Йен Уотсон - Книга Звезд Страница 11

Мы зашли на винокурню в сопровождении одетого в фартук мальчишки, который суетился рядом, бросая на нас подозрительные взгляды, и спросили хозяина или хозяйку, если, конечно, он или она были живы. Хассо уверил нас, что этот человек и будет «мэр» Тичини.

Им оказался мужчина по имени Бери. Он был такой низенький и толстый, что казался почти квадратным. Он тепло нас поприветствовал и вовсю старался нам угодить. В мгновение ока был организован ночлег: на винокурне буду спать я, Хассо и Мартан, остальные джеки проведут ночь в домах жителей. Он приказал открыть все двери; он приказал своим односельчанам выйти к нам и улыбаться.

Бери относился к тем людям, которых невозможно обескуражить, он схватывал ситуацию на лету. И, как мы скоро обнаружили, являл собой кладезь человеческой мудрости и получал огромное удовольствие, играя на чужой слабости и глупости, важно излагая вслух общественное мнение, всем все объясняя и поучая. В другой ситуации он мог бы показаться надоедливым и напыщенным занудой. Однако, учитывая апатию жителей Тичини, эта его особенность была в определенной степени им полезна. Казалось, что деревня, затаившись, ждет, что он скажет: выкинуть нас, красавцев, вон или принять по-дружески. И Бери старался изо всех сил, чтобы показать, как он рад нашему приходу.

Он показал нам винокурню и ее подвалы, особо отмечая, где что было разрушено и разграблено, хотя все эти разрушения не казались такими уж страшными, особенно если хорошенько прибраться.

Показывая нам деревенские достопримечательности, он постоянно подчеркивал, как обращался с Сыновьями.

— И я сказал этим дьяволам, ну что ж, говорю, если вы так считаете, ваша честь, пусть так и будет. Но мы тут живем на холмах и нечасто Спускаемся к реке, так что мало чем отличаемся от вас, если уж на то пошло. В самом деле, ваша честь, разве люди так уж сильно отличаются друг от друга, даже если у них разный взгляд на одни и те же вещи? Они были скоты, капитан Мартан, к тому же убийцы, но, держу пари, я поставил их на место, хоть и смотрел несколько раз в лицо смерти за свою прямоту. Я думаю, они стали меня за это уважать, хоть и побили один или два раза. Они нас ограбили и так перевернули все вверх дном, что мы до сих пор еще не успели как следует прибраться. И они изнасиловали трех наших женщин, включая мою собственную племянницу; а что женщины могли сделать? И что мне теперь остается, как не пропадать от стыда и горя и молча терпеть?

В тот вечер Бери устроил праздник во дворе винокурни, на который пришли некоторые жители деревни—в основном те, в чьих домах остановились джеки. Разожгли костер. Зажарили несколько кур. Были открыты бутылки вина, уцелевшие за время войны. (Надо сказать, этих бутылок оказалось очень много.) Струнная бузука издавала бренчащие, тренькающие звуки. А Бери с видом знатока рассуждал о причинах и обстоятельствах войны, сидя в кругу джеков, принимавших в этой войне непосредственное участие. Выяснив, что мы ищем беглых Сыновей и в течение нескольких недель проводили допросы, он принялся разглагольствовать о психологии жителей запада, основываясь на своих собственных многочисленных наблюдениях. Потом он высказал мнение по поводу черного течения и гильдии реки и порассуждал на тему, не стоит ли гильдии выплатить компенсацию всем гражданским лицам, ставшим жертвами войны, например жителям Тичини. Ну и конечно, жителям Веррино. Он вызывал нас на разговор; он соглашался или не Соглашался с нами.

Через некоторое время Мартан отвел меня и Хассо в сторону.

— Как вы думаете, — спокойно спросил он, — а не занимался ли наш хозяин тем, что… сотрудничал с Сыновьями, пока они были здесь?

— Почему ты так думаешь? — спросил Хассо.

— Бери слишком напирает на то, как он владел ситуацией. Я уверен, что это сплошное вранье, особенно в отношении разбоя Сыновей.

— А как насчет погибших, Мартан? Разрушений? Сломанных дверей? А как насчет насилия?

— Почему же эти двери до сих пор не починили? Чтобы показать, что здесь творилось? А почему винокурня выглядит так, словно Сыновья там хорошенько похозяйничали, хотя на самом деле все разрушения…

— Это одна видимость, — досказала я.

— Вот именно. И тем не менее их держат напоказ. Что касается его племянницы и тех двух женщин, то как можно доказать, что женщина была изнасилована? Если кого-то проткнут мечом, это видно. А как это их виноградники остались в таком прекрасном состоянии — ведь Сыновья жгли и громили другие деревни, когда поняли, что проигрывают войну?

— Хм, я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Хассо. — Но как мы это докажем? А если и докажем, что потом?

— Вот я и думаю, а станет ли Бери сообщать нам о беглых Сыновьях, потому что если мы кого-нибудь схватим, тот может рассказать, как вел себя Бери на самом деле. А если уж и Сын не скажет, тогда, держу пари, от жителей Тичини мы не узнаем ничего. Даже от племянницы, которую предложили Сыновьям. У них тут у всех рыльце в пушку. Бери показывает им, как себя вести.

— Нам не в чем его обвинить, — сказал Хассо.

— Да, не в чем. К тому же я могу и ошибаться. Я вмешалась в их разговор:

— Так вы что, не верите, что у того старика с граблями убили мальчика и мальчика его мальчика? И он просто торчит на дороге и рассказывает всем встречным всякие небылицы о страданиях жителей деревни?

Мартан покачал головой:

— Не знаю. Возможно. Может быть, мы смогли бы все узнать в других местах, за холмами, в Брузе или Литл-Римо. А может, мы и там попусту потеряем время.

Треньканье бузуки зазвучало громче и быстрее. По каменным плитам двора застучали башмаки. Бери был в центре всеобщего внимания, щедро раздавая мудрость и вино.

— Мы теряем время, — сказал Мартан. — Определенно. Когда целыми неделями занимаешься допросами и в каждом слове видишь ложь, начинаешь подозревать вообще всех и каждого. Давайте лучше пить, петь и притворяться, что жизнь прекрасна. Потанцуешь со мной, Йалин?

Я согласилась, потому что он меня попросил. А потом я танцевала с Хассо. Но через некоторое время сказалась его голодовка. Он выдохся. Он еще не совсем оправился от последствий осады.

Возможно, что и Тичини еще не пришла в себя после того, что ей пришлось испытать во время войны, а именно, свое поистине удивительное везение.

На следующий день мы вернулись в Веррино. На обратном пути я спросила нескольких джеков, как их приняли жители Тичини; но они ответили, что поздно отправились спать, как следует накачавшись вином, а наутро уже ничего не могли вспомнить. К тому же хозяева вели себя отменно вежливо.

Итак, загадка осталась неразгаданной. И возможно, что Бери и его деревня добились того, чего хотели, — добились очень умно. По крайней мере, они сохранили будущее виноторговли. А их старик с граблями до сих пор не удосужился починить дорогу. Видимо, в Тичини считали, что в таком деле торопиться не следует.