Эдгар Берроуз - Пираты Венеры Страница 13

Мое внимание все еще было поглощено этими прекрасными образцами резьбы по дереву, когда Дуран и Тофар вернулись и приказали мне, Олсару и Камлоту следовать за ними в помещение, расположенное в толще гигантского дерева. Мы прошли через несколько больших комнат и широких длинных коридоров, причем все они были вырезаны в теле живого дерева. По великолепной лестнице мы спустились на этаж ниже. Комнаты освещались лампами, подобными тем, какие я видел уже в доме Дурана.

От основания лестницы, по которой мы спустились, меня провели в просторную комнату, перед дверью которой стояли двое вооруженных людей с дротиками и мечами, и я увидел перед собой на другом конце ее человека, сидящего за столом у большого окна. У дверей мы остановились, причем мои спутники застыли в торжественном молчании, пока человек за столом не поднял голову и не повернулся к нам. Затем они пересекли комнату, ведя меня как бы под охраной, и встали, вытянувшись перед столом, на другой стороне которого сидел человек, пристально нас разглядывающий.

Он вежливо обратился к моим спутникам, называя каждого по имени, и, когда они ответили, я услышал, что они назвали его Джонгом. Это был хорошо выглядевший человек с мужественным лицом и царственной осанкой. Его наряд был подобен тому, который носили другие мужчины-венериане, отличаясь только тем, что на голове он носил повязку, поддерживающую круглый металлический диск в центре лба. Казалось, он очень заинтересовался мной и внимательно за мной наблюдал, слушая Дурана, рассказывающего историю моего странного и внезапного появления прошлой ночью.

Когда Дуран закончил, человек по имени Джонг обратился ко мне. Его манера говорить была серьезной, тон мягкий. Из учтивости я ответил, хотя знал, что он понимает меня не лучше, чем я его. Он улыбнулся и покачал головой, затем погрузился в дискуссию с другими, в заключение он ударил в металлический гонг, который находился рядом на столе, поднялся и обошел вокруг стола, подойдя к месту, где стоял я. Тщательно осмотрел мою одежду и пощупал ее, как бы проверяя ее качество, одновременно разговаривая с присутствующими, точно обсуждая ее материал и покрой. Затем осмотрел кожу моих рук и лица, пощупал волосы, заставил меня открыть рот, чтобы осмотреть зубы. Я вспомнил о лошадиной ярмарке и о работорговле. «Возможно, последнее более подходит», — подумал я.

Вошел человек, которого я посчитал за слугу, и, получив приказ от человека по имени Джонг, снова ушел, а я все еще продолжал оставаться объектом изучения. Моя двадцатичетырехчасовая борода вызывала оживленные комментарии. Никогда борода моя, редкая, сколько бы я ее не отращивал, и рыжеватая, не была красивой, и поэтому я намеревался сбрить ее, как только найдутся необходимые принадлежности для бритья.

Не могу сказать, что я был доволен таким подробным осмотром, но манера и форма, в которой он проводился, была далека от какого-либо проявления грубости или невоспитанности, а положение мое здесь было так деликатно, что мой здравый рассудок предохранил меня от открытого возмущения фамильярностью человека по имени Джонг. Как выяснилось позже, мой такт оценили.

Вскоре через дверь справа вошел человек. Я предположил, что он был вызван слугой, недавно вышедшим из комнаты с каким-то распоряжением. Когда он приблизился, я увидел, что он был очень похож на остальных: красивый человек лет тридцати. Есть люди, которые протестуют против монотонности красоты, даже если красивое все одинаково, а ведь венериане все же отличаются друг от друга. Все красивы, но каждый по-своему.

Человек, именуемый Джонгом, пересказал все, что они узнали от меня и из наблюдений за мной, вновь вошедшему в течение пяти минут. Когда он закончил, вошедший жестом приказал мне следовать за ним. Несколькими минутами позже я оказался в другой комнате того же этажа. В ней было три больших окна, обставлена она была несколькими досками, столами и креслами. Почти все свободное место на стенах занимали полки с тем, о назначении чего я мог только догадываться, вероятно, это были книги — тысячи книг.

Следующие три недели были так восхитительны и интересны, как никакие из пережитых ранее. Все это время Данус, в чье распоряжение я поступил, обучал меня венерианскому языку и рассказывал мне много о планете, о людях, среди которых я оказался, об истории. Язык я изучал легко и овладел им мастерски, но не буду пытаться описывать его полностью. В венерианском алфавите двадцать четыре буквы, из которых только пять обозначают гласные звуки. Заглавных нет. Система пунктуации отличается от нашей и более практична: например, прежде чем вы начинаете читать предложение, вы уже знаете, какое оно: восклицательное, вопросительное, ответ на вопрос или простое повествовательное. Знаки, соответствующие точке и точке с запятой используются так же, как и у нас: у них нет двоеточия. Точка следует за предложением, а вопросительный или восклицательный знаки предшествуют предложению, природа которого тем и определяется.

Я учился говорить на языке своих хозяев и одновременно учился писать и читать, проводил много приятных часов, роясь в огромной библиотеке, пока мой учитель отсутствовал (он был хранителем библиотеки). Данус был еще врачом короля и главой колледжа медицины и хирургии.

Одним из первых вопросов, который задал мне Данус, когда я достаточно хорошо овладел языком, это — откуда я появился, но когда я сказал ему, что я появился из другого мира, отстоящего более чем на двадцать шесть миллионов миль от его родного Амтора (так венериане называли свой мир), он скептически покачал головой.

— Нет жизни за пределами Амтора, — сказал он. — Как может быть жизнь там, где все — огонь?

— Это ваша теория… — начал я, но остановился. В венерианском языке не было слова «вселенная», так же как не было слов «луна», «солнце», «звезда» и «планета». Великолепные небеса, которые видим мы с Земли, никогда не видят обитатели Венеры из-за двух облачных оболочек, окружающих планету. Я снова начал: — Что, ты думаешь, окружает Амтор?

Он шагнул к полке и вернулся с огромным фолиантом, который открыл на великолепно выполненной карте Амтора. На ней было три концентрические окружности. Между двумя внутренними лежала область, обозначенная как Трабол, что означало — Страна Тепла. Здесь контуры морей, континентов и островов были проведены до краев двух кругов, которые ограничивали их, в некоторых местах они пересекали эти границы, как бы обозначая области, в которых безрассудные исследователи бросают вызов опасностям неизвестной и негостеприимной страны.

— Это Трабол, — объяснил Данус, положив палец на ту часть карты, которую я описал. — Он полностью окружает Страбол, последний предельно горяч, его земля покрыта огромными лесами и плотным подлеском. Он населен гигантскими сухопутными животными, рептилиями и птицами, его теплые моря кишат глубоководными монстрами. Никто из людей, заходивших далеко в дебри Страбола, не возвращался живым.