Станислав Соловьев - Somnambulo Страница 10

Ничего, думал Мартин, скоро у всех будут имперские орлы наштампованы на любом месте. У всех, кроме зэков, дезертиров и мертвых, будет двухголовая супная курица. Месяц назад было объявлено о начале «всеобщей паспортизации населения», и теперь каждому будет по курочке и синенькой корочке…

9

Мартин дремал. Что–то накатывало мутной волной на сознание и откатывало, как при отливе на море. В вагоне неразборчиво шептались, устало ругался в своем купе проводник, где–то без остановки орал грудной ребенок — выкрикивал отдельные слова из Высочайших Распоряжений. В соседнем купе звучно храпел разморенный капитан императорской армии, вытянувший свои ноги в сапогах чуть ли не весь проход. Фуражка сползла ему на правое ухо, оттого он имел глуповатый вид, а пушистым усам угрожала белая зловещая капля. Она болталась на кончике носа в такт движению поезда, но никак не хотела отрываться от полюбившегося ей места.

Мартин сонно прислушался к шепоту, разносившемуся снизу. Говорили об известном журналисте и телеведущем Листо–и–Парадария, которого зимой застрелил неизвестный у порога собственного дома. За два дня до этого сам Император хотел назначить Листо–и–Парадария на пост исполнительного директора Общенародного Радио–и–Телевещания, но так и не успел… Мартин помнил, как тогда целыми днями только то и делали, как крутили последние передачи Листо–и–Парадария: его последнее интервью, какие–то истерические посиделки соратников–поклонников, наигранно трагическую прощальную речь Его Императорского Величества, уныло бредущие колонны хорошо одетых людей с тяжелыми венками… Мартин знал убитого, как и все граждане ОНЕЙРОКРАТИИ. Но ему, в отличие от других, этот мажорный и самовлюбленный Листо–и–Парадария никогда не нравился. В памяти всплывали ухоженные усы, очки в позолоченной оправе и задорные крикливые возгласы… После нескольких пуль, выпущенных в упор, журналист превратился в Больную Совесть Нации. Мартин был уверен, что убили его не наемные боевики тайной мафии, не горцы–террористы, а тихие сотрудники Службы Безопасности Снов. Слишком был он популярным, слишком строптивым и потому дорогостоящим. Император в последний момент просто передумал с назначением…

Внизу обстоятельно доказывали, что убили журналиста двое рекуэрдистов–фанатиков:

— Да–да, за непатриотические высказывания, а я вам говорю, вспомните, не раз он поминал Республику и даже власти ругал…

Другой втолковывал ему:

— При чем тут рекуэрдисты? Что ты их лепишь к чему попало! Чуть что, рекуэрдисты, вот, мол, кто виноват. Как же, привыкли на патриотов валить дерьмо, и тут то же самое, если б не они, поделили б страну жидомасоны и горская банда, сны какие–то непонятные нам подсовывают… А я что говорю — привыкли своих, понимаешь, нет чтобы… Да убили его боссы подпольной мафии и все дела! Понимаешь, они хотели прибрать Государственные Сновидения к своим рукам, да он мешал… Ты вспомни, вспомни, сколько он раз насчет мафии проезжался и онейропреступности… А что! Я все передачи его смотрел, сам слышал!.. Чего бы я это не смотрел, понимаешь, больной я, что ли?.. Мафия это, мафия, ее рук дело, а ты тут еврейство сплошное разводишь, рекуэрдистов хаешь! Я сам, можно сказать, рекуэрдист, да, рекуэрдист, а ты мне масонством на голову гадишь… Патриот ты или нет?.. Так чего тогда?.. Э, куда хватил! Я не то совсем имел в виду… А что? Что я, не так сказал?.. Бей жидов, спасай Отчизну, и фашизм тут не при чем! Это вам любой настоящий патриот скажет. Любой скажет: братья, нужно добить гадину жидомасонского заговора, этот весь, понимаешь, международный заговор против Реестра Разрешенных Снов… И он был рекуэрдистом. Просто не явным, скрытым, телевиденье все–таки, то–се, а на самом–то деле… Жалко, какой настоящий патриот был, так же любил Отчизну, как и я, скажем, люблю… Все эти жиды, они тут тоже подсобили, не без их грязных лап дельце стряпалось, торгаши снами! Эх!..

