(Алексрома) Ромаданов - Оживи покойника Страница 18

- Ладно, давай половину, - прохрипел Павло.

- Половину, Павлик, я себе беру, ласково проговорил Шуряк, - а вы с Федей остальное делите, как знаете.

- Ты сколько хочешь? - спросил Павло Федора.

- Сколько дашь, - пожал плечами Федор.

- Парень ты хороший, зема, по всему видать, - положил Павло руку Федору на плечо, - но больше тысячи я тебе не дам. Ты временный, сам говоришь, а мне еще за дом расплачиваться.

- А тысяча - это много или мало? - спросил Федор. - Я ведь не знаю, какие тут цены.

- Тысяча - это много, Федор, - округлил глаза Павло. Рассчитаешься и за тряпки, и за гостиницу, и еще на курорт с девочкой съездишь.

- Тогда согласен, - сказал не привыкший торговаться Федор.

- Тройное рукопожатие! - продирижировал Шуряк, протягивая над столом правую руку ладонью вверх. - Смотри, бутыль не завали!

Федор положил свою ладонь на ладонь Шуряка, Павло накрыл сверху, и все трое дружно сжали и потрясли.

- Заседание продолжается, - разлил Павло.

- За успех нашего предприятия! - поднялся Шуряк.

Встали. Стукнулись кружками. Выпили.

- А ты как в кому-то угодил, Федя? - спросил повеселевший Павло.

- Да... хрен его знает, сам не понял, - ответил Федор, пережевывая яблоко. - Пришел с работы, врубил "ящик", а там какой-то мужик с бородой сидит, хитовые песни заводит. Я заказал свою любимую ради смеха - он завел... а потом ролики рекламные пустил, подкалывать начал: давай к нам в ад, говорит...

- А ты бы по рогам! - возмутился Павло.

- Меня там не было, - встрял Шуряк, - я б его голым в Африку пустил!

- Да помолчи ты, - цыкнул на него Павло, - дай рассказать человеку! Рассказывай, Федя...

- Ну, спрашивает, короче, летать хочешь? - продолжил Федор. - Мне интересно, в натуре, стало, давай, говорю...

- Полный улет! - захохотал Шуряк.

- Ну и?.. - с интересом спросил Павло.

- Ну и вылетел я из окна... В общем, ничего интересного.

- Вот летят они, летя-ят и нигде не встречают прегра-ад, пропел Шуряк сквозь зубы, прикуривая. - Летите, голуби! А я вот слышал позавчера в кабаке от одного бича, будто начали нелегальные эксперименты проводить по выходу на Землю через телесеть. До сих пор как было? Там кто-нибудь пернет, а у нас потолок обвалится. А теперь хотят, чтобы и наоборот тоже получалось. "Обратная связь" называется.

- Вот, во-о-от! - покачнулся Федор, у которого слегка закружилась голова. - Он так и сказал: "Экспримент", - говорит.

- По рогам за такие "спирименты"! - возмутился Павло. Шуряк, а ты чего такой трезвый? Мы уже лыка не вяжем... Наливай давай! Будем!

Выпили.

- Слухай, Федя! - опять пристал Павло. - А что там в Союзе теперь?

- Ускоряемся, Паша, - без обиняков ответил Федор.

- В какую сторону?

- А каждый в свою и все в разные. В очередной раз пьянству бой объявили, а так все по-старому пока, все так же скучно...

- Да ты не горюй, Федя, - сказал Шуряк, - притормози здесь, отдохни. Сходим вот на Барабашку, развеемся, развлечемся... Хотя, барабашки - они мирные, только шумят и никого не трогают... физич-ски... Главное - внимания на них не обращать: шумят, ну и пусть себе!

- А если уши заткнуть?

- Не, не помогает: они просто громче кричать начинают.

- Откуда они взялись-то, бумбарашки эти? - возмутился Павло.

