Уильям Тенн - Огненная вода Страница 14

В горле у него запершило — столь неожиданное крушение всех его планов никак его не устраивало. Он буквально заставил себя ответить:

— Я очень польщен, Браганца. В самом деле, очень польщен. Я прекрасно понимаю, что Демпси заставляет нас объединить усилия. Мы или выстоим, или падем вместе. Но… я индивидуалист до мозга костей. Я привык действовать в одиночку. Всякий раз, когда я кому-либо помогал материально, я прежде всего думал о собственной выгоде. Единственной целью, которую я всегда преследовал, была прибыль. Я, прежде всего, бизнесмен.

— Хебстер, я по горло сыт вашими истерическими причитаниями! — Разгневанно воскликнул Браганца, продолжая мерить шагами свой кабинет. — Положение в самом деле критическое, причем в масштабах всего земного шара. Бывают времена, когда нельзя оставаться просто бизнесменом.

— Я категорически с этим не согласен. Быть такого не может, чтобы настало когда-нибудь подобное время.

Браганца презрительно фыркнул.

— Нельзя оставаться бизнесменом, когда привязан к огромной груде подожженного хвороста. Нельзя оставаться бизнесменом, когда народ оказывается под таким жестким контролем, что даже откажется от еды, если вождь прикажет ему умирать с голоду. Нельзя оставаться бизнесменом, мой снедаемый стяжательством друг, если спрос так задавлен, что перестает существовать.

— Такое невозможно! — воскликнул, вскочив на ноги Хебстер. Для него самого оказалось неожиданностью услышать, как собственный голос поднялся почти до истеричного визга. — Всегда будет спрос. Всегда! Слышите? Весь фокус только в том, чтобы определить, какую новую форму он принял, а затем удовлетворить его!

— Прошу прощения! Я вовсе не собирался глумиться над исповедуемой вами религией.

Хебстер тяжело вздохнул и крайне осторожно опустился на скамью. Он почти физически ощутил, как в его жилах закипает кровь.

«Спокойно, — успокаивал он себя. — Спокойно! Этого человека нужно обязательно привлечь на свою сторону, а не пререкаться с ним. Меняются правила рыночной игры, Хебстер, и тебе понадобится любой друг, какого только удастся приобрести. Деньгами этого типа, пожалуй не прошибешь. Но существуют и некоторые ДРУГИЕ ценности».

— Выслушайте меня, Браганца. Мы столкнулись с психосоциальными последствиями, абсолютно неизбежными при встрече необыкновенно развитой цивилизации со сравнительно примитивной. Вы знакомы с теорией «огненной воды» профессора Клейнбохера»?

— Сводящейся к тому, что сам факт существования наделенных высочайшим интеллектом пришельцев ударил нам в голову точно так же, как виски ударило в голову североамериканским индейцам? И что перваки, представляющие самые блестящие наши умы, являются эквивалентом тех индейцев, которые с наибольшей симпатией относились к цивилизации белого человека? Да, это убедительная аналогия. Даже применимая к тем индейцам, которые, налакавшись спиртного, валялись на улицах городов и помогали создавать обобщенный образ коварных, ленивых, готовых убить за рюмку виски туземцев, но их в то же самое время настолько глубоко презирали их собственные соплеменники, что они не отваживались вернуться домой из страха оказаться с перерезанной глоткой. Я всегда чувствовал…

— Единственное, о чем мне хотелось бы поговорить, — перебил его Хебстер, — это сама идея «огненной воды». В тогдашних индейских селениях у непрерывно возраставшего большинства складывалась непоколебимая убежденность в том, что «огненная вода» и ненасытная цивилизация бледнолицых являются синонимами, что оно должно восстать и силой вернуть свои земли, убивая по ходу дела как можно больше спивавшихся ренегатов, путающихся под ногами у этого самого большинства. Этот слой индейского населения можно сравнить с чепэвистами. Но одновременно с этим существовало и меньшинство, которое понимало превосходство бледнолицых в численности и качестве вооружения и отчаянно пыталось отыскать способ примирения с цивилизацией белого человека, найти для себя в ней определенное место — но такое, которое никак не связано было бы с алкоголем — спутником этой цивилизации. Считайте, что это ОЧ. И, наконец, были еще индейцы такого рода, как я.

Браганца сдвинул мохнатые брови и остановился у письменного стола.

— Вот оно как! — воскликнул он. — Так какого же рода индеец вы, Хебстер?

— Я похож на того индейца, у которого хватило здравого смысла понять, что у бледнолицего нет ни малейшего интереса спасать его от медленной и мучительной деградации. На индейца, у которого еще сохранились достаточно сильные инстинкты, чтобы перепугаться до смерти при виде таких новшеств, как «огненная вода», и не прикасаться к этому пойлу даже в том случае, оно может спасти от укуса ядовитой змеи. Но самое главное…

— Ну-ну! Продолжайте!

— …Главное, что среди них нашлись индейцы, которых привел в восхищение странный прозрачный сосуд, в котором хранят «огненную воду»! Представьте себе ту зависть, которую должен был испытывать гончар-индеец, вне пределов его скудных познаний в области гончарного мастерства, приобретенных в результате тяжелого труда. Неужели вы не видите перед своими глазами, как живого, вот такого индейца — ненавидящего, презирающего и ужасно страшащегося пахучей янтарной жидкости, которая валит с ног самых доблестных воинов, однако жаждущего обладать бутылкой без ее содержимого? Вот примерно каким я вижу себя, Браганца, индейцам, чье алчное любопытство просвечивается сквозь мрак истерического кланового благоразумия и презрения ко всему чужеземному, как ярко искрящееся пламя. Мне нужен сосуд нового типа, каким-то образом отделенный от «огненной воды».

Огромные темные глаза Браганца, не мигая, глядели на него в упор. Медленно приподнялась рука и пригладила непонятно почему встопорщившиеся усы. Прошло несколько минут.

— Неплохо звучит: Хебстер в качестве благородного дикаря нашей цивилизации, — со смехом произнес в конце концов оэсковец. — Звучит, как будто, вполне нормально. Только загвоздка в том, как все это соотнести с решением проблемы в целом?

— Позволю себе напомнить, — устало сказал Хебстер, держась одной рукой за скамью, — что решение проблемы в целом нисколько меня не интересует.

— Итак, вам нужна только бутылка. Я выслушал вас. Но вы-то не гончар, Хебстер — у вас нет ни на унцию любознательности мастерового. А из всех этих исторических баек, которыми вы меня потчевали, можно сделать однозначный вывод: вам абсолютно безразлично, погибнет или нет весь мир, расхлебывая кашу, которую вы согласны заварить.

— Я никогда не утверждал, что руководствуюсь альтруистическими побуждениями. Общее решение я оставляю тем людям, у которых достаточно мозгов, чтобы распутывать самые изощренные головоломки. Таким, как Клейнбохер.