Григорий Неделько - Система-в-себе Страница 2

– Система понятна, – прервал его Гросснер. – В общем понятна. Осталось найти связующие звенья.

– Если речь о системе, – внёс уточнение Маккинен. – А если это совпадения? Или какие-то из случаев – совпадения, а другие – части системы?

– Да и системы встречаются различные, – присоединилась Вишницкая. – Принцип построения может быть практически любым. Всё зависит только от фантазии и математических способностей отдельного индивидуума, если это он создаёт систему. Или – от причуд Вселенной.

– О которой нам известно крайне мало, – произнёс, будто сплюнул, Гросснер.

Они ещё недолго помолчали.

– Каковы же наши действия? – спросил Маккинен. – Гросс, теперь ты за старшего.

Гросснер покатал во рту невидимую жвачку.

– Во-первых, оставаться начеку, – ответил он. – Во-вторых, успешно завершить задание – это в любом случае самое важное. А помимо прочего… Ты, Вишницкая, отправишься исследовать место смерти Уинка, а также его останки. Сумеешь? Не побоишься?

Он помнил реакцию медицинского работника на поистине сверхъестественный ужас, представший их глазам.

– Всё будет нормально, – бодро и, по возможности, весело откликнулась Вишницкая. – Тогда сработал фактор неожиданности.

– Да уж, фактор… Признаюсь, сам от такого фактора чуть в штаны не наделал.

– Короче говоря, можешь на меня рассчитывать.

– Хорошо. Тогда ты, Маккинен, свяжешься с Землёй, опишешь им ситуацию и попросишь прислать нам информацию об этой части галактики. Особенно важно и интересно было бы ознакомиться с последними сводками.

– Принято.

– Ну а я… я поведу корабль дальше, а заодно проверю, как работают системы корабля, нет ли неполадок и не происходило ли других загадочных происшествий. Кто знает, может быть, увиденное нами – лишь маленькая снежная шапка наверху огромного айсберга, вроде того, что потопил «Титаник». Ах да, ещё переговорю с принимающей стороной: вдруг они что любопытное засекли.

– Давно бы уже сообщили, если б так, – заметил Маккинен.

– Ты прав. Но есть ли у нас выбор?

Маккинен вздохнул; Вишницкая промолчала.

– Тогда вперёд, – резюмировал Гросснер. – Чем быстрее разберёмся с этим, тем лучше. Не хочу закончить, как Уинк… и, думаю, никто из вас тоже.

Молчание выразило общее согласие. Затем, сгрузив в автомойку грязную посуду и убрав со стола, они разошлись каждый по своим делам.

Подступить к процессу анализа для Вишницкой было сложнее, чем казалось вначале, – вернее, чем она верила. Врач убеждала себя, что первичная реакция – прямое следствие неожиданной и шокирующей информацией, но на деле всё выглядело гораздо хуже. Какими бы пугающими и внезапными ни были сведения, если ты профессионал такого уровня, тебя не может, не должно остановить ничто. Значит? Значит, объяснение, на первый взгляд, необъяснимой трагедии прячется в местах гораздо более тёмных и труднее представимых, чем способна вообразить молодая доктор.

И всё-таки годы учёбы, практики и работы дали себя знать, помогли. Автоочистку здесь они отключили ещё до того, как уйти; не тронули лишь вентиляцию, ибо запах стоял преотвратный. Он-то сразу и привлёк внимание Вишницкой; запах едва-едва выветривался, несмотря на совершенную (так, во всяком случае, убеждали производители), последней модели систему вентиляции. Запах был инородный – в чём-чём, а в этом Вишницкая не сомневалась.

Нацепив лёгкую металлическую автомаску (регулировка дыхания, подача кислорода и пр.), Вишницкая присела, вытащила из-за пояса раздвижной, трансформирующийся держатель и взяла несколько проб. Мясо и кости по отдельности положила в твёрдые вакуумные контейнеры с самозавинчивающейся крышкой; кровь – в суперпрочный пакетик из модифицированного и апгрейдированного пластика.

Встала, вдохнула пару раз – то ли чудилось, то ли вонь, минуя защитные механизмы маски, всё равно проникала в ноздри. Да нет, нонсенс! Просто слишком много эмоций, к тому же отрицательных, за столь короткий промежуток времени. Вишницкая сняла с другого бока анализатор запахов, похожий на укороченный бластер с сенсором; коснулась квадратного сегмента, и трубовидный прозрачный резервуар, закреплённый на анализаторе сверху, заполнился образцом здешнего воздуха, когда короткое «дуло» втянуло его в себя по принципу пылесоса.

