Георгий Гуревич - Только обгон Страница 12

И говорили искренне, думали так же. Однако чувствовали иначе, примерно в таком духе: "Мы тоже молоды и миловидны, можем и должны нравиться. Но Джэтту молодой муж бережет, пылинки сдувает, а наши мальчишки черствы, погрязли в бездушной математике, нас не жалеют совсем, замучили непосильной работой. Дайте нам передышку, мы будем выглядеть не хуже этой холеной красавицы. Ведь у нас заслуг больше, больше прав на уют и любовь".

Повторяю: они не говорили, не думали, но чувствовали так. И однажды Гэтта пришла ко мне в аппаратную; здесь между приборов, рычагов и пультов, в атмосфере, насыщенной озоном и машинным маслом, состоялся у нас неожиданный разговор:

- Сэтта просила меня поговорить с тобой.

- Сэтта? У нее своего языка нет?

- Она смущается. Как-то неудобно объяснять, что хочется выйти замуж.

- Она собирается замуж. За кого?

- За Сэя Верхнего, конечно.

"Вот как, за Верхнего?" Я знал, что оба брата добиваются любви Сэтты, и был уверен, что она предпочитает Нижнего, Сэя Большого, настоящего мужчину, колосса с чугунной грудью и вздутыми бицепсами, силача, который шутя держал брата на вытянутых руках. Но вот поди ж ты, статуя понравилась ей больше пьедестала. Мы живем в век торжествующего ума. Сэй хитрый победил Сэя могучего, разговорчивый - делающего. А может быть, тут влечение противоположностей? Сэтта крупная, рыхловатая, малоподвижная, вот ее и увлек жилистый, верткий Сэй Верхний.

Но все эти рассуждения я оставил при себе. Вслух сказал:

- Ну пусть выходит. При чем тут я?

- Мы же все давали клятву не любить, пока не победит справедливость. Но до победы еще так далеко! И время не сокращается, как полагается по теории относительности. Сэтта не может ждать... Но она боится, что ты будешь стыдить ее.

- Нет, почему же? Я не буду стыдить, конечно. Нельзя заставить не любить. Сэтта давала слово и может взять слово назад. Это вопрос личной совести... твердости характера тоже.

- А ты, Гэй, не проявишь слабохарактерность?

Вот столько лет прошло, а сейчас помню взгляд Гэтты. Необыкновенные были у нее глаза, выразительности потрясающей. Целая речь в одном взоре. И никогда она не смотрела так на меня, ни раньше, ни после. Взгляд был теплый, и влажный, и глубокий... зовущий... нет, задорный, дерзкий и ласковый. В нем вызов был: "А ну-ка покажи, чего ты стоишь, на что способен!"

Но зачем она произнесла это слово - "слабохарактерность"? Я клюнул на него, как голодный карась на червячка.

- Гэтта, ты в меня веришь? - сказал я напыщенно. - Слово Гэя стальное (О, пустоголовый идиот этот Гэй!). Дай руку, товарищ, мы с тобой выполним клятву до конца.

И потом я еще добрый час пыжился, вздыхал, набирал полную грудь масляных паров, все мечтал о тех временах, когда обет будет выполнен, придет час для личных чувств. И еще бил себя кулаком по голове, вслух кричал:

- Рано, рано размечтался, остолоп! Делом надо заниматься, делом! Гони любовь из головы. Других забот нет, что ли?

Забот было полно, в самом деле. Все складывалось сложно, гораздо сложнее, чем рисовалось на Йийит, до старта.

Я представляю себе, что изобретатель воздушного шара, простегивая полотнища своего корабля, воображал себе такую картину: "Вот сошью я шар, надую газом, и поднимет он меня выше колоколен, выше холмов и самых высоких гор, все выше и выше, пока я не долечу до Луны, осмотрю ее..." И не ведал, что его ожидает холод леденящих высот, разреженный воздух, горная болезнь, азот, закипающий в крови, потеря сознания, а в финале безвоздушное пространство, где любой газ окажется тяжелее вытесненного им объема. И шар перестанет подниматься, хорошо еще, если не лопнет.

Мы пустились в путь, рисуя себе примерно такие же благополучные картины. Нас благословляла формула, где все получалось так гладко и славно: скорость будет расти, масса тоже, а время укоротится, пять световых лет превратятся в каких-нибудь полтора года. Глядь, перед нами пещера Фей, исполнение желаний, победоносное возвращение.

Возможно, так оно и получилось бы, будь мы не живыми йийитами, а какими-нибудь маятниками, лучше бы даже электрическими, а не механическими. Маятник стал бы массивнее, качался бы медленнее, качаний меньше...

Действительно, масса возрастала. Но мы это замечали, мы ощущали массу как прибавку к весу, как добавочную перегрузку. Мы и до сих пор перегружали себя двойным ускорением. Теперь к двойному ускорению прибавлялся избыток массы; перегрузка стала невыносимой. Ускорение пришлось снизить. К счастью, на "Паломнике" тоже снизили - до 0,8 "g", потом до 0,6 "g".

Возросшая масса затрудняла нам все движения. Труднее стало перемещать предметы, медленнее перемещались мы сами. Мы двигались медлительнее, но не воспринимали это как укорочение времени. И начали понимать, что до пещеры Фей не приведенных полтора года пути, а полновесных шесть в один конец и столько же на возвращение. Возможно, скоропалительная свадьба Сэтты и объяснялась этим разочарованием. На двенадцать лет Сэтта не могла отложить семейную жизнь.

Почему получилось так непросто? Не знаю. Думаю, что виновата сложность нашего организма, он у нас не чисто механический, а механо-термо-хемо-электро-радио-нервно-психологический. И все составляющие этого длинного слова изменяются по разным законам. При том же играет роль прерывистость, этакая ступенчатость, свойственная природе.

Математика любит плавные кривые, природа предпочитает ступени: пороги при переходе жидкого в твердое, дня в ночь, жизни в смерть. Так вот эти пороги перемещались вразнобой. На один из них мы наткнулись, когда у нас замерзла вода при плюс восемнадцати. В дальнейшем могла замерзнуть и кровь. Спасибо Джэтте, она предупредила своевременно. Но теперь предупреждать было некому. Сам я ломал голову, стараясь угадать, какой порог следующий.

Масса крови растет, движение замедляется, но запас энергии неизменен. Значит, с теплом благополучно, мы не закоченеем ни в коем случае.

Но вот что изменяется: количество крови, притекающей в клетки. Кровь движется медленнее и меньше переносит кислорода. Нам угрожает подобие горной болезни: вялость, головокружение, тошнота, потеря сознания, в конце концов.

Допустим, мы справимся с этим, постепенно заменяя нормальную атмосферу чисто кислородной. Только не забыть бы о пожарной опасности. Что еще?

Кровяное давление. Массивная кровь сильнее давит на стенки сосудов. Мы все постепенно становимся гипертониками. В перспективе разрывы капилляров, подкожные кровоизлияния, кровоизлияния во внутренние органы, в сердце и в мозг. Инфаркты! Инсульты!

Чем предупреждать? Невесомостью. Но невесомость - это отказ от приращения скорости, от борьбы с ускользающим "Паломником". Есть ли другой выход? Сон. Временное прекращение жизни. Но кто будет управлять ракетой, пока мы будем спать?