Святослав Логинов - Филолог Страница 19

Руки Аниты продолжали споро сновать среди зелени, выдёргивая сорную траву и оставляя нежные проростки фасоли. Они даже ускорили своё движение, Анита очень старалась показать, что вопрос задан между прочим. Например, между прополкой фасоли.

— Это у кучников? — как бы не понял вопроса Верис. — У них и понятия такого не осталось — любовь. Вслух они по преимуществу междометиями изъясняются.

— А ещё раньше? Ты же не всегда у кучников жил?

— Ещё раньше? — Верис поднял взгляд от фасоли. — Я не хочу вспоминать ту жизнь.

— И ту любовь тоже?

— Ту любовь — особенно.

— Поэтому ты оттуда ушёл?

— Я оттуда сбежал.

— А от нас не сбежишь?

— Нет.

— Правильно. Отсюда бежать некуда. Здесь край мира.

Верис вспомнил просторы вселенной, бесконечные миры, от которых он отказался, сбежав сюда, но не стал поправлять Аниту, а спросил, переводя разговор на иное:

— Как ты думаешь, «полоть» это обрабатывать поле или делать землю полой, пустой, свободной от ненужной травы? Конечно, мы в любом случае выходим на прилагательное «полый», ведь поле это пустое место, не поросшее лесом, но генезис слова накладывает отпечаток на оттенки смысла.

— Откуда здесь поля возьмутся? У нас и огородишки сиротские, а поля все у кучников. Но они и сюда тянутся, выживают нас.

— Куда выживают? Ты же сама сказала, что отсюда некуда уходить.

— Совсем выживают, чтобы нас нигде не было.

Встречается такой лингвистический казус, когда слово, в зависимости от контекста, меняет значение на прямо противоположное. «Выживать кому» — оставаться живым, иметь возможность жить. «Выживать кого» — не давать жить, вплоть до полного сживания со света. Жизнь и смерть в представлении древних неразрывны. И что делать, когда лингвистический казус оборачивается жизненной, а, вернее, смертельной ситуацией?

— Слушай, — сказала Анита, уже обогнавшая Вериса на пару шагов, — ты сказал, никто не помнит, что такое гиты и эти, вторые. А что такое вексель? Я этого слова тоже не знаю.

— Вексель, это долговое обязательство, которое даётся сроком на один век.

Музей-заповедник Старая Земля является зоной повышенного риска — отсюда мог быть только один вывод: это не настоящая Земля. Не только памятники фальшивы, фальшива вся планета. Значит, надо искать подлинную Землю, должна же она где-то быть, если, конечно, разыгравшиеся земляне не разнесли свою колыбель в мелкую щепу.

Спрашивается, могло ли такое случиться? Оказалось, ничего особо сложного в такой операции нет. На пробу Верис разнёс вдребезги промёрзший планетоид, и система безопасности не стала возражать против подобного развлечения. Теперь внепространственный канал ни с чем не соединялся и дрейфовал вслепую. Верис выяснил, есть ли ещё такие, никуда не ведущие пути, и обнаружил их множество. Не пустое множество пустых путей.

Но ведь на Земле должны были оставаться люди. Позволит ли программа рушить обитаемую планету? Верис подготовил ко взрыву один из обитаемых миров, но до конца довести дело не решился. А ну, как получится? Вдруг система безопасности не заблокирует идиотский приказ, что тогда? Люди, разумеется, не погибнут, их система как-нибудь спасёт, но и без того, как потом жить виновнику? У некоторых людей есть такое понятие: совесть — тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка.

Впоследствии Верис узнал, что было много способов отыскать прародину человечества, но он нащупал самый простой и верный путь — лингвистический. Раз невозможно найти Землю, Верис попытался сыскать Солнце, обозначив его с заглавной буквы, как имя собственное, и обнаружил его в ту же секунду: ничем не примечательную звёздочку на краю одной из миллиардов галактик.