- Откуда взялись? - переспросил Шуряк. - Мне один умный мужик так сказал: должно быть, говорит, на Земле в какой-нибудь стране официальную цензуру отменили. У них свободой печати аукнулось, а у нас барабашками откликнулось.

- Сашко, а ты чиво такой тверезый! - возмутился Павло. Давай за собачек наливай!

- Ох, мы счас насобачимся в сиську пьяными! - разлил Шуряк.

Вылили.

- Так вот, вернемся к нашим баран-барабашкам... - продолжил Шуряк.

- Да я их пошлю на три веселых буквы - и все дела! возмутился Павло.

- Нет, Павлуша! - закричал Шуряк. - Разговаривать с ними категорически запрещается! Ка! те! го! ри! че! ски!!!

- А я и не буду разговаривать - пошлю, и все дела! У меня разговор короткий!

- Нельзя, Паша, - замотал головой Шуряк. - Низ-зя!

- Ладно, - стукнул ладонью по столу Павло. - А ты скажи: Макарку брать будем? А?!

- Кто такой?! Павло вытянул из кобуры под "трениками" пистолет системы Макарова.

- Ух ты, где взял? - почти что протрезвел Шуряк.

- Где взял, там больше нету, - важно ответил Павло.

- Дай подержать!

- Мал еще! Пусть у меня только побарабашат, я им так замакароню по самый "не хочу", что мало не покажется! Девять граммов - и не переварят! - раздухарился Павло.

- А я им залимоню! - достал Шуряк из-под куртки, отстегнув от ремня, гранату-"лимонку". - Да здравствует мировая революция! - поднял он над головой руку с зажатой в кулаке гранатой.

- Я тебе счас так заапельсиню! - показал большой и круглый кулак Павло.

Федор хотел было что-то сказать, но тут же забыл, что именно. Он посмотрел вверх, вспоминая, и увидел, как перед глазами кружатся желтые яблоки в зеленых листьях. Федор зачем-то открыл рот, будто хотел поймать яблоко зубами, и почувствовал, что летит вперед спиной. Приземлился. Он сфокусировал зрение и увидел перед собой ноги в высоких ботинках со шнурками в двадцать рядов. "Это ж я с лавочки спланировал", - подумал он, одновременно слушая обрывок какого-то дурацкого пьяного разговора:

- Федор вон уже отключился, а мы все базарим. Надоели, небось.

- Кому надоели?

- А хрен его знает!

- Ты чего ругаес-ся?!

- Так я ж на литературном, да и не слышит никто!

- Не слышит, но видит!

- Кто видит?

- А хрен его знает!

"Белиберда", - подумал Федор и окончательно отключился. Впрочем, очень скоро он очнулся, ощутив во рту что-то маленькое, круглое и холодное. Куснул - оказалось, вишня. Федор проглотил мякоть и с шумом, как из духового ружья, выплюнул косточку, не открывая глаз. Раздался звонкий девичий смех. Федор приоткрыл один глаз и увидел перед собой, как в тумане, хорошенькую девушку в пестром летнем платье, вынимающую из-за пазухи вишневую косточку. "Откуда она?" - подумал Федор и снова отключился, теперь уже надолго.

Федору снилось, что он младенец, качающийся в космической колыбели посреди необъятного пространства, по угольно-черному бархату которого рассыпана эвездно-алмазная пыль. В колыбели тепло и пахнет молоком, а вокруг - холодная пустота и неизвестность. В космосе слышится тихая нежная песня; слов ее не разобрать, потому что она доносится слишком издалека, но смысл и так ясен: спи спокойно, тебе приснятся красивые сны и ты проснешься с улыбкой... И Федор спал в уютной колыбели, спал и видел безымянные звезды над собой, спал и слышал сладкие песни без слов... И так он крепко спал, что насилу его разбудили, окунув в бочку с холодной дождевой водой.

- А? Чего? - Федор вытер ладонью воду с лица и увидел в дыму две опухшие рожи, одну большую, заросшую измазанной в золе щетиной, и другую поменьше, с синяками под глазами.