себя на поляне в лесу. Судя по обилию цветов, была поздняя осень или раннее лето. Потом он увидел, как привычное для него тело осыпалось оранжевыми лепестками, которые закрутил и унёс прочь налетевший порыв ледяного ветра. Орк даже увидел в стылом воздухе сверкающие на солнце снежинки.

Варф проснулся от собственного крика, только вот голос прозвучал как-то странно: по-девчоночьи звонко и чуть визгливо. Родители, тут же поспешившие узнать, в чём дело, так и застыли сразу за порогом. На кровати сына сидела с округлившимися от ужаса глазами черноволосая совсем юная эльфийка с сиреневыми глазищами в пол лица. При этом ругалась она как их старший сын, когда попадал совсем уж в плохие ситуации.