Верис немедленно попытался пробить канал к третьей планете, но получил отказ, которым остался очень доволен: «Ваши действия представляют угрозу для жизни других людей». Значит, никакую обитаемую планету ему не удалось бы расколоть. Кроме того, запрет косвенно подтверждал, что он обнаружил именно Землю. И неважно, что сходу туда не удалось попасть, хорошо, когда жизнь человека хоть чем-то стеснена, преграда даёт точку опоры, позволяет чувствовать себя человеком, а не кутёнком, подвешенным в невесомости. Движение вперёд возможно только там, где есть препятствия.

Препятствие, то, что заставляет пятиться. Но когда человек сумел преодолеть препятствие, он может упереться в бывшую преграду пятой и двинуться вперёд неудержимо.

Известно, что каким-то образом люди с Земли выбрались, не пешком же они ушли в звёздам Значит, должен быть канал или хотя бы его следы. Верис вызвал карту этой части галактики с обозначениями внепространственных туннелей и сразу увидел ещё один способ найти Землю. Нигде во вселенной внепространственные пути не располагались так густо, захватывая едва ли не каждый, достойный внимания объект. На Землю, если третья планета и впрямь была Землёй, их вело не менее двух десятков.

К сожалению, ни в один из них Верис войти не сумел.

Не сумел, значит, не хватило ума. Филология тоже не всесильна.

Заперты оказались и пути, ведущие на другие планеты Солнечной системы. Создавалось впечатление, что кто-то специально скрыл Землю от излишнего внимания бывших землян. На карте пути обозначены, а пытаешься пройти — их нет. Ближайшие действующие проколы находились в нескольких световых годах от Земли. Для человека, привыкшего скакать по метагалактике, десяток световых лет — не расстояние. И лишь когда Верис ступил на поверхность первого инозвёздного мира, освоенного людьми, он понял, что ни на шаг не стал ближе к своей цели. Солнце мерцало в ночном небе не слишком крупной звездой, и попасть туда не было никакой возможности. Телепортация, вопреки своему названию, действует на небольших расстояниях, между звёзд нужно пробивать постоянный канал, что в окрестностях Солнца запрещено. Оставалось найти какую-нибудь допотопную колымагу или воссоздать её по старым чертежам, и надеяться, что она довезёт к Земле за каких-нибудь триста лет. Занятие для любителей вмерзать в айсберги. Для Вериса этот путь неприемлем.

Планета оказалась непригодна к жизни, с бескислородной атмосферой и практически без воды, но это был первый мир за пределами родной системы, куда ступила нога человека, и люди обустраивались здесь всерьёз. Станция, способная вместить несколько тысяч жителей, горные разработки, ещё что-то, заброшенное и никому не нужное. Очевидно, когда создавалась станция, ещё не существовало глобальной системы жизнеобеспечения, и станция сохраняла порядок за счёт собственных иссякающих ресурсов. Когда-нибудь, она рассыплется окончательно, и туннель будет выходить на поверхность среди развалин. А пока Верис шёл по коридору в свете тусклых аварийных ламп, касаясь рукой осыпающегося пластика, и думал, что сейчас перед ним в уменьшенном виде проходит будущее человеческой цивилизации. Конечно, глобальная программа жизнеобеспечения обладает мощностью на много порядков большей, чем устаревшие системы заброшенной станции, но зато здесь никто ничего не ломал нарочно, всё ветшало естественным порядком. К тому же, никакое количество порядков не имеет значения по сравнению с вечностью. И когда-нибудь, когда вселенная войдёт в иные циклы своего развития, а от нынешних бессмертных не останется и воспоминания, обитатели новой метагалактики, обнаружив ходы, ведущие из ниоткуда в никуда, будут пользоваться ими, словно мореплаватели ветрами и течениями, и гадать: проколы эти естественного происхождения, или была некогда цивилизация межгалактических червей, от которых ничего не осталось, кроме окаменелых ходов в придонном иле.