Алексей КАЛУГИН - Журнал «Если» 2008 № 12 Страница 10

—   Глухо, совершенно глухо! – из отверстия появилась взъерошенная шевелюра Гогенгейма. – Горизонты безмолвствуют. Никаких культурных отложений.

– А что основание?

—   Ничего нового. Повторяющийся узор и те же маркировки, что и в других выработках. Сканирование по периметру выявляет несколько аномальных зон, но, судя по углу залегания и форме, это просто камни, – ученый отер выступивший на лбу пот. – Что-то жарко-вато сегодня…

—   А ты без головного убора! Кепку опять в лагере оставил? – Адель уперла руки в бока. – Вот, бери пример с сына. Кстати! Полину пора принимать лекарство.

Остающийся до этого времени совершенно безучастным к разговору мальчик поднял голову.

—   Я хочу напомнить гражданке Пастер. что она не приходится мне родственницей и ей должен быть совершенно безразличен мой рацион, – Полин говорил плавно и немного нараспев, словно готовил речь заранее.

—   Я всего лишь выполняю обязанности врача в экспедиции, – Адель умоляюще посмотрела на Гогенгейма.

—   Да, конечно, и поэтому живете в одной палатке с моим отцом. Он что, болен? – Полин поднялся на ноги, снял шляпу и теперь в упор смотрел на Адель. Худенький паренек и симпатичная загорелая девушка. Севрюгину подумалось, что не знай он правды, то принял бы их за брата и сестру.

—   Нет, это ты болен! Злобная маленькая тварь! – Адель резко развернулась и бросилась к лесу.

Гогенгейм одним рывком выбрался из траншеи, подскочил к сыну, схватил за плечи, встряхнул.

– Немедленно догони гражданку Пастер и попроси прощения! Мальчик не отвечал. Его голова опустилась на грудь, руки повисли вдоль туловища, словно механизм, приводящий в движение это хрупкое тело, неожиданно умер, не выдержав перегрузки. В яме отрывисто гудел Аркаша. Унибот оставил работу и беспокойно перебирал своими многофункциональными конечностями. Он понимал, что хозяевам плохо, но не умел помочь им.

– И не смей симулировать приступ! Я знаю все твои фокусы! – Гогенгейм еще сильнее тряхнул сына.

– Прекратить! – Севрюгин, не торопясь, приблизился. Ученый вздрогнул и застыл, выпустив мальчика. Его лицо, еще минуту назад искаженное гневом, теперь выражало растерянность, будто весь негатив вдруг унесло ветром, точно крылатую ящерицу. Полин, напротив, полностью пришел в себя и с любопытством смотрел на нового знакомого.

– Это был лингво магнус, да?

– Самую малость, – Севрюгин поднял соломенную шляпу, протянул ее Полину. – Ступай в лагерь. Нам с твоим отцом нужно поговорить.

Паренек покорно направился в сторону карниза. Аркаша вопросительно гукнул, устремив сенсоры на Гогенгейма, но тот по-прежнему хранил молчание. Долговязый цилиндр резко взмахнул верхней группой манипуляторов, что вполне можно было расценить, как пожатие плечами, выбрался из траншеи и устремился вслед за мальчиком.

—    Решили прочитать мне лекцию о семейном воспитании, гражданин надзиратель? – голос Гогенгейма был еще слаб, но явно ненадолго.

—    Мог бы и прочитать. Но, честно говоря, я пришел совершенно по другому поводу. Нам с вами пора объясниться. Я не обижаюсь на то, что вы зачислили меня в подручные своего отца. Это ваше дело. Но я категорически не согласен с ошибками, которые вы допускаете при раскопках. Стратегия развития выработок и последовательность сканирования горизонтов говорит мне о том, что вы пользуетесь таблицами Монро. Я прав?

—    Да, это так. Раскопки на Трио подтвердили состоятельность выкладок Монро, и потом… Постойте! Как вы узнали?..

—    Очень прискорбно, Олли, что после стольких лет вы поверили этому англосаксонскому шарлатану. Да он не в состоянии отличить клинопись от огамического письма! Тот успех на Трио – обычное везение. А вы клюнули на раскрученную пустышку, как первокурсник. Черт побери, я ведь считал вас лучшим на потоке!

—    Как вы меня назвали? Постойте-постойте… неужели… Профессор? Вы?!

—    Теперь уже нет, – улыбнулся Севрюгин, – я больше не преподаю.

—   

Они сидели на самом краю небольшого скального карниза. Далеко внизу волны штурмовали базальтовый бастион. Маленькая крылатая ящерица выбралась погреться на соседний валун, но тут же взлетела в воздух, испуганная присутствием людей. Константин приложил ладонь козырьком ко лбу и наблюдал, как порыв ветра подхватил и закружил рептилию.

—    Значит, все-таки трансплантация, смена парадигмы? – Гогенгейм пристально разглядывал Севрюгина. Искал знакомые черты и не находил.

—    Да, после пересадки мозга многие меняют имя и род занятий. Начать все заново – заманчивая перспектива! Вот я и решил: почему бы нет?

—    Ты… вы воспользовались своим статусом? Или деньгами? Хотя что тут спрашивать, конечно, это статус. Значит, вы защитились?

—    И теперь в экспедиции целых два научных светила, – рассмеялся Севрюгин. – Вас, как я понимаю, также можно поздравить с перерождением?

—    Да, я решился совсем недавно, – Гогенгейм провел рукой по тонкому горизонтальному шраму, пересекающему лоб от виска до виска. – Отец не раз предлагал мне трансплантацию. Он ведь владеет несколькими клиниками для душевнобольных, поддерживает связь с онкологическими центрами, следит за статистикой катастроф. Ждет, когда созреют новые тела. Я не хотел получать вторую жизнь из его рук. И вот четыре года назад мой личный статус достиг требуемого уровня. Наверное, я так и не решился бы, но после слушаний в ученом совете меня ожидал подарок в виде инфаркта.

– Однако для трансплантации необходимо оформить кучу бумаг.

– В том-то и дело. Все уже было готово. Только подпиши. Пока я валялся в реанимации, папа уговорил Лизу подписать договор вместо меня.

– Лиза?

—    Моя жена. Она католичка. Всегда осуждала отца, говорила, что он великий грешник. Бог знает как, но он ее уболтал. Мы с Лизой одногодки. Сейчас ей сто два и духовно, и физически. Лиза умирает, профессор. Там, на Земле. Я увез Полина, чтобы мальчик не видел этого. Наверное, он ненавидит меня.

—    Надеюсь, что нет, – Севрюгин положил руку на плечо бородача. – Меня больше беспокоит ваше состояние, Ауреол.

—    Со мной все в порядке. И кстати, что это мы все обо мне да обо мне? А как вы? Я ожидал отцовского надзирателя, а встретил своего учителя. Но вопрос остается открытым. Зачем вы здесь, профессор?

—    Вы еще не догадались? Дело в последних отчетах с Кетро.

—    Аборигены! – Гогенгейм хлопнул себя по лбу. – Задержка в полтора месяца делает свое дело. Для нас эта информация уже устарела. Значит, вы – контактер. Вынужден вас огорчить, друг мой. Наши надежды не оправдались. О'Райли провел ряд тестов и – это не омни.