Почему-то мысль о древнем механизме, которым раньше избавляли поверхности от пыли, заставила Вишницкую усмехнуться. Сейчас новейшие робососы постоянно сканируют квартиру на предмет грязи, что следует убрать, и аккуратно, всячески стараясь не мешать владельцам апартаментов, разбираются с обнаруженным. А встречаются и полностью автоматизированные квартиры, где ванна знает, как и сколько тебя мыть, где кухня лично подбирает блюда к завтраку, обеду и ужину и готовит их, где свет сам прекрасно осведомлён, включаться ему или гаснуть, делаться тише либо же, наоборот, увеличивать яркость…

Мысль Вишницкой была абсолютно понятна: в ситуации, куда по воле жестокого слепого случая угодили она с двумя мужчинами-коллегами, прослеживалась явная нить неизведанного, чуждого. И поистине кошмарного. Объяснения пока не находилось, и это, разумеется, лишь добавляло обстоятельствам коварной и жуткой экзистенциальной неизбежности. Знать бы, что угрожает им, и стало бы вмиг легче; но, похоже, у судьбы имелись собственные планы, делиться которыми она – в данный момент, по крайней мере, – отнюдь не собиралась.

Что за странный мерзкий запах? Что или кто разорвало Уинка, в буквальном смысле, на части? Произошло это изнутри или снаружи, или одновременно с разных сторон? Почему синхронно сломалось (было уничтожено?) всё освещение в конце сектора H-7? И что обнаружил Уинк перед смертью?

Вишницкая помнила его крик. О боже! Поскорей бы забыть тот вопль, идущий будто бы из глубочайших бездн Ада! А самое страшное… самое страшное – длился вопль всего одно мгновение; потом – тихий-тихий, бесконечно жалостливый, беспомощный хрип – и тишина… через пару десятков секунд разрываемая звуком, который они с коллегами, не сговариваясь, именовали взрывом. Но, конечно же, слышали они не взрыв, а громкий водянистый хлопок, сопровождаемый отзвуками чего-то рвущегося и ломающегося. Стоило на секунду представить, что описанные «спецэффекты» сопровождают смерть раздираемого на куски неведомой волей живого существа – живого, мыслящего существа, человека разумного! – как мгновенно опять накатывала тошнота…

Гоня прочь навязчивые безжалостные мысли, Вишницкая закончила сбор образцов и, не глядя ткнув сенсор ручного запуска системы очистки, поспешила в сектор I-2, где располагалась лаборатория.

Откалибровав курс «Лученосца – 1» (так назывался их корабль), Гросснер «зарылся» в бесчисленные папки, информационные таблицы и панели управления звездолёта. Он копался в них уже битых три часа и не обнаруживал ничего. Кроме того, его волновало, почему не приходят с отчётами Маккинен и Вишницкая; он надеялся, что причина, с одной стороны, достаточно веская, а с другой, абсолютно безвредная.

И тут всё его внимание привлёк рапорт надзирателя – анализирующего автомата – в мусорном отсеке. Оповещение они пропустили несколько часов назад, просто потому, что в нём не содержалось ничего экстраординарного; обычный, очередной отчёт о работе рядовой части корабельной системной. Чертовски смущал, правда, несомненный факт: судя по отчёту, мусоросборник как минимум один раз открывался и закрывался, в то время как ни Уинк, ни Гросснер не отдавали соответствующего приказа.

Гросснер быстро вызвал на экран изображение мусорного отделения. Постучал по сенсорным клавишам, прибавил освещения в отсеке и яркости на мониторе, а затем, двигая рукой по сенсочувствительной панели, принялся осматривать мусорку метр за метром – и ещё внимательнее.

К концу этого процесса вопросов прибавилось. Гросснер, не отключая изображения мусоросборника, откинулся на пневмокресло и постарался понять, как, каким, мать его, образом что-то здоровенное могло само проникнуть внутрь корабля! Открыть люк, влезть, закрыть люк – и исчезнуть! Гросснер проверял показания приборов: хотя фоторегистратор, так же как звукосниматель, не засвидетельствовал ничего, системы движения, что называется, «в один голос» твердили: четырёх-пятиметровое нечто, внушительных же ширины и объёма, залезло в корабль, чтобы потом… пропасть. Просто испариться!

Гросснер матернулся; приопустил голову, закрыл глаза, протёр пальцами веки.

В этот миг дверь в рубку разъехалась на сегменты, впуская Вишницкую и Маккинена. Выдохнув, Гросснер открыл глаза, отнял пальцы от головы и постарался нацепить на лицо приличествующее рангу спокойное выражение – удалось с великим трудом! – вслед за чем повернулся к коллегам.

– Ну как?

Они молчали. Тогда Вишницкая легонько пихнула локоточком Маккинена в бок.