Эдгар Берроуз - Пираты Венеры Страница 14

— Это Трабол, — объяснил Данус, положив палец на ту часть карты, которую я описал. — Он полностью окружает Страбол, последний предельно горяч, его земля покрыта огромными лесами и плотным подлеском. Он населен гигантскими сухопутными животными, рептилиями и птицами, его теплые моря кишат глубоководными монстрами. Никто из людей, заходивших далеко в дебри Страбола, не возвращался живым.

— За Траболом, — продолжал он, положив палец на другую часть, обозначенную как Карбол, — находится «холодная страна». Здесь так же холодно, как в Страболе жарко. Странные твари живут там: искатели приключений возвращаются оттуда с рассказами о свирепых человекоподобных существах, одетых в мех. Но это негостеприимная страна, в которую редко представляется случай отправиться и в которую достаточно далеко проникли лишь несколько путешественников, потому что все боятся свалиться с края в раскаленное море.

— С какого края? — спросил я.

Он посмотрел на меня с изумлением.

— Легко можно поверить, что ты пришел из другого мира, если задаешь такие вопросы, — заметил он. — Ты намереваешься сказать мне, что ничего не знаешь о физическом строении Амтора?

— Я ничего не знаю о твоей теории строения Амтора. И мне будет интересно все, что ты сообщишь мне относительно этого.

— Это не теория, это факт, — поправил он меня вежливо. — Никаким иным путем различные явления природы не могут быть объяснены. Амтор — огромный диск с перевернутым ободом, как гигантское блюдце, он плавает в море расплавленного металла и камня, это факт, который неоспоримо доказывается тем, что иногда из вершин гор изливается эта жидкая масса. Это случается тогда, когда в дне Амтора образуется дыра. Карбол («страна холода») — мудрая мера предосторожности природы, уравнивающей ужасный жар, постоянно царящий за внешним краем Амтора.

Над Амтором и вокруг него — хаос огня и пламени. От них нас защищают облака, в которых иногда случаются разрывы, в такие моменты тепло от огня над нами (если это происходит днем) так интенсивно, что блекнет листва и гибнет живое, а свет, проникающий сверху, невиданно ярок, если же это происходит ночью, то жара нет, но мы видим искры от небесного огня.

Я пытался объяснить, что форма планет сферична и что Карбол — лишь холодная область, окружающая один из полюсов, тогда как Страбол — жаркая страна, лежащая у экватора, что Трабол — лишь одна из двух одинаковых температурных зон, вторая из которых лежит за экватором, что это — пояс в середине глобуса, а не окружность с центром в середине диска, как он предполагал.

Данус слушал вежливо, но только улыбнулся и покачал головой, когда я закончил.

Сначала я не мог понять, как этот человек с таким очевидным умом, образованный и культурный, может придерживаться таких взглядов, но когда я закончил свои объяснения, то подумал, что ни он, ни кто-либо другой из его предков не видел неба, и осознал, что оснований для любой другой теории строения их мира не могло быть, а любая теория прежде всего должна иметь основание. Я также понял, лучше чем ранее, что значит астрономия для человеческой расы моей родной планеты, ее науки и культуры. Мог ли быть таким высоким уровень развития науки на Земле, если бы над ней небеса были надежно и навечно спрятаны от нашего взора?

Но я не отступил. Я привлек его внимание к факту, что если бы его теория была правильной, границы между Траболом и Страболом (умеренной и экваториальной зонами) должны были быть много короче, чем границы, разделяющие Трабол и Карбол (полярную область), как показано на карте, но это не могло быть доказано простым осмотром, тогда как моя теория требовала для него доказательств своей истинности как раз противоположных, тех, что легко показать и продемонстрировать, если будут сделаны соответствующие измерения и расчеты. Он согласился, что сделанные измерения показывают как раз те расхождения, о которых я упомянул, но он остроумно объяснил это исключительно авторской теорией относительности расстояний, которую тут же привел в математических расчетах.

— Градус есть одна тысячная часть окружности, — начал он (это — авторский градус. Ученые Амтора не имеют возможности видеть Солнце, чтобы предположить другое деление окружности, как это сделали древние вавилонцы, разделив ее на триста шестьдесят частей, что было им достаточно). — И нет сомнений, что длина окружности измеряется как раз тысячей градусов. Окружность, которая разделяет Трабол и Страбол, обязательно имеет тысячу градусов длины. Согласен с этим?

— Вполне, — ответил я.

— Очень хорошо. Тогда ты должен согласиться, что окружность, которая отделяет Трабол от Карбола, измеряется также одной тысячей градусов.

Я кивнул в знак согласия.

— Величины, равные одной и той же мере, равны между собой, не так ли? Следовательно, внутренние и внешние границы Трабола имеют одинаковую длину, и это верно, так как верна теория относительности расстояний. Градус — это мера линейного расстояния. Смешно говорить о том, что чем дальше от центра Амтора, тем больше единицы измерения: она только кажется более длинной: относительно общей длины окружности или расстояния до центра Амтора она остается такой же.

— Я знаю, — согласился он, — что на карте длина не кажется одинаковой, и нет фактических доказательств, что она одинакова, но она должна быть равной, потому что если это не так, то очевидно, что границы Амтора должны были бы быть длиннее по внутренней окружности, нежели по внешней, а это так смехотворно, что не требует опровержения.

Это кажущееся противоречие доставляло древним значительное беспокойство, пока три тысячи лет тому назад Куфлер, великий ученый, не предположил и не продемонстрировал, что видимые и реальные измерения расстояний могут быть согласованы умножением каждой величины на квадратный корень из отрицательной величины.

Я понял, что аргументы бесполезны, и ничего не возразил в ответ: нет нужды что-то аргументировать человеку, который мог умножить что-то на квадратный корень из отрицательной величины.

Глава 5

Девушка в саду

Через некоторое время я понял, что нахожусь в доме Минтора, короля страны Вепайи. Слово «Джонг», которое я принял за имя, было на самом деле титулом, который носил король. Я узнал, что Дуран принадлежит к дому Зара и что Олсар и Камлот — его сыновья. Зуро, одна из двух женщин, которых я там встретил, была прикреплена к Дурану, другая, Алзо, — к Олсару, у Камлота женщины не было. Я использовал слово «прикреплена», потому что это наиболее приемлемый вариант перевода амторского слова для обозначения брачного союза в нашем понимании, и частично потому, что других слов в их языке, точно обозначающих отношения между мужчиной и женщиной, кажется, нет.