Александр Шакилов - Домик студента Чо Страница 2

Восхождение. Скрежет замка, раздеться, разуться. Телевизор не включать, опасно — из-за беспорядочного мелькания гипнорекламы слишком велик риск подхватить эпилепсию.

Пакет вьетнамской вермишели, кипяток — ужин готов. Мой ручной скорпион спрыгивает на стол, ловит таракана, ест. Наши кулинарные пристрастия слегка отличаются.

Вытаскиваю из сумки пачку конспектов. Верхний — совсим. Страницы толстой тетрадки пропитались кровью: у Адольфа Петровича жуткий насморк, проверяя конспекты, он частенько чихает.

Жду. Скоро восемь.

:и брёл всё равно куда. Самум поселился в колтунах твоих волос, и песок щекотал орлиные перья на голове.

Город ты почувствовал издалека. Дым фабричных труб и крематориев, вонь блошиных рынков и химических заводов, вены проводов и мрачные туши дирижаблей над стеной-оградой. И вода, много воды, отравленной жидкости, хлюпающей из труб и желобов, осиными сотами пронзивших бетонные плиты, по периметру окружающие небоскрёбы и проспекты. Вода текла, испарялась и, заполняя выемки в пересохшей глине, застаивалась, рождая легионы малярийных стрекоз-слепней и тифозных комаров-богомолов.

Город. Вавилон. Мегаполис Дзию. Болотная гать, шаг, шаг, ещё: — и стена, дверь, и приглушённый ржавчиной голос:

— Кто?

— Я.

— Что надо?

— Войти. Внутрь.

— Зачем?

— Дом. Мне нужен дом. Приют. Свой угол. Пустите!

— Входи, путник. Будь как дома.

И ты вошёл в скрип изжёванных временем петель, ты был снаружи, а теперь внутри, ты упираешься лбом в маслянистый ствол автоматического гранатомёта — тебе рады, встречают; это хунка, церемония принятия родства.

— Великий Дух да направит ваши стрелы, укрепит щиты и вложит дыхание в горла ваших бизонов! — говоришь ты, и тебя бьют прикладом в лицо. Возможно, у местного племени просто нет лошадиного хвоста, что бы приветливо обмахнуть твои щёки. И поэтому они используют:

Падаешь.

Теперь ты горожанин, без вариантов.

Щелчки предохранителей, "зайчики" лазерных прицелов, и приглушённый забралом триплексной каски голос:

— Чо надо?! Чо ты здесь делаешь, м-мать твою?!

"Русские цыплята никогда не болеют мытом (насморком), губительным для всех иностранных пород", — от нечего делать я листаю конспект.

Ровно в восемь появляется Фен, на плече у него жёлто-голубая спортивная сумка. Значит, Фен был на тренировке. Тренировка — это боевой гопак, отмеченный в УК Вавилона исправительно-трудовой статьёй. Аборигены собираются в каком-нибудь сыром подвале, курят тютюн и разговаривают на непонятном языке. Ещё — то ли дерутся, то ли танцуют. Фен! Безумец! У него в сумке "зерно", плод трёхмесячных страданий, а он чёрти чем занимается, непонятно где шастает!

Фен трёт обожённую током ладонь, он вынимает из предплечья две иглы:

— Ну и бардак у тебя в подъезде.

— И не говори.

Мы выходим на улицу, ловим рикшу:

— Шеф, подкинь, да?

Молодой таджик отвозит нас на городскую свалку. Я расплачиваюсь; на мускулистой груди рикши дремлет мохнатый тарантул.

Извозчик возвращается на проспект, а мы уже у серебристой диафрагмы пропускника. Из караулки выходит седой японец-буракумин, на его песочном камуфляже позвякивают медали и наградные знаки:

— Кто? Что надо?! — лает неприкасаемый, хватаясь за стрекало электрошокера.

— Мы. Вот, — мы протягивает запястья биотатуировками штрих-кодов кверху, мы ничего не скрываем, у нас нет проблем с Законом.

Японец считывает сканером два файла-пропуска:

— Прошу, — подобострастно улыбается. — Шаманить, значит, пожаловали? Для вас заказан сектор 3-4-7j бис. Найдёте? Или от щедрот модифа-проводника пожертвовать? Есть у меня отличный дог, великолепный зверь. За умеренную плату я бы мог ссудить на некоторое время:

— Спасибо. Найдём, — не сомневается Фен. Мне бы его уверенность и::нашли. Почти сразу — минут пятнадцать потратили.

— Да уж, уютное местечко, — осматривается напарничек. — Хорошо, я Маринку с собой не взял. Она очень просила, а я не взял. Не надо ей.

— Ты рассказал? — удивляюсь я. — То-то она ТАК смотрела: И правильно, её тоже касается, она… Если бы не она: и не ты:

— И ты тоже, — обрывает меня Фен. — Что уж теперь? "Зерно"-то проросло. Ты готов?

— Всегда готов.

Пучок "душистой травы", клочок бизоньей шерсти, корешки и сухожилия. От пояса до макушки я выкрашен алой эмалью, ноги в жидкой грязи. Тело моё разрисовано древесным углём. На правой щеке — полумесяц, на левой — Солнце. Под сердцем — Солнце, на правой лопатке — полумесяц. От морщин на лбу, по носу, к подбородку опускается белая полоса нитрокраски. Кольца полос обхватывают лодыжки и запястья. Всё согласно техпроцессу.

Танец Травы, Сник Ап и Кроу Хоп — я выделываю ногами кренделя, в точности повторяя движения, заученные на практических занятиях. Я шлёпаю костяшками пальцев в бубен: кожа, скальп девственницы, гудит и грозит порваться. Фен улыбается, скарабей спрятался в волосах.

Фен вскрывает криогенную капсулу.

:прикладом в лицо.

Вот так тебе присвоили гражданство — выдали парочку членистолапых тварей, о котором должно заботится. Если насекомые умрут или пропадут без вести, тебя выгонят из города.

С позором.

Ты выбрал имя и поселился на свалке — отковырял в металлоломе нору. И была зима, и с засвеченного прожекторами неба падал снег и замёрзшие синицы. Сердобольная старушка выгуливала меж терриконов мусора лохматого зооморфа, гибрид шимпанзе и ньюфаундленда. А ты сидел у коптящего старыми покрышками костра. Старушка подошла, присела рядом и поведала, что жить в норе не очень удобно. Нора — это не квартира, и тем более не дом. В нору никто не пришлёт и-мейл и не отправит бандероль. В нору не ходят в гости. Девушки игнорируют парней, которые живут в норах, девушки предпочитают молодых людей с внушительной пропиской.

Падал снег, старушка куталась в выцветшее розовое кимоно на шиншилловом меху.

— Спасибо, — ты повернулся, чтобы уйти, чтобы навсегда покинуть убежище в металлоломе. — Спасибо.

— Не за что, — она ударила тебя виброножом в спину, слегка оцарапав скорлупу. Ты чуть было не обиделся и спросил:

— Зачем?

— Надо, — ответила старушка; две оранжевые сколопендры приютились на её локтях. — Ты слишком здоров. Так нельзя, люди не любят уродов.:с тех пор ты завёл себе насморк и заметно хромаешь, ты вымазываешь лицо синюшным тональным кремом и плачешься на боль в спине и суставах; за громадную взятку ты приобрёл настоящую медицинскую карту — истрёпанные бумаги-страницы, похороненные в десятках неизлечимых хвороб и диагнозов: