Евгений Гуляковский - Чужие пространства Страница 15

- А по-моему, это просто запуганный жалкий червяк. Он ничего не понял.

- Он должен свыкнуться с новыми правилами игры, адаптироваться. Подождем, ночь только начинается.

Степан лежал на спине вытянувшись. Руки вдоль тела, ладонями внутрь, они не должны касаться бедер... Правила, которым учил его Сейрос, постепенно стали частью его подсознания, он выполнял их не задумываясь, совершенно автоматически.

Если Ермил сказал правду, значит, ничего у него не получилось, значит, он по-прежнему пешка в чужой игре. Ему не удалось начать собственную. Не удалось оторваться... Сейрос не предполагал такого конца... Значит, они контролируют время.

Тогда их могущество беспредельно. Незаметно, исподволь они могут навязать свою волю развитию любой Цивилизации, подчинить ее своим планам, затормозить прогресс.

"Я потерял все, что у меня было. Речку, дом на скале, сухой воздух с запахом лаванды, шум моря в нижней бухте. Я не знал, что все это для меня значит, и потерял все это навсегда. В искусственно созданных мирах, о которых говорил Ермил, будут лишь копии, лишь декорации огромного спектакля, и я всегда буду помнить об этом".

Оставался единственный выход - бежать дальше. Пробираться из мира в мир, учиться новым правилам игры, искать силу и мудрость, рассеянную среди звезд.

Только так он сможет противопоставить хоть что-то своим могущественным противникам.

"На два часа планета погружается в мертвый сон, все местные формы жизни активны только при солнечном свете", - так, кажется, говорил Ермил? Он вскочил я бросился к двери. Замок на ней слишком тяжел, слишком велик, слишком декоративен. Нет, изнутри его не открыть, даже не приподнять.

Тогда он попробовал прочность стен. Стальные полосы, сплетавшие их, местами проржавели, и он легко нашел место, где их удалось отделить друг от друга, раздвинуть. Вскоре он уже висел на наружной поверхности стены, на высоте четвертого этажа.

Внизу - непроглядный мрак. Хотя небо довольно светлое. Если ему удастся преодолеть городской лабиринт, дорогу, наверное, Можно будет рассмотреть.

Только бы не подвела стена. Полоса, на которой он стоял, уже слегка прогнулась и грозила оторваться. Он опустил ногу ниже, нащупал следующую полосу и перенес на нее вес тела.

Чем ниже он спускался, тем плотнее и непрогляднее становился мрак вокруг, словно его излучал сам город. Все эти решетчатые, сплетенные из стали дома, все эти странные твари, заснувшие в своих норах до утра.

Наконец, в последний раз повиснув на руках, он нащупал подошвами мостовую.

Не может быть, чтобы у них не было никакой сигнализации, никакой стражи... Он шмыгнул в переулок и медленно пошел вдоль него, прижимаясь к стенам домов и все еще опасаясь погони. Но вокруг было по-прежнему тихо.

Почти сразу он потерял направление. Здесь и днем-то непросто было ориентироваться, а сейчас ему оставалось лишь одно - поворачивать все время направо и надеяться на то, что это простое правило детской игры в лабиринт поможет ему выбраться. Небо постепенно и грозно начинало светлеть. Вдруг совершенно неожиданно для себя он наткнулся на длинную, слегка изгибавшуюся внутрь поверхность и понял, что это наружная стена города. Он не стал искать прохода, на это не оставалось времени, город мог проснуться в любой момент.

Задыхаясь, смахивая со лба холодные капли пота, он лез все выше и выше по этой нескончаемой стене. Небо у него над головой с каждой минутой светлело все больше и больше. Он мысленно поблагодарил тех, кто делал эти стены, не рассчитанные на людей. Его ноги и руки свободно проходили в решетки и легко находили опору. Не прошло и пяти минут, как, перевалив через верхнюю точку, он начал отчаянно быстрый спуск. Выбраться из города - всего лишь полдела. У него должно остаться достаточно времени, чтобы, опередив погоню, добраться до плоских предгорий. На открытой, пустынной равнине, окружавшей город, он будет заметен как на ладони.

Они хотели превратить его в майского жука... Он не сомневался в том, что они легко могут привести в исполнение свою угрозу. Они могли превратить его в божью коровку, в скарабея или в одного из этих черных кузнечиков...

От города шел отвратительный смрад. Из многочисленных нор доносилось шуршание и потрескивание, с минуты на минуту жители могли проснуться...

Он бежал от города так, как бегают от ночных кошмаров. Ноги бессильно увязали в сухом песке, в горле пересохло, язык распух и прилип к гортани. Не было сил протолкнуть в легкие очередной глоток воздуха. Наконец он упал на землю и пополз без остановки вперед, а оглянувшись, понял, что в таком положении его уже невозможно увидеть с городских башен.

Все то время, пока он плутал по городскому лабиринту, перебирался через стены, бежал прочь от города - у него не было времени остановиться, оглянуться, подумать. Лишь одна мысль, одна цель руководила его движением - выбраться, успеть добраться до черной скалы... Ну, вот он выбрался, успел.

Сейчас уже можно не спешить, отдышаться, расслабиться, подумать... Что-то уж больно легко, больно гладко все получилось. Ни тревоги, ни погони. Что-то здесь было не так. Сомнение мелькнуло раньше, тогда, когда Ермил сказал, что в течение двух часов ночного времени местные формы жизни теряют активность, погружаются в мертвый сон... Зачем он это ему сообщил? Там, в городе, он старался об этом не думать, гнал прочь сомнения, выбора все равно не было. А сейчас он есть, этот выбор?

Сейчас он есть. Сейчас он должен поступить неожиданно, непредсказуемо.

Сделать все так, чтобы они не могли предвидеть и предсказать его поступок. Но разве у него есть такая возможность? Выбор все тот же... Скала или город...

Впрочем, не совсем. Он должен попробовать по-настоящему оторваться от преследователей, сделать, наконец, свой собственный ход, и, кажется, он понял, что для этого нужно!

Он встал во весь рост. Город скрылся за выступами скал, да и не боялся он больше никакой погони, понял уже, что ее не будет. Солнца еще не взошли, но уже поднимался предрассветный ветер, и по тому, как быстро уплотнялся воздушный поток, летящий с гор, он понял, что должен вновь торопиться. Ветер грозил в ближайший час превратиться в ураган.

Когда он добрался наконец до параллелепипеда, ватер срывал с окрестных скал довольно крупные камни, сбивал с ног. К подножию скалы Степан вновь добрался ползком и сразу же, не раздумывая, нырнул в ее черную спасительную глубину.

Переход, не в пример первому, прошел легко. Что-то внутри его уже знало и помнило, что и как нужно делать.

Опять на долю секунды навалилась на плечи вязкая тяжесть, мгновенная темнота, и почти сразу он увидел солнце другого мира. Он не стал даже переводить дыхание, даже взгляда не бросил на окружающий пейзаж. Сразу же спиной упал внутрь скалы, повторив переход, прежде чем те, кто его здесь наверняка ждал, успели предпринять хоть что-нибудь.