Александр Казанцев - Том (8). Мост дружбы Страница 14

Напрасно Аня то и дело поправляла мешочек со льдом у Андрея на лбу. Мозг его пылал, губы запеклись. Аня наклонялась к ним, улавливая едва слышные слова. Но что она могла понять в мгновенных вспышках затуманенного сознания!

Андрей шептал. Аня почему-то старалась запомнить, что он шептал. Запомнить она еще могла, но понять…

– Холод… холод… – повторял он, и Аня прикрывала его тремя одеялами, хотя озноба у него не было. – Холод между континентами, – продолжал он, и Аня вспоминала их разговор об Америке. И вдруг он явственно произнес: – Америка… – Потом он, должно быть, переживал последнюю драму в море. Он твердил: – Бак, плавающий бак… нет, плавающая труба… длинная, очень длинная труба… На одном конце советский человек, на другом – американец… Труба – как туннель…

Он впадал в забытье, замолкал на час, потом начинал метаться и опять бредил плавающей трубой. И вдруг вспомнил самолет.

– Обгоняет звук… Вот это скорость! – отчетливо говорил он с закрытыми глазами. – И это в воздухе… А воздуха нет… Дышать нечем… (Аня дрожащей рукой тянулась к кислородной подушке, а он отталкивал шланг.) Не будет сопротивления воздуха, – неожиданно говорил он. – Из трубы ведь можно воздух удалить… Тогда скорость еще больше…

И Андрей обжигающей рукой сжимал занемевшие Анины пальцы и все шептал, шептал:

– Не нужно холода… ведь на обоих концах трубы были люди… Кольцо хотел подарить… А труба была под водой… И пусть будет под водой… как в пруду… не помешает кораблям, льдам… ничему не помешает!.. Будет длинная, длинная… На одном конце Америка, на другом – Советский Союз…

Аня понимала, что он снова поверял ей тайну, как недавно в Беринговом проливе, вновь рассказывал о своей идее, подтвержденной, как ему казалось, недавней трагедией – подводная плавающая труба-туннель между континентами.

Бедняжка! Можно ли его разочаровывать в такую минуту?

В воспаленном мозгу Андрея проходила титаническая работа: воспоминания детства, впечатления дня и думы о будущем – все это смешалось, взаимодействуя, как в неведомой химической реакции, слилось, подтверждая что-то новое, никогда не существовавшее…

Во всякой болезни кризис наступает, кризис проходит. А после кризиса…

Аня поняла, что кризис у Андрея миновал. Он больше не бредил, был в полном сознании, но каким-то отсутствующим взглядом смотрел в угол каюты и ничем не интересовался. Его новое состояние было еще ужаснее бреда.

Вася умер.

Аня накрыла его с головой простыней. Он лежал на койке, утонув в матрасе, какой-то странно плоский.

Аня боялась мертвеца, но еще больше она боялась оставить с ним Андрюшу. И, дрожа от ужаса, она продолжала сидеть, не шла к врачу…

Андрей не мог не знать, что Васи не стало: не хлюпало больше в Васином горле. Часы на Аниной руке тикали, но не заглушали ударов ее сердца.

Андрей, конечно, все знал о Васе…

Но его теперь ничто не интересовало. Его уже не было с Аней.

Она наконец поняла это и решилась на самое последнее, жестокое средство… Она хотела хоть чем-нибудь воздействовать на Андрея, хоть на миг возбудить в нем интерес к действительности.

– Ведь Вася умер…

Андрей не отвечал, равнодушный, спокойный.

Аня наклонилась к нему близко, словно не веря своим глазам, и повторила:

– Ты слышишь? Васи нет… умер он… Неужели же ты…

– Знаю, – только и сказал Андрей.

Это произнес уже не Андрей. Это сказал кто-то другой, чужой, далекий. Аня не выдержала и в слезах выбежала из каюты. Она долго рыдала на груди у судового врача Елены Антоновны Барулиной.

Васю унесли. Андрей безучастно наблюдал, как возились два знакомых ему матроса, как болталась у Васи худая татуированная рука, когда его неловко вытаскивали в коридор, чтобы там положить на носилки.

Васину койку откинули к стене. В каюте стало просторно и пусто.

Пересилив себя, Аня вернулась к Андрею и снова не узнала его. Она решила быть около него до конца.

…Два дня Андрей молчал, ни разу не позвал Аню.

Аня не понимала, откуда у нее берутся силы. Она боялась уснуть, пропустить малейшее Андрюшино движение.

На третий день после смерти Васи, когда Аня дремала на своей табуретке, Андрей вдруг позвал ее:

– Аня!

Девушка подумала, что ей послышалось, но на всякий случаи нагнулась к больному:

– Андрюша, милый, ты звал меня?

Андрей помолчал, потом сказал:

– Да нет… уже не надо.

– Почему? Ну скажи, что ты хотел…

Андрей молчал.

– Что-нибудь важное?

Умирающий кивнул.

Аня стала на колени, наклонилась, ощущая виском худую щеку Андрея:

– Говори.

– Понимаешь, я теперь не о себе… не о нас… я о других думаю…

Ане было больно это слышать, но, нежно припав к Андрею, она боялась шевельнуться. И, верно, что-то живительное было в ее женском прикосновении. Андрей заговорил более связно:

– Особенно теперь жаль уходить, Аня. Я ведь такое придумал…

– О чем ты? О нашей тайне? Ну скажи! Об Америке? О плавающей трубе? – с чисто женской находчивостью стала выпытывать Аня.

– Разве ты уже знаешь? – как будто удивился он.

– Ты же сам мне рассказал в Беринговом проливе. Говорил про холод между нами и Америкой.

– Разве? – слабо прошептал Андрей, силясь что-то вспомнить.

– Ты еще хотел, чтобы я попросила совета у папы! – вдохновенно продолжала Аня.

– Да?

– Ну конечно! Папа очень серьезно к этому отнесся. Сказал, что это будущее человечества и выход из современного тяжелого для всех тупика.

Аня выдумывала, но чутьем, не рассудком, знала, что только так могла сейчас говорить тяжело больному Андрюше, только так могла вернуть ему интерес к жизни!

– Ты слышишь, Андрюша, милый! – тормошила она его.

И в Андрее произошла перемена, голос его окреп. Аня уже слышала его, не наклоняясь. Он говорил размеренно, словно рассуждая с самим собой:

– У людей нет иного выхода. Только выбор между двумя путями: или общей гибелью всего живого или… наведение мостов. Кто это сказал или я сам придумал? «Чтобы пропасти пропасть – Мост накроет злобы пасть».

– Это ты сам, сам придумал, Андрюша, – уверяла Аня, чувствуя, как у нее холодеют пальцы. Только умирающий юноша мог заговорить словами мудреца, даже поэта!

И вдруг, словно от поднесенного факела, у Ани возникла ее собственная идея. Как в фокусе, собрались ее непрестанные мысли о спасении Андрея и зажглись ярким, новым светом.

– Ты… ты… будешь жить! Ты сильный, – говорила она, сжимая его худые руки, – ты должен осуществить свой замысел!