Юрий Нестеренко - Приговор Страница 13

видно. И окна в домах пыльные.

— Да, такое впечатление, что жители покинули село, — согласился я.

— Жаль, я надеялся разжиться здесь овсом для коня, не все ж ему одной

травой питаться. Да и подкову на левой передней ноге надо бы проверить.

— Что могло их заставить бросить собственные дома? Не похоже, чтобы

здесь был бой…

— Голод, скорее всего, — предположил я. — Неурожаи и все такое.

Наверное, они решили, что, чем голодать тут зимой, лучше податься в

город на заработки.

— Так вот прямо всем селом снялись и ушли? А собак тут оставили?

— Ну, наверное, не все сразу. Сначала — самые легкие на подъем. А

потом и остальные потянулись… А собаки зачем им в городе нужны, тем

более если самим есть нечего…

— Смотри!

Я повернулся и поглядел туда, куда она показывала. В проулке справа

между заборами белели кости. Это был скелет безрогого копытного — скорее

всего, осла или мула, для лошади он был маловат. Я обратил внимание, что

на костях не сохранилось ни клочка шкуры, они были словно выскоблены.

Ситуация нравилась мне все меньше. Допустим, прежде чем уходить, жители

забили и съели свою скотину, даже и ослов — голод, как говорится, не

тетка, но почему останки валяются на улице, а не в одном из дворов? И

почему скелет практически целый? Ведь, по идее, тушу должны были

разрубить на куски, а уж потом готовить из каждого мясные блюда…

Я сжал каблуками бока Верного, побуждая его увеличить темп. Это

место нравилось мне все меньше.

— Интересно все-таки, что здесь произошло, — сказала Эвьет. -

Может, обследуем какой-нибудь дом?

— Не думаю, что это хорошая идея, — возразил я. — Опять же, пока мы

на коне, собаки вряд ли решатся на нас нападать. А если спешимся и

полезем в чей-нибудь двор — это уже другое дело.

— По-моему, они тут не в каждом дворе. Да и успокаиваются уже.

Действительно, лай, наконец, пошел на убыль, хотя отдельные

гавканья то тут, то там еще раздавались.

— Все равно, — покачал головой я, — нам не нужны лишние проблемы.

Впрочем… хотя овса мы здесь не найдем, но напоить Верного можем.

Только без самодеятельных экскурсий.

— Ты мне приказываешь? — холодно осведомилась баронесса.

— Скажем так — рекомендую.

Я принялся озираться в поисках ближайшего колодца с поилкой для

скота, и вдруг вздрогнул, уперевшись взглядом в открытую калитку. В ее

проеме стояла бедно одетая старуха и смотрела на нас. Я мог бы

поклясться, что только что ее тут не было.

— Куда путь держите, добрые люди? — осведомилась она, убедившись,

что ее заметили.

— В город, — коротко ответил я, не уточняя название. — Скажи, что

творится в вашей деревне? Как вымерли все.

— Худые времена, — прошамкала старуха. — Раньше-то, бывало,

нарадоваться не могли, что село на проезжем тракте стоит… кто куда ни

ехал, и купцы в город, и мужики на ярмарку, и прочий люд проезжий, все

завсегда у нас останавливались. И путникам кров и отдых, и нам доход. А

теперь кто по тракту шастает? Господа солдаты только брать горазды, а

про плату им лучше и не заикаться… И добро бы уж одни какие-то, а то

то те придут, то эти, то опять те… и, чуть что не по ним — сразу в

крик: вы, мол, тут врагам короны помогаете, войско самозванца

привечаете, вас вообще попалить-перевешать… как и невдомек им, что для

тех они — такие же самозванцы, а мечи что у тех, что у этих здоровые,

попробуй не приветь такого… Ой, да что ж я, дура старая, гостей

жалобами кормлю! Вы заходите, угощу, чем бог послал…

— Спасибо, мы не голодны, — твердо ответил я. — Вот разве что овса

для коня не найдется ли? Мы заплатим.

— Найдется, как не найтись… я уж и вижу, что вы не из этих

охальников… и дочурка у вас такая славная… да вы заходите, в дом

пожалуйте, и сами отдохните, и конь ваш отдохнет…

Ее желание заработать монету-другую было очень понятным, и все же

не нравилась мне ее угодливость. Что, если в доме засада, хотя бы даже и

из числа жителей этого же села? Тем более, если проезжие военные столько

раз их грабили (а тут рассказ старухи очень походил на правду), то и они

могли счесть, что грабить в ответ проезжих — не грех… Тем не менее, во

двор ее дома я все же въехал, сразу отыскав взглядом колодец. А вот

собаки тут, похоже, не было.

— Кто-нибудь еще дома? — требовательно осведомился я, вглядываясь в

темные окна.

— Одна я, ох, одна… Тяжко одной в мои-то годы… Ну да господь

меня не оставляет…

— Смотри, — предупредил я, демонстративно кладя руку на рукоять

меча, — если обманываешь меня, горько пожалеешь.

— Как можно, добрый господин… правду говорю, как бог свят…

Я подъехал к колодцу и все же решился спешиться. Эвьет тоже

спрыгнула в теплую пыль и прошлась по двору, словно бы разминаясь после

долго пути верхом. Но я уже догадался, что она не просто прогуливается.

Не сводя глаз со старухи, я принялся крутить ворот, поднимая полное

ведро из гулких колодезных глубин. Селянка тем временем поглядывала то

на меня, то на Эвьет, но вроде не выказывала беспокойства. Наконец я

втащил плещущее ледяной водой ведро на край сруба и с шумом опрокинул

его в деревянное корыто поилки. Верный после поездки по жаре не заставил

себя упрашивать. Эвелина снова подошла ко мне.

— Следов других людей нет, — тихо сообщила она. А и в самом деле,

не слишком ли я подозрителен? Следы в пыли, конечно, недолговечны, но

ведь не может быть, что местные несколько дней сидят в засаде, не

высовывая носа на улицу. Уж по крайней мере к нужнику должны выходить,

вон он слева за углом…

— Так вы в дом-то заходите, — снова предложила старуха.

— Мы спешим, — все же остался непреклонен я. — Так как насчет овса?

Я бы купил полную меру.

— Сейчас схожу в подпол. А вы уж пока, добрый господин, сделайте

милость, — она заискивающе улыбнулась, — помогите старухе воды в дом

принести. Сами изволите видеть, ведро тяжелое… я уж корячусь, за раз

только треть доношу, а вы вон какой сильный… — она вошла в дом и тут

же вернулась, выставив пустое ведро на крыльцо.

— Ладно, — решился я и вновь отправил колодезное ведро вниз.

Несколько секунд спустя из темной глубины донесся жестяной всплеск. Пока

я вытягивал его обратно, Эвьет принесла с крыльца пустое, не преминув

бросить взгляд в открытую дверь и, очевидно, не увидев там ничего