Алессандра Матрисс - Письмо Потомкам Страница 17

Это был третий заяц Рионн. Она убила и его.

…потому что умолчала о том, что мы и так обе знаем. Если я сбегу или даже просто откажусь – меня убьют за измену.

***

А Андрею становилось всё хуже. После изменения прошло ещё недостаточно времени, и вирус не адаптировался.

Я знала, Ума пыталась пробиться ко мне и поговорить. Она умоляла Саршэ, длинноволосую, похожую на Тора, гемму, впустить её на пару минут. Но Саршэ была прислана подготовить меня, и потому неприступна. Ей было приказано, чтобы никто не видел танцовщицу – так она даже отражающие поверхности выключила в моих покоях.

Но даже и так я не смогла бы ему помочь. Андрей ещё не понимал меня, моей речи. Он был слишком мал… Мне оставалось лишь молиться и верить. Госпожа сделала всё, чтобы найти причину нездоровья малыша. Анализы ничего не показали. Кровь Ангуин также проверили. Она была безупречна и более чем подходила для питания.

Ничего.

Ничего такого, чтобы найти причину.

Шима, вторая моя, более агрессивная, похожая чем-то на Веннэ, помощница, нехотя передавала мне новости:

– Два дня потерпеть не можете? Ничего с малышом Андреем не произойдёт за это время. Кровь его няни просто не усваивается ребенком, такое бывает.

– Но бывали и смертельные случаи! Некоторые не выживали в таком раннем возрасте. Есть скрытые изъяны, которые могут исказить обращение…

Саршэ, слушая нашу перепалку, прищурила и без того раскосые глаза, зашипела на меня.

– Много вы понимаете. Без году неделя тут, а уже…

Я виновато склонилась перед ней, понимая её гнев. Но дала себе слово, что, если две эти помощницы прежде не загрызут меня, льринни я выскажу всё, что думаю о ней. А сейчас, отдавшись во власть опытных рук Саршэ и Шимы, я замолчала и стала мысленно вспоминать мотив Узора…

У меня была хорошая память.

Даже слишком.

***

Я не знала даже, что делали со мной геммы. Не было ни одного зеркала или даже отражения, чтобы я могла видеть изменения в своем облике. Единственно, кожа стала необычно гладкой и светящейся изнутри. А волосы выросли раза в три по длине. Тёмно-каштановый цвет их от природы решено было насытить кроваво-красными прядями, чему я ревниво сопротивлялась.

– А это что такое? Снимите немедленно! – прорычала недовольная блондинка, пытаясь сдёрнуть с плеч бронзовые обручи. Я еле остановила ей. Обручи были моими, привезённые ещё из Империи. Даже в монастыре я их снимала лишь на ночь, в своих покоях. И то не всегда.

– Не надо… – протянула я, вцепившись в руки гемм. – там… там шрамы и рубцы, я никому их не открываю. Это все, что осталось от меня прежней. И я не дам это изменить.

Саршэ в ужасе отдёрнула тонкие пальцы от браслетов. Отвращение явно читалось на её милом утончённом лице.

На гарами – высшем языке гемми, самом витиеватом и насыщенном образами, доступной лишь немногим из гемм, она пробормотала Шиме:

– Не могли другую выбрать, как раньше. Заказали бы танец дому Лерива, и всё. Неужели эта некрасивая женщина сможет?

Я печально помотала головой, понимая её слова, и ответила ей на гарами:

– Ваше умение владеть высшим языком выдает возраст, Саршэ. Вам не менее двухсот пятидесяти лет, я права?

Шима прыснула от смеха, глядя на вытянувшееся лицо напарницы, и ближайшие часа мы втроём кружили среди изысканных и напыщенных многослойных фраз гарами, словно терпеливые фехтовальщицы.

Было безумно тяжело, я мало знала гарами, поэтому приходилось отшучиваться цитатами и афоризмами, которые помнила наизусть. Пару раз я жутко сбивалась и краснела, потому что гарами был не аналитическим языком, а синтетическим и агллютинативным, то есть слова как бы склеивались между собой, обрастали кучей суффиксов и префиксов и несли только одно значение. Но малая толика уважения моих мучительниц была завоёвана.

***

Эвалон начался по приезду сорока старейшин. Их и прочих гостей разместили, как и было принято, на свежем воздухе. Неспешно установили палатки, накрыли столы и подготовили серебристую площадку танцев.

Я знала лишь то, что этого всего я не увижу. Как и первые семь Узоров. Равно как и остальные танцовщицы, прибывшие в закрытых паланкинах по подземным ходам Дома.

Всё, что я знала – ровно в девять за мной придут, укутают в одеяния, расписанные именами старейшин, и отведут на место. Ровно в девять минут девятого я начну вышивать Восьмой Золотой Узор своей душой, своими эмоциями.

И после него меня либо признают, либо… Но о втором варианте не хотелось и думать.

А до этого две тысячи гемм будут наблюдать за каждым движением. Остальной народ гемм собирается семьями так же на воздухе около огромных парящих в воздухе экранов и будут присутствовать своим почтением на празднике. На расстоянии, но всей душой. За эти два дня время остановится для всех. И для всех праздник будет одинаков.

Меня трясло, ритуальные движения приветствия ускользали, мелодия уходила прочь.

За эти два дня присутствие двух девушек успокоило меня, кошмары ушли в прошлое. Но сейчас я боялась не их.

Я боялась за Рионн. Вдруг…

– Не беспокойтесь, госпожа Ульрианна. Мы в вас поверили. – Поклонилась в почтении Шима, протягивая красное одеяние.

На мне ритуальные одеяния, расшитые неведомой мастерицей драконами и фениксами. При каждом движении рисунки оживают и змеятся вокруг меня золотистой радугой. Я поправила украшения из жидкого металла, постоянно меняющего узор, и прогнулась в спине. Назад себя. Подняла правую ногу, сделала ею короткий взмах и перевернулась. Шёлковые шальвары аккуратно облепили ноги, перетекая в новое. На ногах изящные сандалии, перевитые узором в тон. Волосы лишь украсили непонятными стразами, оставив их распущенными.

Я была кровью.

Человеческая кровь на празднике Эвалон. Весьма символично.

Царство Святейшей распахнуло для меня свои объятия.

В дверь постучали. Девушки неторопливо завернули меня в священные имена, так назывались расшитые одеяния, каждая поцеловала запястье на прощанье. Я буду скучать по ним. Двухсотлетний лед в их душах немного оттаял. А значит, у меня есть шансы проявить себя на Эвалоне.

Меня вывели впервые за пределы покоев за эти два дня.

На гравитационной ладье меня везли к месту. Ладья нежно скользила, рассекая воздух, величественно, как и подобает всему, что связано с этим праздником.

Я окинула взглядом народ. Красивейшие создания, бывшие когда-то людьми, утончённые и изящные. Непохожие друг на друга, и в то же время, единые во всем. Золотоглазые геммы пристально наблюдали за мной, я видела негодование в лицах многих. Бокалы едва не лопались, но все соблюдали тишину и вежливость.