Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич Страница 2

без шерсти на щеках и подбородке, что являлась главным признаком риканских и россайнских варваров. И такой же была его госпожа - розово-смуглой, зеленоглазой и восхитительно прекрасной!

   - Вы не замерзли, тари Айчени? - произнес Туап Шихе, с почтением склоняясь над ее креслом. - Здесь, на высоте, мы чувствуем ледяное дыхание Чак Мооль, а временами сам Коатль дует нам в затылок, а это ощущение не из приятных... Приказать, чтобы принесли подогретого вина?.. Может быть, «Кровь Арсолана»? Или пару меховых накидок?

Чак Мооль, отметил Дженнак, Коатль, а не Керун, Арсолан, а не Солан... Хоть людей, подобных Туапу Шихе, и называли теперь аситами, но род свой он вел не от степняков-тасситов, а от атлийцев. Несомненно, он был человеком образованным и наверняка знакомым с Чилам Баль, а не с урезанной и упрощенной версией Пятикнижия. Быть может, он даже изучал майясский в одной из Высших Школ, где-нибудь в Чилат-Дже- ньеле или в Цолане... Что не мешало ему выглядеть бравым воякой: черный мундир блестит как шкура пантеры, на левом плече светится серебряный символ ранга, три орлиных пера в орлином же клюве, на правом пестрят наградные вампы, у пояса - нож в изукрашенных перламутром ножнах. Великолепие и элегантность, вежливость, забота и предупредительность... Вероятно, акдам хотел понравиться Чени, и его старания были вознаграждены: она отбросила капюшон и одарила асита ослепительной улыбкой. Но сказала:

   - Я нуждаюсь лишь в уединении, мой господин. А вздохи Коатля меня не тревожат; ведь он - ваш предок и, разумеется, милостив к храбрецам, парящим среди холодных облаков. Мне спокойно под вашей защитой.

В этом была вся Чени - с ее непостижимым искусством выпроводить и не обидеть, сохранить дистанцию и отказать - но так, что отказ воспринимался едва ли не наградой. Колдунья, чаровница, под взглядом которой мужчины таяли, словно воск на солнце!

Акдам Туап Шихе не составлял исключения; когда был помянут Коатль, его божественный предок, и парящие среди облаков храбрецы, смуглые щеки асита порозовели от удовольствия. Он щелкнул каблуками и прижал руку к сердцу.

   - Не смею более надоедать достойным тару и тари... Встретимся за обедом!

Еще одна улыбка - не менее ослепительная и восторженная.

   - О, эти трапезы, акдам!.. Мед для души, радость для сердца... Кухня у вас великолепна, вина изумительны, а беседы столь интересны, что я забываю есть и пить.

Каблуки асита снова щелкнули, темные глаза блеснули, а лицо сделалось уже не розовым - багряным. Дженнак следил за этими переменами не без интереса, размышляя о женском коварстве, необоримости женских чар и волшебстве взглядов, способных даже селезня превратить в орла. Взять хотя бы этого акдама... Видно, неглупый человек и опытный в любовных делах, а растаял от пары улыбок... Растаял! Хоть на вид он не моложе достойного Джена Джакарры - не юнец, а сорокалетний мужчина, перешагнувший порог зрелости... Впрочем, о собственных годах Дженнак старался не вспоминать, ибо его и достойного Джена разделяла пропасть почти в три столетия - не говоря уж о том, что Джен Джакарра являлся сыном Та-Кема Джакарры, столь же неотличимого от Дженнака, сына Джедан- ны, как вчерашнее солнце от сегодняшнего.

Асит удалился, и Чени вновь надвинула капюшон - все-таки здесь, на высоте девяти тысяч локтей, воздух был резок и свеж. Ветра, правда, не чувствовалось: «Оерентин» покорно плыл в воздушном потоке, и двигатели его сейчас молчали. Обычно их тонкий пронзительный визг раздавался лишь при маневрировании, когда воздушный корабль шел к причальным шестам или карабкался вверх, кругами набирая высоту; в иное же время несли его ветры - будто облако или сухой листок, подхваченный ураганом. И потому казалось, что сам «Серентин» неподвижен, а земная сфера под ним ворочается с упрямой неторопливостью, от причальных шестов в Шанхо к таким же мачтам в Удей-Уле, от берегов океана к Лунному озеру Байхол. И поворот сей занимал целую ночь и целый день.

