Георгий Гуревич - Только обгон Страница 13

В одиночку терзался я этими страхами. Слушать меня не хотел никто.

- Что ты пугаешь сам себя? - говорили ребята. - Посмотри на "Паломник". Идет себе благополучно. А у них ведь скорость выше нашей.

И напрасно твердил я, что мы их обгоним когда-нибудь. Тогда станем впереди идущими, невольными испытателями. На себе будем опыты ставить, пробовать, никто не предупредит нас о неожиданностях.

- Когда обгоним, там будет видно, - отвечали мне. - Пока что просвет растет.

Не с кем было посоветоваться. Молодожены, обе пары, были заняты друг другом. Сэй Большой стал почти невменяемым после свадьбы, сходил с ума от ревности, просто опасались мы, что он в припадке ярости пришибет брата или новобрачную. Впрочем, Сэй Нижний никогда не был мыслителем, я на него и не рассчитывал. Гэтта почему-то избегала меня после того разговора о твердых характерах. И остался у меня один Пэй, мой верный друг и оруженосец со школьной скамьи.

Но у Пэя - даже у Пэя - свои недостатки, те самые, которые являются продолжением достоинств.

Пэй идеальный помощник. Он исполнителен, точен, трудолюбив, вынослив и бескорыстен. Положиться на него можно всецело, если знаешь, что положить. Но Пэй по натуре религиозен, а это недопустимо для конструктора.

Нет, в бога он не верит, конечно. Пэй религиозен по натуре, а не по взглядам. Он не верит в бога, но верит в гениев. Верит, что есть на свете умные люди, которые по-мудрому выбирают самых умных - докторов наук, а те выдвигают из своей среды мудрецов в академики, что самые сверхмудрые из всех пишут монографии, а наше скромное дело - читать, запоминать и повторять, в лучшем случае - дополнять по мелочам. Поэтому, когда беседуешь с Пэем, кажется, будто ты сидишь в библиотеке и перелистываешь справочник.

В тех же редких случаях, житейских преимущественно, когда в памяти Пэя нет руководящей цитаты, он верит в меня. И это еще хуже. Это уже не библиография, а мистика какая-то, беседа с зеркалом наедине.

- Разве ты думаешь, что на "Паломнике" готовят погружение в сон? - вот первый вопрос, который я услышал от Пэя.

- А ты разве думаешь, что мы во всем должны подражать "Паломнику"? Как же мы обгоним, если будем подражать?

- Но Джэй собрал у себя лучших ученых планеты. Если они не планируют сон, значит, сон и не нужен.

- Они планируют сон, - заявил я с деланной уверенностью. - История с Джэттой - прямое доказательство. Ведь вся эта автоматика не создавалась же срочно, специально для Джэтты, чтобы наказать ее за тайную связь с нами. Видимо, технология усыпления была разработана на "Паломнике", подготовлена и при случае ее испытали на Джэтте. Возможно, сейчас все паломники уже погрузились в сон, мы только не узнали еще. И нам нужно готовиться тоже. Как? Скопировать хотя бы стеклянный гроб Джэтты.

Мы с Пэем распределили обязанности. Он разбирается в схемах, я привязываю эти схемы к возможностям наших мастерских, и оба мы изготовляем копии стеклянных саркофагов для гипотермического сна.

Прошло не так много времени, одно из моих предположений оправдалось. "Паломник" исчез из виду. Что это могло означать? Только одно: снова кризис, двигатель включен, скорость невозможно прибавлять, наткнулись на некий порог.

Но через несколько часов радиозвезда "Паломника" снова замигала. Мы получили радиограмму такого содержания:

"Капитану Рэю от капитана Джэя.

Дорогой зять! Поздравляю со свадьбой, желаю счастья тебе и дочери. Я проверил и оценил твою храбрость, а теперь хотел бы проверить и разум. Ты должен понять, что у вас нет ни единого шанса обойти мой корабль. Нет смысла истощать обе команды напряженной гонкой, и потому мы предлагаем мирное соглашение: нам, как первооткрывателям, три четверти пещеры, вам одна четверть, и можете делать с ней что хотите, использовать или выламывать и вывозить. Лягу в дрейф, как только увижу, что вы легли в дрейф. Выключение двигателя считаю согласием".

Мы обнимались, крича: "Ура! Они струсили". Мы изощрялись, придумывая едкий ответ, например: "Охотно возьмем вас на буксир". Или: "Арестуйте Джэя и поворачивайте домой!" Или: "Встретим в пещере подарками". Однако в конечном итоге склонились к суровой простоте, ответили: "Нет! Нет! Нет!"

Вероятно, Джэй догадался, как мы ответим, потому что, не дожидаясь нашей радиограммы, сутки спустя "Паломник" замигал снова:

"Дорогой зять! Возможно, наше мирное предложение ты счел признаком слабости. Но не обманывай себя пустыми надеждами. Ты же видишь, что двигатель работает снова и мы набираем скорость. Наш ученый совет обеспечил наращивание скорости вплоть до третьей девятки (то есть до 0,999 "с"). Вы никогда не обгоните нас..."

Еще несколько передач было в том же духе. Мы регулярно отвечали: "Нет, нет, нет!" И в стандартных радиосигналах невозможно было почувствовать даже я понял не сразу, - что в наших "нет" было все меньше уверенности. Чтобы заметить это, нужно бы наблюдать нас со стороны изо дня в день.

Вот сидим мы за ужином - семь замученных, отяжелевших от усталости существ в одинаковых сизо-голубых комбинезонах и одна элегантная дама в белом атласе с гипюром - Джэтта. Мы вымотаны, тяжко дышим, лениво ворочаем челюстями. Разговор ведет Джэтта.

- Вам нравится мое платье, девочки? К сожалению, я не успела спороть кружева. Кружева выходят из моды, последний шик - это отделка натуральным мехом. Гарнитур в одной тональности: черный бархат с чернобуркой, белый атлас с горностаем. Сдержанность - признак утонченного вкуса. Я обязательно закажу феям отделку из горностая.

Я смотрю на Рэя выжидательно. По-моему, он, а не я должен воспитывать свою принцессу, внушать ей, что мы летим не за нарядами для наших жен.

И тут слово берет Сэтта:

- Ах, миленькая, у каждой свой стиль. Я брюнетка, мне к лицу яркое. Лично я возьму что-нибудь броское: скажем, терракота с отделкой из рыжей лисы. Два хвостика крестом на груди.

Кто же кого перевоспитывает в нашем корабле?

- "Не думать о себе, не учиться, не любить... Для всех, для всех, не для себя..." - напоминаю я слова клятвы.

И ожидаю, что меня поддержат мужчины. Но они принужденно молчат. Прячут глаза. Всем неловко, как будто я сказал какую-то банальную пошлость. После долгой паузы Гэтта открывает рот:

- Гэй, нельзя быть таким ортодоксальным, таким неуклонно правильным двадцать четыре часа в сутки. Женщина несчастна, если хотя бы полчасика в день она не проводит перед зеркалом.

Я молчу потрясенный. Не слова Гэтты поражают меня, а тон: не дружески-насмешливый, не шутливо-кокетливый, а раздраженный. Гэтта сердится на меня. За что?

За что Гэтта сердится? Невольно я думал об этом, ворочаясь, и думал днем во время работы, монтируя очередной гипотермический саркофаг, четвертый по счету.