Мэрион Брэдли - Спасатели планеты Страница 17

Мы были притиснуты друг к другу, и голова Килы покоилась на моем плече. Сквозь полудрему я почувствовал, как она в поисках теплого места свернулась калачиком и прижалась ко мне. Я вдруг отчетливо осознал, что чувствую ее близость, причем, как ни странно, с благодарностью. Обычная женщина стала бы протестовать, хотя бы для вида, делить одеяло с двумя чужеземцами. Но в то время я понимал, что если бы Кила отказалась залезть к нам, она тем самым обратила бы гораздо больше внимания мужчин на свой пол.

Она конвульсивно вздрагивала, и я прошептал: — Бок болит? Тебе холодно?

— Немного. С тех пор, как я была в таких высотах, прошла уйма времени. Но вот что у меня из головы не выходит. Эти женщины…

Хендрикс закашлялся, неловко дернувшись:

— Я не пойму, эти создания, что на нас напали — они что, все бабы?

Я объяснил: — Среди Людей Неба, как и повсюду, рождается больше женщин, чем мужчин. Но Следопыты так регулируют свою жизнь, что у них нет свободного пространства в Гнезде для лишних женщин. Так, когда девочка, по их меркам, достигает зрелости, другие женщины вышвыривают ее из города пинками, и она бродит в лесах, пока какой-нибудь мужчина не предъявит на нее свои права и не приведет ее с собой. Тогда ее не могут никуда выслать, хотя, если она не рожает детей, ее могут сделать прислугой остальных его жен.

Хендрикс издал возглас возмущения.

— Вы думаете, это жестоко? — спросила Кила с неожиданной страстью. — Но ведь в лесу они могут жить и находить себе пищу. Они не умрут голодной смертью. Многие из них предпочитают лес жизни в Гнезде. И они прогонят любого мужчину, подошедшего слишком близко к ним. Мы, кто называет себя «гуманистами», зачастую не делаем для наших женщин даже этого.

Она замолчала, вздохнув с затаенной болью. Хендрикс ничего не ответил, лишь как-то неопределенно хмыкнул.

Некоторое время я пытался собрать все свои силы и забыть, что рядом лежит женщина, после чего сказал:

— Давайте прекратим разговоры. В отличие от нас, другие хотят спать.

Через некоторое время я услышал храп Хендрикса и спокойное дыхание Килы. Я сонно прикинул, что стал бы чувствовать Джей в подобной ситуации. Он, который ненавидел Дарковер и избегал всяких контактов с нелюдями — он лежит между Свободной Амазонкой из Дарковера и полдюжиной вообще не поймешь кого.

Мне пришлось отказаться от этих мыслей из опасения, что это может как-то пробудить доктора Элисона в наших с ним мозгах. Но надо было о чем-то думать, лишь подавить сознание того, что ее голова покоится на моей груди, ее дыхание щекочет мою шею. Лишь немалым усилием воли я не дал своим рукам скользнуть на ее груди, теплые и хорошо ощутимые под теплым свитером.

Удивительно, почему это Форс назвал меня недисциплинированным? Я не смел рисковать своим лидерством, совершая поползновения на нашего наемного проводника, женщину, Амазонку, или кто она там.

Каким-то образом девушка превратилась в точку, на которой концентрировались все мои мысли. Она была не из штата Терранской штаб-квартиры, она не принадлежала к тому миру, который мог знать Джей Элисон. Она полностью принадлежала Джейсону, моему миру. Я погрузился в грезы — как я преследую, скользя по древесным тропам, отдаленную фигурку девушки, изгоняемой из Гнезда воплями и проклятиями. Где-то в листве я нахожу ее, и мы возвращаемся в город, голова ее увенчана красными листьями избранницы, и те же женщины, кто бросал ей вдогонку камни, окружают ее и приветствуют. Изгнанница глядит через плечо глазами Килы, затем женские очертания расплываются, и между нами на тропе стоит доктор Форс, а древняя эмблема на его куртке, как красный жезл. Хендрикс в своей униформе угрожает нам бластером, а Регис Хастур тоже вдруг оказался в форме Космической Службы и говорит: "Джей Элисон, Джей Элисон". А древесная тропа раскалывается и рушится у нас под ногами, и мы летим с водопадом, все вниз, вниз…

— Проснитесь! — прошептала Кила и пихнула меня локтем. Я открыл глаза, вздохнул вслед исчезающему кошмару — В чем дело?

