Михаил Кривич - Сладкие песни сирен Страница 12

Под ветром шелестела листва, чирикали воробьи, солнце поднималось в небо. Приближался час "икс".

Товарищ Н., отогнув белоснежную манжету, смотрел на циферблат наручных часов. Брови нахмурены, властные губы твердо сжаты, подбородок чуть приподнят. Рядом - верные соратники, тоже смотрят на часы, каждый на свои. Бегут круг за кругом секундные стрелки, ни одна не опережает и не отстает, все выверены по главной стрелке, той, что на часах "Сейко" товарища Н. Вот уже пошла она последний круг, и товарищ Н. разомкнул сжатые губы, начал считать.

Будто отпуская в просторы Вселенной космический корабль, товарищ Н. вел обратный счет: десять... девять... восемь... И соратники его, не отводя глаз от своих циферблатов, согласно кивали головами и шептали про себя: семь... шесть... пять... В унисон, простите за штамп, но иначе не скажешь, бились их руководящие сердца: четыре... три... два... один...

Товарищ Н. поднял от часов тяжелую лобастую голову, откинулся в кресле, улыбнулся доброй, неповторимой своей улыбкой и сказал простое, душевное "поехали". И махнул рукой.

6

Настоящая фамилия товарища Н.: Невидайло, Неслыхайло, Несказайло (нужное подчеркнуть).

7

И только товарищ Н. махнул рукой, как над городом понеслась песнь:

Путник усталый, скажи мне, куда и зачем ты стремишься?

Гонит тебя и терзает странствий могучая сила...

Диспозиция была продумана загодя. Сирен разместили не в студии, а более демократично - на виду у народа, с тем, однако, чтобы вести прямые репортажи и по местному радио и телевидению. Дориде доверили важнейший пост у желдорвокзала, где ее одним из первых услышал и увидел Семен Семенович, путник не столько усталый, сколько проголодавшийся, а также студент молочного техникума Алеша, который, скажем это сразу, так и не повидался со своей теткой и ничегошеньки не купил в Н-ской торговой сети. Гегемона разместилась поближе к окраине города, на колхозном рынке. И это место, если вдуматься, надо признать удачным. Во-первых, на рынок съезжались со своим недешевым товаром труженики села из других областей и даже республик; во-вторых, поблизости находился городской автовокзал, сюда приходили и отсюда уходили вдаль усталые автобусы, связывающие город с населенными пунктами Несуглинья; в-третьих, и это, быть может, важнее всего, рядом проходила окружная автодорога, по которой день и ночь мчались мимо города Н. чужие, незакрепленные трудовые ресурсы.

Соблазнительно было устроить сиренный пункт и в аэропорту Калиновка-2, где частенько по метеоусловиям далеких и близких портов, по неприбытию самолетов и еще черт знает почему, по причинам, неведомым самому Аэрофлоту, всегда томились представители всех слоев и прослоек нашего общества. Но в наличии были только три сирены. Мало, конечно, но какому еще областному руководителю удалось бы выбить и столько? В аэропорту поставили репродуктор, и сладкая сиренья песнь пошла в межзвездный эфир, а заодно и местную радиосеть, заполняя паузы между сообщениями о задержанных, неприбывших и заблудившихся рейсах.

Поставив на фланги Дориду и Гегемону, товарищ Н. принял стратегическое решение бросить основные силы в центр. Там, на острие удара, находилась прекрасная Елена, дочь Ипполита. У нас и в мыслях нет кинуть тень на выдающиеся вокальные данные Дориды и Гегемоны, но женская привлекательность Елены - ее глаза, белоснежные зубы, атласная (там, где нет перьев) кожа, лебединые перья (там, где они прикрывают атласную кожу), мраморные плечи, наконец, безукоризненная грудь, да, грудь, мы не побоимся этого слова - ее женская привлекательность, дополненная сладостным голосом, должна была как магнитом тянуть к себе мужские трудовые ресурсы. О, как сексапильна Елена, дочь Ипполита, что подтвердит и Климентий, сын товарища Н.!

На площади, спиной к главному дому города и области и лицом к пожарной каланче, охраняемой обществом "Пращур", поставили добротно сколоченную, солидно выкрашенную деревянную трибуну, ту самую, на которую по праздничным дням выходили самые уважаемые руководители во главе с товарищем Н. Нескончаемым потоком (такой образ несколько раз использовала городская газета) шли мимо трибуны трудящиеся, несли разные портреты и картинки, изображающие изобилие, а также лозунги - дадим! выполним! реализуем! повернем! (это о реках) и прочие категорические обещания неизвестно кому. Еще несли по площади образцы продукции своих прославленных предприятий мешки с удобрениями, огромные молочные бутылки, пустые, конечно, декоративные, снаружи, по картону, крашенные белилами, везли на грузовиках тяжеленные квартирные блоки, катили на серебристых тележках штуки сукна и драпа - все выставляли на обозрение, исключая, разумеется, ту продукцию, которую не то что показывать, но и называть не везде дозволяется. Поэтому колонну предприятия АГ-518 украшали плакаты и лозунги общеполитического характера, а в тележках на дутых, от автомобиля "Москвич", шинах лучшие люди завода везли в качестве образцов продукции не... надо же, чуть не проговорились, словом, везли любовно отполированные лопаты из набора "Землекоп-любитель". Из висящих по углам площади репродукторов неслись, поддерживая ритм, бодрые призывы, а трудящиеся каждый из них завершали раскатистым "ур-рр-ра!", будто собирались отбить у французов батарею Раевского или на худой конец занять трибуну, захваченную товарищем Н. и его приближенными. Конечно же, мирным горожанам и в голову не приходило брать батареи и трибуны, кричали они отчасти по привычке, отчасти из опасения быть неверно понятыми. Тем более что лозунги были правильные, понятные.

Поддерживали люди линию, которую проводил в Н-ской области товарищ Н. (Окончательно и бесповоротно назовем в этом месте повествования его верное имя: Нехлебайло.) А товарищ Н., строгий и добрый, стоял на трибуне,- то подымал руку в легионерском приветствии, то прикладывал ее, как бы отдавая воинскую честь - все мы солдаты,- к головному убору, серой мягкой шляпе или серой же каракулевой шапке, по сезону.

Великий, переломный для города Н. день, день начала сиренизации Несуглинья - может быть, когда-нибудь станут писать его с большой буквы? не пришелся ни на один из больших праздников. Тем не менее трибуна сверкала на солнце, и прямо на ней, уцепившись крашеными коготками за верхнюю доску, где крепятся микрофоны, восседала Прекрасная Елена. Кумач по ее требованию сняли - скользит под когтями.

Как она была хороша! Нежные щечки, едва тронутые румянами, золотистые локоны... Лучшие перья человечества бессильны, когда речь заходит о женской красоте: куда уж нам, грешным. Даже бюстгальтер, выданный Елене по распоряжению товарища Н., лишь подчеркивал изящество ее юной груди, заставляя думать о том, что же там, под розовым шелком. Прекрасное отличается от обыденного тем, что его ничем не испортишь, даже лифчиком или какой другой деталью туалета.