Левая галерея, открытый балкон между пропастью и бледно- желтой гондолой «Серентина», пустовала. Здесь находились восемь кресел, скрепленных попарно и привинченных к палубе и невысокому бортику; Дженнак сидел в одном из них, Чени - в другом, и каждый из них был привязан к сиденью и спинке широкими ремнями - крест-накрест через грудь и вокруг пояса. На коленях Дженнака лежала двойная зрительная труба, а над его головой застыло серебристое облако - вытянутый эллипсоид «Серентина», наполненный газом и оплетенным множеством канатов, к которым крепилась пассажирская гондола. Смотровые галереи охватывали ее с обеих сторон, соединяясь на корме, у хвостовых двигателей; передняя часть была застеклена и служила для управления воздушным судном. Дальше располагались кабины экипажа, кухня, просторный салон, место трапез и развлечений, и, наконец, восемнадцать удобных кают для живого груза. Что до прочих грузов, упакованных в ящики и мешки, то их перевозили в трюме, под пассажирской палубой, и там же помещались цилиндрические баки с горючим и водой.

Меняются времена, подумал Дженнак; вот уже люди парят над землей словно орлы или мчатся в грохочущих крыланах быстрее ветров и грозовых туч... Что же им осталось? Подняться в Великую Пустоту на столбе яростного пламени, уподобившись самим богам? Перелететь в другие миры? Да, то был бы не меньший подвиг, чем совершенный им, и кейтабцем О’Каймором, и другими людьми, перебравшимися через Бескрайние Воды в утлых драммарах... Увидит ли он зенит человеческой славы? Доживет ли? Казалось ему, что доживет; он прожил триста тридцать два года, и у него в запасе было еще лет двести. Может, и больше; кто измерит жизнь кинну, избранника богов?

Чени, перегнувшись над бортиком - так, что натянулись привязные ремни ее кресла, глядела вниз.

   — Озера еще не видно, милый... Ни озера, ни Тракта Вечерней Зари... А солнце сядет через три кольца.

   - Мы увидим озеро, город и дорогу до заката, - сказал Дженнак, оставив свои думы. - Видишь реку под нами? Это Селенг. Широкая река, - добавил он, покосившись на синий волосок в зеленой медвежьей шкуре. - Широкая - значит, Байхол близок. Сотня потоков текут в него, но лишь Селенг начинается здесь и уходит к югу, к Черным Пескам... Гиблое место! Мы пролетали над ним ночью.

Чени, отогнув краешек капюшона, с любопытством взглянула на него. Губы ее подрагивали в лукавом намеке на улыбку.

   - Ты и тут бывал, мой странник?

   - Я бывал почти всюду, моя чакчан. Всюду, кроме Дальнего материка и Южных Льдов... Мир совсем невелик, когда странствуешь в нем три столетия и начинаешь вдруг понимать, что измеряется он не только расстоянием, но и временем. И если время тебя не торопит, успеваешь обогнуть земную сферу не один раз. Так что я бывал везде, - Дженнак наклонился, с усмешкой заглядывая в лицо Чени, - но ни в одном из мест не попадалась мне столь обольстительная и столь коварная женщина. Ты хочешь заморочить голову акдаму? Ну, так еще пара улыбок, и он возьмет тебя в плен, а я полечу к земле с переломанной шеей. Имперские аситы, знаешь ли, народ опасный... один Невара чего стоит!

   - Да, я знаю... Это ведь о них сказано - Мейтасса, убереги от когтей ягуара, зубов гремучей змеи и мести асита? Или атлийца? - Ровный лоб Чени прорезала морщинка, но она тут же с напускным легкомыслием махнула рукой. - Ну, пусть! Пусть меня украдут - не в первый же раз! А вот о шее твоей я беспокоюсь... шея у тебя одна, мой вечный странник, а рук у Невары много... и лучше, если Туап будет на нашей стороне. Ты ведь сам говорил, что в армии недолюбливают Надзирающих? Зовут их шпионами, да?

Дженнак кивнул. Разумеется, она была права - расположение Туапа Шихе пригодится беглецам, ибо власть его на борту «Серентина» равна власти любого из богов. В Удей-Уле, в Айрале или Роскве акдам мог получить приказ об их пленении или о том, что ло Джакарру с супругой следует передать Надзирающим - и лишь Мейтасса ведал, как он поступит. Подчинится или попробует помочь? Здесь, в небесах, отрезанный от линий эммелосвязи, Туап Шихе являлся полным господином и повелителем, но на земле... На земле он был всего лишь акдамом воздушного флота — но стоило помнить, что временами кинжал акдама ближе, чем секира в руках владыки провинции или целой страны.