Голова у Мартина не болела уже, но была страшно тяжелая. Совершенно не возможно ее держать на плечах, она падает назад, она не поворотлива. В нее через уши залили свинец и забыли о нем, так и оставили…

10

По вагону бродил старик в длинной ночной рубахе. Он дрожащими руками хватался на поручни, впотьмах задевал локтями чьи–то ноги. В ответ на внезапные взрывы сонного раздражения он неумело извинялся, неуклюже поворачивался к раздраженным, приседал, скорбно разводил руки, тряс лысой шишковатой головой, что–то блеял жалобное, но все его телодвижения порождали только новое недовольство. Извинения старика никто не слушал, от него лениво отмахивались как от назойливой мухи, его обзывали старым козлом, но старик и не думал отходить, все топтался бестолково посредине прохода. Кажется, он хотел пройти в уборную, а ноги сеньоров не позволяли, к сожалению, этого сделать… Поезд тряхнуло. Завизжало, загромыхало, задрожало все вокруг мелкой дрожью. Несчастного старика бросило на капитана императорской армии. Проснувшийся капитан лязгнул челюстями и скинул с себя старика. Половина пассажиров разом зашумела и куда–то засобиралась. Люди шли одной спаянной толпой, их ноги безжалостно топтали старика, упавшего на пол. Они наступали на него, мяли ребра, чей–то женский каблук выбил правый глаз, никто его не замечал. Старик лежал посреди прохода, вытянувшись как выпотрошенная, глубоководная рыба. Он неловко улыбался беззубым ртом и просил извинения у сеньоров за то, что он им мешает пройти…

Мартин рывками выплыл из тошнотворного оцепенения и посмотрел в окно. Ему в глаза ударил свет, ослепительный по контрасту с полумраком в вагоне. Свет впился в глаза, проник к нему в мозг, там разорвался бесшумной петардой. Мартин ничего не понимал и пытался вспомнить, куда это он едет, сколько еще ехать и почему поезд стоит.

Тут толстый пассажир радостно ему сообщил, что это станция Инфинидо–ель–де-Нуэво. После нее долго станций не будет, лучше выйти, купить чего–нибудь съестного, воздухом подышать, а то тут духотища страшная, а ехать еще долго… Ах, вы не хотите? Дело ваше…

На Мартина напала апатия. Никуда ему выходить не хотелось. Хотелось валяться в бессознательном состоянии. Ему все надоело. Если бы эта станция была раньше, он, может, и вышел, а сейчас…

За окном в свете фонаря бродили беспорядочно чьи–то тени. Там звонко зазывали купить вареную кукурузу, жареных семечек, домашних пирожков с человечиной, сновидения по дешевке:

— Сеньоры, сеньоры, покупайте пиво, свежее пиво, сеньоры, и недорого. А вам, сеньорита, лимонад? Прохладный лимонад! Не верите?.. Потрогайте сами!.. И совсем он не теплый, сеньора, что вы выдумаете, если не нравится — не покупайте!.. Сеньор, водка не нужна?.. Пшеничная, сеньор, сами посмотрите!.. Сколько вам бутылок, сеньоры?.. Сигареты, сигареты, покупайте сигареты!.. Хе–хе, смотри какая рыбка к пиву, а!.. Берите яйца, свежие яйца, только что сваренные! Почему это они мелкие, никакие они не мелкие?! Где это вы такие мелкие яйца видели, ничего себе мелкие яйца, крупные яйца, совершенно не мелкие, что это вы такое говорите, молодой человек?.. Свежие сны, совсем новые сны, дешевые сны!.. Кому воды? Кому холодной воды? Кому-у ледяно–ой вод–ы–ы?..