Пол Андерсон - Настанет время Страница 17

— Садись. Нет, подожди. Видишь мой бар? Я выпью «бурбона» на два пальца. А себе налей, что хочешь.

Хэйвиг поискал глазами соду и лед, но, к своему удивлению, не нашел. Ну что ж, видимо, Уоллису это и не нужно, а вкусы других его не интересуют. Усевшись в кресло со стаканом рома в руке, он посмотрел на Сахэма и сказал:

— Я мог бы рассказать свою биографию, сир, но думаю, что будет полезно сначала познакомиться с твоим государством — Ээрией…

— Конечно, конечно. — Уоллис кивнул своей большой головой и затянулся сигарой. Дым был очень едким и кислым.

— Но сначала несколько фактов из твоей биографии. Итак, ты родился в… 1933, ты сказал? Что ты думаешь о своем времени?

— Что? Хм… Ничего хорошего. Я перемещался в будущее, чтобы звать, что ждет мир впереди.

— Это все моральное разложение, Хэйвиг. Ты понимаешь это, не правда ли? — Внезапно голос его загремел. — Цивилизованные люди стали врагами друг другу — сначала на войне, затем я моральном плане. Царство белого человека рухнуло быстрее, чем Римская империя. Все завоеванное лучшими сынами расы было потеряно за время жизни одного поколения. Раса утратила главное — свою гордость. Предателя — большевики и международные евреи, занимающие высокое положение, внушили простому белому человеку, что будущее мира за черными. Я видел все это, я изучал твою эру. Ты, живущий в то время, видел это?

Хэйвиг задумался.

— Я видел глупость, предубеждение, суеверие. Грехи отцов часто передаются сыновьям.

Уоллис решил не обращать внимания на отсутствие почтительного обращения. Он улыбнулся и снова заговорил:

— Знаю, знаю. Не думай, что я расист. Многие из цветных вполне хорошие люди. Зулусы, например, или индейцы-апачи, или японцы. Те путешественники этих рас, которых мы сможем найти, займут достаточно высокое положение среди наших агентов, такое же займешь и ты. Черт побери, я восхищаюсь вашими израильтянами, по крайней мере теми их действиями, о которых я слышал. Нечистокровный народ, не имеющий ничего общего с библейскими евреями. Прекрасные солдаты и умницы. Я вообще отношусь с симпатией к тем, кто сохраняет свое национальное лицо и гордость. И меня выводят из себя те, кто использует такие выражения, как «ниггер», «краснокожий», «чанк», «каик», «уоп»… ты знаешь, о чем я говорю. И среди таких очень много чистокровных белых, которые либо полностью утратили разум, либо продались врагам.

Хэйвиг подумал, что же послужило основой для расистских взглядов Сахэма. И вспомнил, что еще Авраам Линкольн говорил о врожденной неполноценности негров.

— Сир, — осторожно начал он, — я думаю, что нам не стоит спорить, пока мы окончательно не выясним терминологию друг друга. А сейчас лучше поговорить о чисто практических вопросах.

— Ну конечно, — прорычал Уоллис. — У тебя есть мозги, Хэйвиг. Ты человек действия, хотя, конечно, в известных пределах. Но я буду честным: мозги — вот что нам требуется в настоящий момент. Особенно если эти мозги получили профессиональную подготовку в реалистической философии. — Он махнул сигарой. — Посмотри на этих, прибывших с тобой сегодня из Иерусалима. Брабантца и грека еще можно потренировать, и тогда они могут быть солдатами, разведчиками, служить прикрытием в путешествиях во времени. А остальные… — Он прищелкнул языком. — Не знаю. Это просто какая-то отрыжка прошлого. Единственная надежда, что женщина сможет рожать детей.

— Что? — Хэйвиг привстал в кресле. Что-то внутри у него подпрыгнуло. — Мы можем иметь детей?

— Друг с другом, да. Мы уже смогли это выяснить. Но не с обычными людьми. Это мы тоже выяснили. Хотя ты можешь взять себе какую-нибудь крошку, чтобы она согревала тебе постель. У нас есть рабы, которых мы захватили во время рейдов. Только не нужно мне читать мораль. Бандиты постоянно нападают на нас, и если мы не будем брать пленников, нам придется убивать их. — Он стал серьезным. — У нас очень мало женщин-путешественниц во времени. И к тому же не все из них стремятся стать матерями. Однако дар путешествий во времени не передается по наследству. Так что нам не удастся создать новую расу. Мы, разумеется, даем детям хорошее образование, предоставляем привилегированные посты в администрации, когда они вырастают. Так я гарантирую преданность своих агентов. Но, по правде говоря, мне иногда нелегко подыскать такую должность, где бы такой ставленник не приносил вреда. Да, что-то вроде аристократии, но нам не удается сделать ее наследственной. Да я и не хочу делать этого.

— Чего же ты хочешь, сир? — осторожно спросил Хэйвиг.

Уоллис отложил сигару, сделал глоток виски, сложил руки на столе.

— Восстановить цивилизацию. Иначе для чего же нас создал Бог?

— Но… когда я путешествовал в будущее…

— Федерация Маури? — Лицо его исказилось гневом, тяжелый кулак грохнул по столу. — Ты много успел увидеть? Думаю, что нет. Я изучал ту эпоху, Хэйвиг. Говорю тебе, что это сборище ниггеров, канаков, чанков, джанов, которые сейчас, пока мы сидим здесь, набирают силу. И это происходит только потому, что они меньше всех пострадали от войны. Они хотят завоевать весь мир, оседлать все человечество, в том числе и нас, белую расу. Они хотят навеки остановить прогресс… — Он откинулся назад, тяжело дыша, глотнул виски и заявил: — Но у них ничего не выйдет. Пусть блаженствуют еще три-четыре столетия. Я боюсь только одного: что люди привыкнут к их ярму. Но потом… Вот для чего я создал Ээрию, Хэйвиг! Чтобы подготовить будущее…

— Я родился в Нью-Йорке в 1853 году, — рассказывал ему Сахэм. — Мой отец был мелким торговцем и убежденным баптистом. Мать — вот ее фотография. — Он показал на бледную фотографию печальной женщины, и нежность проступила на его лице. — Я был последним из семи детей, и отец не тратил на меня много сил и энергии, так как его любимым сыном был старший. Я с ранних лет научился быть замкнутым, держать язык за зубами. Я поехал в Питсбург, когда мне официально исполнилось семнадцать лет. К этому времени мое второе, более старшее «я» из будущего хорошо поработало надо мною, так что я уже знал свое предназначение.

— А как ты сделал себе состояние? — спросил Хэйвиг из чисто дипломатических соображений.

— Обычная спекуляция землей, так это называется в деловых кругах. Во всяком случае, когда мне исполнилось тридцать пять лет, я решил, что пришло время заняться тем, для чего меня создал Бог. Конечно, я не оправдал надежд отца, но, полагаю, такова судьба всех путешественников. И я верю, что Бог определяет каждому человеку то, что он должен сделать на земле.

Затем Уоллис рассмеялся так, что живот его заходил волнами.

— Да, я понял, что жизнь дается человеку только затем, чтобы он совершил то, что ему предназначено?