Юрий Никитин - Последняя крепость Страница 19

Гостиница простенькая, номер тоже дешевый, но хотя бы не на пятерых, он разложил вещи, принял душ, переоделся в рубашку еще попугаистее, чем была на нем, и, как подобает туристу, отправился смотреть город.

На улице, щурясь от знойного израильского солнца, поспешно надел темные очки. Дуглас рекомендовал ему посетить ресторан у моря, держит его Шай, полковник израильского десанта, он в старые времена пробрался в Израиль через Варшаву из советского Вильнюса, успел повоевать столько, что сейчас как никто мечтает о мире и потому все свое умение направляет на приготовление вкусных блюд.

У Шая, дескать, делают прекрасный чолнт, еврейское субботнее блюдо, оно отстаивается на огне часов пятнадцать, лучше всего подать его в дождливые выходные под алкоголь с утра страждущим. Девушка, закладывающая ингредиенты чолнта, то есть кости, жир, картофель, яйца, пшено, перец, лук, луковую шелуху для цвета, съедобный предмет под названием «кишке» и так далее, в большой котел в пятничный полдень, приехала в Израиль из солнечной, хоть и не такой знойной Украины. Ее фамилия Зотова, русская фамилия, все перемешалось в бывшем СССР, она известная спортсменка, вообще гениальна во всех своих проявлениях, как внешних, так и душевных, с нею стоит установить контакт…

Однако сейчас не дождливые выходные, да и вообще Стивен не любит ходить строем, а слушать Дугласа – это что-то близкое к этому занятию. Он расстегнул рубашку навстречу свежему ветерку со стороны моря, вздохнул и шагнул из тени дома в расплавленную зноем улицу.

Воздух дрожит и колышется, как тонкая кисея. Дороги раскалились под знойным солнцем так, что на камнях можно печь лепешки. Арабы, что встречались ему, не поднимают глаз, во всем облике такое смирение, что не может быть искренним, не может быть даже долгим. Было и такое, что, когда он внезапно оборачивался, успевал поймать сосредоточенный взгляд, полный ненависти.

Не все эти люди станут убивать, мелькнула мысль, но слишком много среди них действительно обиженных и оскорбленных. Израильтяне считают арабов людьми второго сорта, это недопустимо. Мы, американцы, считаем это и личным оскорблением, ибо всякий, кто попирает права других людей, попирает и нас. Давно пора было нашему правительству принять меры по искоренению этого расистского режима. Слишком долго терпели…

Или сперва ломали тех, мелькнула мысль, с кем справиться проще. Громадный СССР, двухмиллиардный Китай, фанатичный ислам, замкнувшийся в себе буддизм… Да, наверное, с ними было справиться проще. Потому США сперва обезопасили себя, чтобы не ударили в спину, когда схлестнутся с самым сильным врагом…

Он вспомнил лагеря палестинских беженцев, ужасающую нищету в домах и отчаяние в глазах женщин. Кулаки сами стиснулись так, что побелели костяшки пальцев. Там подростки рано превращаются в мужчин. Их множество, и хоть не все станут шахидами, но обостренное чувство справедливости будет толкать их на акты святой мести. И нужно поскорее вмешаться, чтобы остановить эту безостановочную кровавую бойню.

Стоп-стоп, сказал себе. С таким настроением меня остановит первый же патруль. Я всего лишь турист, беспечный турист, что тратит свои законные две недели отпуска и жаждет получить на потраченные деньги максимум удовольствия…

Он выпрямился, постарался выпятить живот и пошел с видом человека, довольного собой, жизнью, здоровьем, словом, с видом стопроцентного американца, какими их представляют за пределами Америки.

С удовольствием засмотрелся на хорошеньких девушек в очень откровенных шортиках, больше похожих на стринги, во всяком случае, обе загорелые ягодицы задорно двигаются из стороны в сторону. Зрелые матроны бросали в их сторону недовольные взгляды, но это и понятно, им целлюлит не позволяет открыть даже лодыжки, зато мужчины провожают глазами открытые ягодицы с явным удовольствием.

Перейдя залитую зноем дорогу, он нырнул в прохладу кафе, работает кондишен, температура воздуха ниже градусов на пять, чистое спасение, но столики заполнены лишь наполовину.

Бармен посмотрел на него оценивающе, Стивен улыбнулся и кивнул.

– Все верно, – сказал он, – ничего, кроме холодного пива.

– «Хейнекен», «Куолла», «Старый Козел»?

– Ого, – сказал Стивен, – и сюда это добралось? А я думал, что хоть здесь попью местного пивка.

– В Израиле пиво не производят, – ответил бармен, и Стивен не мог понять, шутит или говорит правду. – У нас две трети клиентов – арабы. Увы, приходится считаться, они спиртное не употребляют.

– Несчастный народ, – посочувствовал Стивен.

Бармен усмехнулся:

– Целиком с вами согласен, сэр.

– Ничего, – сказал Стивен бодро, – мы их окультурим. Научим и пиво хлестать, и супружеской неверности, и рисовать зверюшек…

Глава 7

Бармен продолжал улыбаться, но улыбка стала чуточку напряженнее, и Стивен сразу вспомнил, что и евреи, как мусульмане, тоже не рисуют животных. Как рассказывали на лекции между занятиями по рукопашному бою, по той же причине великие русские художники Левитан и Шишкин, к примеру, никогда не рисовали ничего живого, только природу, и когда однажды Шишкину тайком дорисовали на картине «Утро в сосновом бору» медведей, он пришел в отчаяние и покончил с собой.

– Спасибо, – сказал Стивен, он взял два пива и крохотную тарелочку с креветками, сел за свободный столик.

К барной стойке подошли две девушки, одна свеженькая датчанка, так почему-то определил Стивен, хотя с таким же успехом могла быть и шведкой, и полькой, а вторая – типичная местная жительница: загорелая до черноты, с тугим пучком иссиня-черных волос, которые ночью явно щедро распускает по всем подушкам в ожидании мужа.

Бармен подал обеим, как Стивен и ожидал, по вазочке с мороженым, обе с веселым щебетом проследовали в зал, большинство столиков уже оказались заняты, все мы предпочитаем садиться за пустой стол, Стивен на миг понадеялся, что сядут к нему, общество молоденьких щебечущих девочек всегда приятно любому мужчине, но та, которая цыганистая, увидела, как из-за соседнего со Стивеном стола поднялась пара, тут же устремилась туда.

Пара оказалась неряшливой, посуду за собой не переставила на специальный столик, и обе девушки, поставив вазочки с мороженым на край стола, быстро убрали тарелки, с удовольствием сели и защебетали, как веселые беспечные птички. Цыганистая сидела напротив Стивена, на миг их глаза встретились, он посмотрел холодно, уязвленный, что предпочли сесть за стол с грязной посудой, только бы не к нему, а виновата она, ее подруга уже направлялась именно к его столику…

Тихонько звякнул мобильник, висящий у шведки на груди, как изящный брелок. Она взяла в ладошку, что-то спросила, торопливо вскочила, что-то сказала в мобильник, чмокнула подругу в щеку и заспешила к выходу.