— Вы стонали. Горная болезнь?

Я хмыкнул, обнаружив, что моя рука обнимает ее плечо, и быстро выдернул ее. Вскоре я вновь спал, но на этот раз, как убитый.

Перед тем, как рассвело, мы расползлись от бивуака, вялые, скукоженные и неотдохнувшие, но готовые отправляться в путь. Снег был тверд, свет тускл, и здесь идти было нетрудно. После всех проблем, которые встретились нам на нижних склонах, мне думается, даже самые лихие из нас утратили желание подниматься с риском; все мы были крайне рады, что сам переход через Даммерунг был монотонный и лишенный происшествий.

Солнце только взошло, когда мы подошли к перевалу, и мы стояли некоторое время, тесно сбившись в узком ущелье между крутыми склонами.

— Хотелось бы мне, чтобы мы на них взошли, — Хьялмар не сводил с вершины жадного взгляда.

Регис сочувственно улыбнулся ему.

— Когда-нибудь… я даю тебе слово Хастура, что ты тоже будешь в этой экспедиции.

Глаза великана засияли. Регис повернулся ко мне, сказал с теплотой: А как вы, Джейсон? По рукам? Взойдем на них вместе на будущий год?

Я улыбнулся было в ответ, но тут во мне взъярился какой-то черный дьявол. Когда все это кончилось, я вдруг понял, что меня здесь не будет. Меня нигде не будет. Я был суррогатом, подделкой, осколком Джея Элисона, и когда это все закончится, Форс и его тактика заставят меня вернуться туда, где, по их мнению, мое место — то есть никуда. Больше я никогда не совершу восхождения; да и сейчас это позволила мне крайняя необходимость. Я установил губы в непривычно тонкую линию и сказал:

— Мы поговорим об этом, когда вернемся. Если вернемся. А сейчас я предлагаю отправляться. Некоторым из нас лучше будет на меньших высотах.

Спуск с Даммерунга по ущелью, в отличии от подъема, был свободен и хорошо отмечен. И мы сошли по склону, сделав всего один переход. Как только туман рассеялся, и мы оставили позади снеговую линию, мы увидели нечто, похожее на огромный зеленый ковер, пересыпанный разноцветными блестками. Я указал на него.

— Верхушки деревьев Леса Гнезда, а полосы, которые вы видите, это улицы Города Следопытов.

Часовая прогулка привела нас на край леса. Мы теперь шли быстро, забыв о своей слабости, стремясь добраться до города засветло. В лесу было тихо, как-то угрожающе спокойно. Вверху, где-то среди толстых ветвей, которые скрывали солнечный свет, находились перекрестки древесных троп, и вновь и вновь я слышал какой-то хруст, фрагмент звука, голос, обрывок песни.

— Тут так темно, — пробормотал Райф, — любой житель этого леса должен жить в кронах деревьев, или он полностью ослепнет, — Странно тут как-то, сказал с любопытством Регис, и пока мы шли по мшистому лесному пути, я рассказал ему кое-что из жизни Следопытов. Я утратил страх. Если ктонибудь сейчас предстанет перед нами, я заговорю с ним на его языке. Я назову себя, скажу о своем деле, напомню своих лесных родителей. Часть моей уверенности передалась и остальным. Но когда территория стала еще более знакомой, я внезапно остановился и шлепнул себя по лбу.