Владимир Савченко - Черные звезды (сборник) Страница 15

31 июля. Все уменьшается или увеличивается в миллионы раз. Теплопроводность нейтрида в несколько миллионов раз меньше теплопроводности, скажем, кирпича; мы нагревали пленку с одной стороны в пламени вольтовой дуги несколько часов и так и не смогли измерить сколько-нибудь значительное повышение температуры на другой стороне…

Теплоемкость нейтрида в сотни миллионов раз больше теплоемкости воды; нагретый краешек этой же пленки мы в течение двух дней охлаждали “сухим льдом”, жидким азотом и чуть ли не целой рекой холодной воды. Но он запас миллионы больших калорий тепла и не отдавал их.

Наш так называемый “здравый смысл”, воспитанный на обычных представлениях, на обычных свойствах материалов, протестует против таких цифр и масштабов. Мне было физически мучительно держать на ладони наш второй образец — кружок пленки нейтрида, неизмеримо тонкий, — и чувствовать, как его десятикилограммовая тяжесть невидимой гирей напрягает мускулы! Мало знать, что это вещество состоит из уплотненных ядерных частиц, которые в тысячи раз меньше атомов, и что внутри него взаимодействуют ядерные силы, в миллиарды раз сильнее обычного междуатомного взаимодействия, — нужно прочувствовать это. К нейтриду, к его масштабам просто следует привыкнуть.

… Кстати, я настолько увлекся описанием ежедневно открываемых свойств нейтрида, что совсем перестал отмечать, что делается у нас в лаборатории.

Мезонатор сейчас загружен круглые сутки; мы делаем нейтрид в три смены. Тоненькие пленочки, чуть ли не прямо из рук выхватывают и относят в другие лаборатории: весь институт сейчас изучает свойства нейтрида.

Алексей Осипович целыми днями колдует у мезонатора — боится, как бы от такой нагрузки он не вышел из строя. Ему дали двух инженеров в помощь. Похудел, ругается:

— Вот морока! Лучше б не открывали этот нейтрид!

Голуб изощряется в выдумывании новых опытов для определения свойств нейтрида, бегает по другим лабораториям, спорит. Я… впрочем, трудно связно описать, что приходится делать мне: работы невпроворот, вся разная и вся чертовски интересная. Мы находимся в состоянии “золотой лихорадки”, каждый опыт приносит нам новый самородок-открытие.

10 августа. Сердюк говорит:

— Вы думаете, что если американцы откроют нейтрид, то сразу же и начнут звонить о нем на весь мир? Не-е-т… Это же не атомная бомба. Ее нельзя было скрыть уже после первых испытаний, а нейтрид ведет себя тихо… Они так и сделали: опубликовали результаты неудачных опытов, а об удачных промолчали. Может быть, тот же Вэбстер уже получил нейтрид, или как там он у них называется… О-о, это же бизнесмены, пройдохи! — И он смотрит на нас с Иваном Гавриловичем так, будто видит всех этих вэбстеров насквозь.

Может, он и прав? Трудно предположить, что Вэбстер и его коллеги остановились на опытах с калием, медью, серой и не проверили все остальные элементы…

И еще: после того как мы установили, что осаждается в нейтрид не вся ртуть, а лишь ее изотоп-198, который составляет только десять процентов в природной ртути (поэтому-то у нас оседала не вся ртуть), я занялся экономикой. Пересмотрел кипы отчетов о мировой добыче ртути, об экспорте, импорте, и так далее. И вот что выходит: главные месторождения киновари в мире — Амальден в Испании, Монте-Амьято в Италии, Нью-Амальден в Калифорнии (частью в США, частью в Мексике), Идрия в Югославии и Фергана у нас. Если в 1948 году добыча ртути на зарубежных рудниках достигала 4000 тонн, а потом, в связи с вытеснением из электротехники ртутных выпрямителей полупроводниковыми, упала до 2000 тонн, то за последний год она внезапно возросла до 6000 тонн! Причем основным потребителем ртути вдруг стал американский концерн вооружений “XX век”, а между тем он что-то не рекламирует ни новые типы градусников, ни ртутные вентили, ни зеркала для шкафов…

А нейтрид требует громадных количеств ртути. Конечно, это еще догадки, но если они оправдаются, то, судя по утроившейся добыче ртути, дело там дошло уже до промышленного применения нейтрида… Ай-ай, мистер Г. Дж. Вэбстер! Не знаю, к сожалению, как расшифровываются ваши “Г.” и “Дж.”! Такую шулерскую игру тащите в науку. В старые недобрые времена за подобные дела били подсвечниками по мордасам… Нехорошо!

20 августа. Получали — веселились, подсчитали — прослезились… Словом, нейтрид невероятно дорог: килограмм его стоит примерно столько же, сколько и килограмм полностью очищенного урана-235. Но килограмм урана-235 — это год работы атомной электростанции, а килограмм нейтрида — микроскопический кубик со стороной в 0,1 миллиметра. А что из него можно сделать?!

Значит, пока мы не найдем выгодного способа применения нейтрида (удешевить производство мы еще не можем), все наши образцы годятся только для музеев.

Вероятнее всего, что наиболее выгодно применять нейтрид в виде сверхтонкой пленки, толщиной много меньше ангстрема. Это будут тончайшие нейтрид-покрытия, защищающие обычный материал от температуры, радиации, разрыва и всего что угодно.

Вчера один плановик из центра, приехавший обсудить перспективы применения нейтрида, обиделся: “Пленки тоньше атома? Вы что, меня за дурака принимаете? Таких пленок не бывает”. Еле-еле мы доказали ему, что из нейтрида, который состоит из ядерных частиц, в тысячи раз меньших атома, такие пленки получать можно…

Его мы убедили, но все-таки как же мы будем контролировать толщину этих пленок? Инструментами, которые состоят из атомов?… Вот что: нужно обдумать анализ с помощью гамма-лучей. Пожалуй, так…

(Дальше в дневнике Самойлова следуют эскизы приборов, схемы измерений и расчеты, которые мы опускаем, так как не все в дневнике инженера может быть доступно читателю.)

16 сентября . Иван Гаврилович недели две назад обронил:

— Мне кажется, когда мы перейдем предел в один ангстрем, то свойства пленок резко изменятся. По-моему, они будут очень эластичными, а не жесткими, как нынешние.

Позавчера Сердюк извлек из кассет куски фантастически тонкой, мягкой, черной ленты. Лента заполняла любую морщинку в бумаге, она сминалась в ничтожный комочек. Измерили на моем гамма-метре толщину:

0,05 ангстрема!

— Что я говорил! — торжествовал Голуб, сияя очками. — Она мягкая, как… вода! Видите?

Но всех нас потряс Сердюк. Он, видно, давно продумал этот эффект. Во всяком случае, у него все было готово. Одна из лент даже имела специальные утолщения на концах. Он достал из своего стола какое-то приспособление, похожее на лобзик, зажал в него эту пленку с утолщениями, натянул ее и обратился к нам со следующей речью: